Благодарю своих друзей: К. М. за помощь с вычиткой и переводами, А. В. Зорина – за гравюры Аткинсона, и свою сестрёнку Екатерину Перфильеву.

Отдельная благодарность лучшему другу Александру Герасименку, без постоянной поддержки которого не было бы вообще ничего.

Памяти папы.

***

Главная задача дипломатии – установление непрерывного контакта с внешним миром, из чего вытекают две другие задачи: правильное осведомление своего правительства и создание благоприятной атмосферы за границей. Лишь на четвёртом месте стоит задача вести те или другие переговоры согласно инструкциям своего правительства.

Ю. Я. Соловьев¹

Глава 1

– Пора!

Лант стоял у шлюза, я до боли сжала в ладони ручку переносной аптечки. Яхту совсем не качало, казалось, что мы на земле, а не в штормовом море, но сквозь прозрачные стены было видно, как нас захлёстывают мутные волны. Кто сказал, что они зелёные или свинцовые? Обычная жёлто-серая муть. Может, потому что это не Чёрное море, а Балтика?

***

Всего полчаса назад мы были в другом мире. Стояли у переходника, скрывая страх и заставляя ноги не дрожать – они казались ватными. Слишком быстро и неожиданно всё произошло, и не только для нас.

Мы не были дипломатами, мы были просто людьми начала двадцать первого века, вынужденными помогать людям далёкого будущего. Помогать в их мире и времени, а теперь, когда выяснилось, что все наши усилия лишь отсрочивают катастрофу, нам пришлось идти в начало девятнадцатого века. Вдвоём, соблюдая запреты, наложенные особенностями перехода во времени: никогда не говорить вслух ни настоящих своих имён, ни того, кто откуда, кем был раньше. Идти послами в начало девятнадцатого века почти такого же, как наш, мира? Практически в прошлое.

Посольство планировалось не раньше, чем через месяц, когда мы окончательно подготовимся к нему. Но, как говориться, «человек предполагает…».

Шало́рн уже давно следил за тем миром. Как – мы долго не могли понять, ведь он сам говорил, что может получать информацию, лишь когда она передаётся электронным способом – радио, телевидение, инет. Но Тан объяснил, что им удалось перебросить в тот мир небольшие зонды с видеокамерами и микрофонами, которые могли вычленить из уличного шума отдельные разговоры, а иногда и рассмотреть газетный текст. Снимали со значительной высоты и только то, что происходит на открытом воздухе, но и этого хватало.

На календаре этого мира была первая половина июня – что по юлианскому, что по григорианскому стилю. Над Балтикой бушевал нежданный шторм. Не знаю, насколько сильный, но одно судно его точно не пережило бы. Оно-то и сбило нам все планы.

– По тому, что удалось рассмотреть, на борту человек пятьдесят, в том числе несколько женщин и маленьких детей, – объяснял бледный и скрывающий страх за нас Шалорн. – Шхуна сильно повреждена, продержится на плаву в лучшем случае часа полтора.

– Яхта подготовлена, – перебил его такой же бледный Тан. – Подойдёте с наветренной стороны, как раз и прикроете их от ветра. Зацепишься трапом за борт шхуны, это тоже немного её стабилизирует. Но при такой тряске она долго не выдержит, так что у тебя не больше получаса на эвакуацию. В центральном шлюзе несколько робо-охранников – на всякий случай. Для матросов переоборудован бассейн. Поселите всех мужчин там, так безопаснее. Потом посмотрите, что к чему и кому можно доверять. Мы в первый час присмотрим за вами, а потом связь придётся ограничить.

– А как нам с ними общаться? – опомнился Лант.

– Вспомнил? – нервно рассмеялся Тан. – А как здесь говоришь – не думал?

– Забыл… – растерялся Лант. – Сначала хотел спросить, а потом… Не до того было.

– Ладно, не волнуйся. – Тан прятал за шутливым тоном тревогу. – Французский и английский будете понимать, как свой родной язык. С остальными – переводчики в браслетах, динамики вмонтируете, куда захотите. Ну и те языки, которые и так знаете. Поймёте всё, не волнуйтесь. Если посекретничать захотите – в браслетах блокировка есть. Окружающие подумают, что вы на своём тарабарском языке болтаете, не поймут ничего.

Тан говорил нервно, непривычно многословно, особенно для того, кто недавно был лорном. Но он очень переживал за нас с Лантом. И ещё из-за того, что не мог пойти с нами. Он мог помогать нам только советом, по видеосвязи.

– Всё, Тан. – Ри́а успокаивающе коснулась его локтя. – Не волнуйся, а то и ребята разнервничаются. Деми́, в шлюзе две переносные аптечки, в них портативные сканеры – как раз успели их разработать. Удачи вам!

Говоря это, она старалась не смотреть на нас с Лантом. Тоже переживала. Потом нервно притянула нас к себе, обняла сразу обоих. Тан подал было руку, потом смущённо и несколько неуклюже обнял меня, затем Ланта. Шалорн, мгновенье помедлив, тоже обнял нас. Потом подтолкнул к арке переходника:

– Идите, времени мало.

Мы вздохнули, словно перед прыжком в ледяную воду, и шагнули в зыбкое марево переходника.

***

– Деми́, ты готова?

Лант обернулся ко мне, уже стоя на приподнятом над полом шлюза трапе – похожем на надземные переходы с полупрозрачной арочной крышей лёгком коридорчике, в противоположный конец которого с воем врывался штормовой ветер.

– Если что – сразу закрывай шлюз, не рискуй собой!

Я кивнула, показывая, что готова и поняла его приказ. Но знала, что выполнять его, если люди с той стороны ринутся внутрь (мало ли в каком они состоянии) точно не стала бы. Бросить Ланта – он что, сдурел?!

Вот скобы трапа приблизились к борту бешено пляшущей на волнах шхуны – глубоко осевшей, с порванными парусами и обломанной верхушкой одной из мачт. На палубе, цепляясь за снасти, сгрудились люди, со смесью ужаса, непонимания и проснувшейся надежды глядя на невиданное доселе – огромную, металлически отблёскивающую в тусклом вечернем свете сигару яхты. Она, наверное, напоминала им кита или морское чудовище из старинных легенд. Ведь корабль не может быть без парусов, не может не подчиняться волнам, а яхта словно не замечала шторма, синхронизировавшись со шхуной и насколько это возможно повторяя её движения.

От первого толчка я еле удержалась на ногах. Как же они там стоят-то?!

Лант, хватаясь за поручни раскачивающегося трапа, добрался до судна.

– Капитан, – донёсся до меня его крик, усиленный встроенными в трап динамиками, – ваше судно не выдержит шторма! По одному перебирайтесь к нам на яхту! Сначала дети и женщины.

Люди, едва удерживаясь на ногах от болтанки (одна из женщин упала и покатилась по палубе, ей помогли подняться), мокрые, замёрзшие, неверяще смотрели на высокого парня в странной серебристо-серой одежде и словно бы с короной из треплемых ветром тёмных волос.

– Капитан! У вас мало времени!

– Мой груз! – хрипло закричал по-английски один из мужчин. – Мой фрахт!

Видимо, он, поверив в чудо, подумал, что сможет спасти не только жизнь, но и имущество.

– Какой к чертям собачьим груз?! Вам о себе думать надо!

Одна из женщин кинулась сначала к трапу, потом так же резко – к каютам, её перехватил богато одетый мужчина. До меня донеслись злые слова на не очень хорошем французском:

– Или побрякушки, или твоя жизнь! Вспомни о детях!

Наконец люди решились, мужчины начали передавать Ланту испуганных женщин, две из которых несли маленьких детей. Я принимала их в шлюзе. Четыре молодые женщины и двое малышей, все испуганные, насквозь промокшие, бледные и от страха, и от холода. Я указала на дальний конец шлюза:

– Подождите здесь, сейчас все переберутся, и я отведу вас в каюты.

На шхуне в это время едва не разгорелась потасовка за право первым попасть на трап. Лант зло заорал:

– Или успокоитесь, или сдо́хнете, вашу мать! Осталось несколько минут.

Он был прав, потому что борта шхуны трещали всё сильнее. Этот треск образумил людей, и они уже без споров перебрались на яхту.

В просторном шлюзе стало тесно, запахло морской водой и чем-то непонятным и неприятным. Лант, пропустив вперёд капитана шхуны, спрыгнул на пол, и трап втянулся в обшивку, как втягивается в лужицу отбившаяся капля ртути. Сразу перестало качать, наступила тишина, слышались только тяжёлое дыхание десятков измученных людей, мерный стук падающих с одежды капель, всхлипы испуганной женщины. За быстро терявшими прозрачность стенами яхты вздыбилась и опала мутная вода, на мгновенье мелькнула уносимая штормом шхуна, глубоко осевшая, с прокатывающимися по палубе волнами.

– Все? Мужчины идут со мной, женщины и дети – с ви́той!.. – Лант запнулся на титуле, сообразив, что никто этих слов не поймёт, и объяснил более внятно:

– Я – ви́тар Лант Незедера́, моя супруга – ви́та Деми Незедера. Она позаботится о женщинах и детях, я – об остальных. И никаких глупостей! Наша охрана не для красоты тут стоит!

Предупреждение относилось к нескольким мужчинам, которые то ли совсем потеряли представление о реальности, то ли, наоборот, уже немного пришли в себя и начали как-то непонятно переглядываться и протискиваться ко мне. Видимо, отсутствие привычной для этого времени большой команды сбило их с толку, показалось, что мы совсем беззащитны, а невероятный корабль – доступен для каждого.

– Идёмте! – Лант подхватил из моей руки аптечку и указал влево, в разошедшуюся словно струи воды дверь, за которой проглядывало просторное пустое помещение. – Идите вперёд.

Мужчины на мгновение замерли, но сдвинувшиеся с места робо-охранники – высокие фигуры в разноцветных, поблёскивающих металлом глухих комбинезонах и с металлическими же лицами, – заставили их поспешить.

Я, незаметно кивнув Ланту: «Мы справились, удачи!» – подтолкнула к открывшейся справа двери стоящую рядом со мной женщину. Она вдруг брезгливо дёрнулась, зло взглянула на меня и гордо прошествовала вперёд. За ней, кашляя, последовала очень молодая растерянная девушка. Ещё одна девушка, тоже кашляющая и наверняка с сильным жаром, и женщина средних лет несли притихших малышей.

«Деми, – раздался в серёжке-динамике голос Риа, – девушки серьёзно простыли. Посели их отдельно. И детей хорошо было бы изолировать – они тоже заболели».

– Вы со своими малышами сюда. – Я указала на первую по пути каюту. Нёсшая ребёнка женщина смутилась, а та, что почему-то уже злилась на меня, озлобилась ещё больше:

– Это мои дети! А она – бонна! Смотреть за ними – её работа. Где моя каюта? – Голос у женщины был визгливым, французская речь со странным неправильным выговором.

Молчавшая до этого бонна смутилась ещё сильнее и, мешая плохую французскую с правильной английской речью, тихо сказала:

– Не волнуйтесь, мадам, я посмотрю за детьми.

– Не сомневаюсь. За это вам и платят! Так где моя каюта?!

– Здесь. – Я указала на следующую дверь. – Вы подождите, я устрою остальных и объясню, как и что…

– Я сама разберусь!

Я пожала плечами, невольно удивляясь тому, что эта женщина, кажется, совсем не понимала, что ей грозило, не приди мы на помощь, и провела едва держащихся на ногах девушек в соседнюю каюту.

– Устраивайтесь. Вот ночные рубашки и халаты. На эту ночь хватит, потом подберём вам одежду. Здесь… отхожее место. – Я немного сбилась, потому что, не уверенная в возможностях переводчика (вдруг он не понимает разницы между языком девятнадцатого и двадцать первого века), не сразу подобрала замену слову «туалет». Потом, очень быстро объяснив про душ и унитаз и предупредив, что скоро появится самодвижущаяся тележка с ужином, пусть девушки не пугаются, поспешила к детям.

Бонна уже раздела малышей и, не найдя ничего подходящего, укутала обоих в махровые полотенца. Я показала ей душ, посоветовала прогреть детей и наскоро осмотрела их похожим на портативные металлоискатели маленьким сканером. Как и предупреждала Риа, у обоих – мальчика лет трёх и годовалой девочки – начиналась пневмония. Ничего, если её вовремя захватить, то завтра-послезавтра всё пройдёт. Здесь не знают антибиотиков, и непривычная к таким лекарствам зараза сдохнет от них моментально.

Пока я осматривала малышей, в каюту въехала тележка с ужином: бутылочки тёплого детского питания для детей и полужидкая манная каша – для женщины. Она, всё ещё в мокром платье, то и дело поглядывала на лежащие на кровати ночнушку и халат, но с искренней любовью заботилась о малышах.

Устроив детей, я вернулась к девушкам, которые уже успели прогреться в душе и, укутавшись в халаты, полулежали в кроватях. На тележке стояли тарелки с остатками манной каши.

Осмотр сканером снова показал начинавшуюся пневмонию у одной из девушек и простуду – у другой. А ещё – синяки от щипков и мелкие ранки от уколов булавкой на плечах и теле той, которая заболела пневмонией. Я пока разбираться с этим не стала, лишь оставила на столике лекарства, объяснив, как их принимать. Надо было бежать к той, злой женщине.

Она, так и не сняв мокрое платье, сидела на кровати и даже не собиралась переодеваться. Я сначала не поняла, почему. Она медленно встала и с ядовитой лаской поинтересовалась:

– Где вы были, милочка? И где моя горничная? Мне нужно переодеться и причесаться.

– Ваша горничная больна. У вас есть одежда и всё необходимое. Я устраивала ваших детей, они…

Я не договорила. Лицо обожгла хлёсткая и сильная пощёчина, меня едва не впечатало в стену.

– Милочка, я – княгиня Баратаева! Я сообщу вашим хозяевам о вашей наглости!

– Я – хозяйка этой яхты, вита Деми Незедера, посланница² Шалорна! – Я выпрямилась, обошла тележку с остывавшим ужином, обернулась от двери:

– Если вы княгиня, то умеете читать. Там, – я указала в сторону душевой, – есть инструкция, как чем пользоваться. Остальное зависит от вас.

И вышла, примкнув снаружи дверь. С этой княгини станется устроить скандал на весь корабль.

***

Я, усталая и расстроенная, сидела в расположенной между моей спальней и комнатой Ланта маленькой гостиной (мы, как сухопутные люди, не стали играть словами и называли всё так, как привыкли). Несмотря на усталость, идти к себе не хотелось. Новое место, новый мир, да и тяжёлый день перед этим все. И лицо горит – одновременно от пощёчины и обиды.

В комнату зашёл измотанный, но относительно довольный Лант.

– Всё, всех устроил. Сорок восемь человек, из них трое – пассажиры: князь – представляешь, настоящий! – его повар и секретарь… Деми, что случилось?

– Ничего… – Я отвернулась, чтобы он не заметил моей покрасневшей щеки. Хорошо, в комнате по вечернему времени свет неяркий.