Вода продолжала течь из крана тонкой струйкой, и я воспользовалась этим – снова умылась. Закрутив маховики, вытерлась полотенцем. Зачем-то схватила расчёску и несколько раз глубоко и яростно провела ею по волосам. Щетина «массажки» болезненно прошлась по коже головы, но мне это даже понравилось – я переключилась на другие ощущения.
Заплетя волосы в косу, и стянув заколкой её кончик, поправила мятую футболку, расправила складки рукой. Трикотаж натянулся, обрисовывая контуры моего тела.
М-да. Похудела. Как сказал бы Нон: «Сдала, подруга». Так дело не пойдёт. Питаться нужно, впрочем, как и жить. Только ни того ни другого делать не хотелось. Я тосковала по напарнику, другу, мужчине, любовнику, брату, дуалу коим для меня был Нон Возов. Я отказывалась верить в его смерть. У меня были причины: отложенная связь внутри нашего с дуалом Модо, которая чувствовалась и сейчас.
Я ждала его. О, как же я ждала Нона! Без него не представляла будущего, впрочем, как настоящего. Моим прошлым он был всегда. Почти каждое мгновение моей осознанной жизни наполнял он – Нон.
Не помню, как очутилась в интернате – событие стёрлось из памяти, хотя в личном деле написано, что в Орден попала в возрасте четырёх лет. Это очень поздно. У любого из братьев и сестёр, возраст посвящения составлял не больше полутра лет от роду. Нон очутился в числе посвящённых в годовалом возрасте.
Помню, в первую ночь в интернате я крутилась в кроватке, стоящей рядом с окном. На других – лежали девочки примерно моего возраста. Я смотрела в потолок и тихо плакала, вытирая кулачком щекочущие кожу слёзы. В тот момент мне казалось, что я одна в целом мире и не понимала: почему так вышло и за что меня бросили?
Неожиданно дверь тихо открылась, и порог спальни переступил мальчик. Его русые волосы были взъерошены, а глаза – заплаканы. Он обвёл взглядом кроватки с девочками. Когда взор остановился на мне, быстро сократил разделявшее нас расстояние и замер у изголовья. Его маленькая ладошка коснулась моих волос, а с губ сорвался шёпот:
– Я тебя чувствую. Не плачь, тогда и я плакать не буду. Я сильный и не плакса – так и знай.
Я кивнула мальчику, а он добавил:
– Не знаю, как это получается, но теперь ты и я будем всегда вместе, даже тут. Особенно тут.
Пацанёнок дотронулся пальчиком до своей головы и поджал для убедительности губы. Через пару минут он развернулся и скрылся за дверью. Позже нас представили друг другу, и мы не расставались с того самого момента никогда.
Я любила Нона, была с ним счастлива, хоть и понимала, что создать семью нам не дадут – закон Ордена стеклодувов, будь он не ладен! Мы с Ноном успешно его нарушали – это была тайна, скелет в нашем общем шкафу. Опасность и прыжок над пропастью.
Но кто тот блондин из сна? Сцена на фоне пёстрого неба с двумя крупными дисками казалась трагичной – шагом в неизвестность. Или бездну.
О! Это воображение! Почему я размышляла о том парне? Он – сон. Осталось только сесть и додумать историю до конца, да так, чтобы он жил долго и счастливо. Сказочница! Других дел нет, что ли? У меня жизнь полетела в Тартарары, а я на сне помешалась!
Вот что мне действительно сейчас необходимо, так это анализировать, мыслить, взвешивать. Важно попытаться осознать то, что хотел сказать мне Нон.
Бросив взгляд на зеркало, я покинула санитарную комнату и уселась за рабочий стол, где была разложена нарисованная накануне схема. Она включала в себя имена всех, кто был убит. В их числе и Нон. Его имя я написала в углу листа: ведь считала напарника потерпевшим, не вписывающимся в общую картину преступления.
Кому я вру? Судя по жертвам, в пресловутую картину преступления не вписывались все, кто отображён на листе. Ощущение такое, что все, кто был убит – случайные люди, очутившиеся не в том месте и не в то время. Роднила жертв лишь особая металлическая фишка с цифрой «одиннадцать», оставленная злоумышленником на каждом трупе.
Как там во сне было? Тот блондин на супернавороченном автоплане сильно загонялся по нумерологии. Одиннадцать – это один и один. По его размышлениям сущность, которая связана с другой сущностью по средствам дуализма.
Хм. Занятно. Родоначальником такого отношения к цифрам стал Пифагор, а его ученик Платон считал, что у мироздания есть математический код. Хорошо бы! Если бы шифр отыскался, то решились бы многие проблемы бытия. Тогда написали бы формулу гениальности, долголетия, любви, ревности…
Что-то я не в ту степь в размышлениях ушла. Возвращаемся!
Итак, в деле о маньяке с фишкой, которое мы расследовали с Возовым, аж три единицы, и все с ярко выраженными подавленными гипнотическими способностями. Потому дело забрал себе Сыск Ордена, а не обычные следователи полиции, и передал в наш отдел.
Покопавшись в ментальной карте потерпевших, мы с Ноном обнаружили, что у всех жертв при их жизни отмечалась одинаковая по свойствам и стилю блокировка на неясные пси-факторы. Такое сплошь и рядом случается при кодировке людей во время гипнотического сеанса, после назначения такового судом или специальной службой Порядка.
Но сама блокировка – шифр из сочетания понятий, образов и цифр – оказалась нелегальной. Это было установлено экспертами, проработавшими рукописные записи потерпевших, аудио и видео треки. У каждого время корректировки личности произошло в канун смены одной работы на другую. Но почему жертвы маньяка не воспользовались легальной услугой?
Рисковали? Да. Молчание об изменениях в личности – преступление перед обществом, пусть и каралось административным кодексом. Но у них всё получилось и, приобретя новую блокировку сознания, они изменили личность – значит и жизнь.
Что в их существовании случилось такого, для чего потребовалась корректировка?
Или так: что произошло такого, что три человека обратились не в специальные ведомства, обслуживающие проблемы подобного рода, а к кустарю, гипнологу-нелегалу?
Индивидуальность, интимность давно перестали быть частью нашего мира. Любые изменения, как субъективные, так и объективные вносились автономно компьютерными программами или специальным ведомством в личные анкеты каждого живущего на планете.
Трое скрыли изменения в личности, доверившись ремесленнику, и тем самым вручили своё будущее в нечистые руки – это первая версия, к которой мы пришли с Ноном.
Подобное влекло за собой наличие клиентской базы нелегала с полным перечнем незарегистрированных в государственных базах кодов, – а значит к целому ряду серьёзных проблем.
Кодировка сама по себе – благо, и как любой дар его можно очернить, навязав следующую надстройку блоков, превратив человека в живую куклу.
Далее – по накатанному: тонкое тело убийцы отреагировало на вибрации закодированных кем-то людей. Или кто-то воспользовался клиентской базой кустаря-одиночки и сотворил монстра, подбрасывающего фишки с цифрой «одиннадцать».
А может и сам гипнолог зачем-то пожелал проредить пласты тех, с кем поработал однажды. Сделать такое просто: сделай чудовище из одного бывшего «пациента» и заметай следы, науськивая его на всех подряд. По статистике такие преступления случаются чаще других. Мы с Ноном пошли по стандартной инструкции и теперь мне понятно, что именно в этом состоял промах.
Тонкие тела – «психо-духовные» составляющие всех живых существ, их жизненная энергия. Ордену удалось продвинуть в Совете Лиги наций законопроект о принудительной гипнотической кодировке граждан, признанных судом ведущими неблагонадёжный образ жизни. Это случилось около ста пятидесяти лет назад, и в рамках закона воспитано уже четыре поколения.
Неблагонадёжность – история с продолжением. Каждый гражданин планеты подвергся в той или иной степени гипнотическому кодированию. Это отмечено в их личных анкетах. Другими словами – к каждому из людей подобран индивидуальный ключик, повернув который, можно остановить индивида на краю бездны.
Ещё в школе учащихся заставляли писать ответы на вопросы в тестах, а высокой комиссией отслеживались их результаты. Вопросы в анкетах не повторялись, и подготовиться к прохождению задания невозможно.
В старших классах ребят обычно просеивали через сито повторно, ведь именно в этот момент начинает формироваться, так называемая, лояльность к чему-то запрещённому.
Мы с Ноном окончили обычную школу, и никогда не писали опросники – мы ведь из Ордена. Делали вид, что, как и все готовимся к важному событию, а сами штудировали законы, чтобы предстать перед наставниками. У нас тоже решалась судьба, только иначе: нас волновало, кем мы станем внутри общества рыцарей. Судьба забросила нас в аналитический отдел Сыска.
Что-то я увлеклась воспоминаниями. Нужно возвращаться к трупам.
Итак, все потерпевшие прошли гипнотическую кодировку нелегально – факт. В «портфеле» жертв, двое мужчин и одна женщина. Все примерно одного возраста: от двадцати трёх до двадцати шести лет.
Я поднялась из кресла и прошлась по комнате. Мне нужны были эти рефлекторные, монотонные, естественные для каждого человека движения, чтобы сбить желание снова сконцентрироваться на мысли: «Что же хотел сказать Нон, оставив в тайнике орбис-парва с копиями дела?» Я потратила на обдумывание двое с половиной суток – результат нулевой. Эта тропа не моя – нужно самостоятельно, отрешённо мыслить.
У меня хорошая память и личное дело каждого из потерпевших помнила наизусть. Оставалось лишь ещё и ещё раз воспроизвести в голове сухой текст заключения о стабильности и гражданственности убитых.
Итак. Первой погибла девушка Луиза Граф. Ей исполнилось двадцать три года. Проблем с законностью не имела и легальную гипнотическую кодировку не проходила один раз. К повторной услуге показания отсутствовали, согласно документов, предоставленных службой Порядка. Работала Луиза Граф в сталелитейном цехе диспетчером роботизированных станков.
Почему её зверски убили – вопрос не такой уж сложный.
Граф оказалась в тот день в Вастумном районе – дне общества, где проживали отщепенцы, отбросы, неблагонадёжные граждане, бывшие уголовники. Потому её смерть поначалу показалась полиции естественной – нечего ходить, где не просят. К тому же выглядело место преступление так, будто там орудовал маньяк. Только вот фишка – металлический кругляш с цифрой «одиннадцать» – выбивался из общей картины.
Вастумный район – место, отыскиваемое на каждой из обживаемых разумными расами планет. В него выселяли лиц, не поддающихся гипнотическому воздействию. А так же тех, кто подвергался перекодировке сознания длительного действия больше семи раз. М-да. Чем не повод, чтобы отыскать нелегала, если пагубная страсть, сильнее комбинации стандартных или усиленных мер кодировок личности.
Я подошла к столу, упёрлась одной рукой в столешницу, другой – отыскала фотографию убитой.
Внешне Луиза ничем примечательным не выделялась: светлые газа, тонкие губы, скуластое худощавое лицо, светлые короткие волосы. Не похоже, чтобы она была склонна к тайным страстям, которые бушуют в сердцах юных дев, не пользующихся вниманием противоположного пола. В деле говорилось о молодом человеке по имени Нил Фейерверков – её женихе.
Стоп! Где у меня его фотография? Ах вот! Забилась под компьютер.
Со снимка на меня смотрел русоволосый парень с зелёными глазами, круглолицый, с пухлыми губами и носом-картошкой. Я совместила две фотографии и невольно ухмыльнулась.
М-да. Парочка хоть куда! Правду говорят: противоположности притягиваются.
Ладно. Что там ещё про Луизу Граф? Так-так. При поступлении на работу было отмечено, что кодировок не проводилось. А устроилась девушка в пекарню сразу после окончания школы – в пятнадцать лет. Спустя пять лет Граф сменила профиль и на новом месте работы обнаружилась пометка о кодировке.
– Странно, правда? Вроде всё легально: ведь она сообщила в анкете об изменениях.
Ох! Болтаю открыто, а слышен только мой голос. К кому я обращаюсь, я ведь одна! Привыкла, что Нон всегда рядом…
С трудом сглотнула, облизнула губы. Чтобы не расплакаться глубоко вдохнула – шумно и протяжно выпустила из лёгких воздух.
Луиза. Не забываем. Снова настраиваемся на работу. А лучше записать всё, что показалось мне странным, несовпадающим, излишним.
Открыв новую вкладку на компьютере, я написала в трёх колонках: «Портрет потерпевших. Странности. Несовпадения». Далее начертала имя девушки, рядом – её адрес.
И первое с чего следует начать: раздобыть карту проверок психо-эмоционального состояния. Записано.
Нужно выяснить, говорила ли девушка комиссии, какого свойства была кодировка: долговременная или пополняемая? Такое никто не станет скрывать – себе навредишь. Записано.
А ещё следует отправиться к участковому врачу девушки и поинтересоваться о проблемах Луизы Граф. Может у неё была серьёзная болезнь и девушка не смогла выдержать эмоционального напряжения. Затем – отправлюсь к жениху. Записано.
В дверь постучали. Я дёрнулась, смахнув со стола фотографии влюблённой парочки.
– Минутку! – мой голос оказался уверенным, немного хрипловатым, какой бывает со сна.
Быстро подобрав карточки, я покидала их в сейф, встроенный в стене. Туда же отправился и лист с именами жертв.
– Иду, иду!
О проекте
О подписке