5

Идея показалась Жене бредовой, но другого выхода из создавшейся ситуации она не видела, потому решила рискнуть. В понедельник она выполнила максимальное количество работы, во вторник днем съездила на курсы и к шести была уже дома.

Интенсивные занятия, начавшиеся с первого сентября, настолько съедали все ее силы и время, что Женя почти отвыкла наряжаться и краситься, а потому простой вопрос, в чем пойти на хор, привел ее в замешательство. Она распахнула шкаф и застыла перед полками в глубоком раздумье.

Выбрать вот эти симпатичные клетчатые бриджи и к ним обтягивающий трикотажный джемперок? Или предпочесть длинную узкую юбку с пикантным разрезом – она будет замечательно смотреться с замшевой жакеткой и осенними полуботинками на шпильке. А может, не выпендриваться и влезть в любимые джинсы, сверху натянуть простую водолазку, украсить ее кулончиком из «тигрового глаза» и чувствовать себя вольготно и уютно?

Женя так и поступила. Джинсы сидели, как влитые, водолазка цвета морской волны выгодно подчеркивала загар, еще не успевший сойти с ее лица. Она слегка подвела глаза, мазнула тушью и без того длинные, пушистые ресницы, тронула губы блеском. Затем расчесала волосы, роскошной черной волной спускавшиеся до середины спины, и придирчиво глянула на себя в зеркало. Собственный вид ее вполне удовлетворил. Женя гордо распрямила плечи, и тут же на столе заверещал мобильник.

– Ты готова? – поинтересовалась Люба.

– Кажется.

– Тогда спускайся, я уже у подъезда.

– Ладно. – Женя отключила телефон, спрятала его в сумочку, поправила на груди кулон и вышла в прихожую. Там она сняла с вешалки ветровку и надела уличные туфли.

В дверях комнаты показалась мать.

– Вы поехали?

– Да. Люба ждет внизу. Вернусь часа через два.

– Да ты не торопись, – захлопотала Ольга Арнольдовна. – Пой в свое удовольствие. Музыка – великая вещь. Даже Шерлок Холмс в свободное от расследований время играл на скрипке.

– Муть все это. – Женя махнула рукой. – Ладно, пока. – Она поцеловала мать и вышла за порог.

На улице стояло бабье лето. Ярко светило солнце, легкий ветерок гнал по тротуару первые золотые листья. Люба, как всегда нарядная и веселая, бросала голубям кусочки обсыпанного маком бублика. Птицы хищно кидались на лакомство, отталкивая друг дружку.

При виде Жени Люба состроила недовольную физиономию.

– Тебе что, носить нечего?

– Почему нечего? – удивилась она. – Что плохого в джинсах?

– Ничего, если не считать того, что ты таскаешь их второй год.

– Но это же не дешевка, а фирменные. Они и стоили прилично, – попыталась оправдаться Женя.

– Да ну тебя. – Люба бросила на асфальт остатки бублика и крепко взяла подругу под руку. – Идем.

Ехать и впрямь оказалось недолго. Через четыре остановки девушки сошли и зашагали к видневшейся впереди высокой темно-зеленой ограде.

– Это бывший детсад, – на ходу объясняла Люба, – Всеволод Михалыч его отремонтировал на свои деньги, станки соорудил. Рояль откуда-то приволок списанный. Старенький, но играет прилично. Теперь у нас здесь репетиционный зал. – В ее словах звучала гордость.

– И много народу в вашем хоре? – полюбопытствовала Женя.

– Человек тридцать. Состав все время меняется. Кто-то уходит, кто-то, наоборот, приходит. В основном – студенты, молодежь до двадцати семи. Я-то пою сравнительно недавно, а есть «старички» – те уже четвертый год, с момента образования.

– Неужели им всем нечем заняться? – Женя недоуменно пожала плечами.

Люба прыснула.

– Женюра, ты рассуждаешь, как человек, привыкший к тотальному планированию и целесообразности. Увы, не каждому даны твои способности переть вперед как танк. Людям необходимо что-то для души, а не только для холодного разума.

– Ладно, ты уж меня и расписала! – Женя усмехнулась. – Не думала бы я о душе, черта с два согласилась бы сейчас с тобой пойти.

Подруги миновали калитку и зашли в подъезд одноэтажного кирпичного здания. Уже от дверей слышны были бравурные звуки – кто-то играл на рояле. Люба и Женя разделись в гардеробе и, пройдя узким коридором, очутились в просторном репетиционном зале. Левая часть была пуста, правую занимали ряды новеньких станков. Точно посредине стоял огромный, черный, блестящий рояль.

«Ничего себе «списанный», – с невольным восхищением подумала Женя, глядя на его полированный, почти зеркальный бок.

За роялем, спиной к дверям, сидела полная, седоватая женщина в свободном сиреневом платье. Ее пухлые пальцы ловко и стремительно бегали по клавишам, она кивала в такт музыке. Рядом, склонившись к пюпитру, стоял высокий, сухопарый мужчина с кудрявыми рыжеватыми волосами и такой же бородой. Это и был Всеволод Михайлович Лось, основатель любительского молодежного хора «Орфей», композитор и дирижер.

Кроме него и концертмейстера в зале находилось еще несколько хористов: два парня и три девушки. Они стояли тесной группкой у станков и о чем-то оживленно болтали.

Люба дождалась, пока пианистка закончит играть, и подвела Женю к бородачу.

– Здравствуйте, Всеволод Михалыч. Это моя подруга Женя. Она хочет ходить к нам на репетиции.

Лось окинул ее цепким взглядом и кивнул.

– Что ж, я рад. Вы любите петь?

– Вообще-то нет, – с улыбкой начала Женя, но Люба тут же перебила:

– Не слушайте ее! Она очень любит петь, и вообще, Женюра чрезвычайно одаренная девушка! Уже сейчас работает над темой для диссертации.

Женя ткнула подругу в бок кулаком.

– Замолчи сейчас же, что ты несешь! – Ей было ужасно неловко и стыдно. Вечно эта Любка ляпнет про нее какую-нибудь чепуху!

Дирижер и седовласая концертмейстерша переглянулись.

– Все ясно, – проговорил Лось с усмешкой. – Анна Анатольевна, сыграйте нам, пожалуйста, что-нибудь из распевок. Желательно попроще. Проверим ваши данные, – объяснил он смущенной Жене.

Толстуха ударила по клавишам, воспроизводя легкоузнаваемую мелодию.

– Можете спеть на слог «лё»? – спросил Лось.

– Могу, наверное.

– Будьте добры.

Она откашлялась и повторила то, что играла пианистка. Вышло вполне сносно. Бородач удовлетворенно кивнул.

– Дальше, пожалуйста.

Седоватая Анна Анатольевна послушно переместила пальцы вправо по клавиатуре и сыграла то же самое, но на полтона выше. Женя пропела мелодию снова. Так продолжалось до тех пор, пока она не почувствовала, что голос начинает ослабевать и давать петуха.

– У вас альт, – заключил Лось. – Не самый шикарный, но вполне приемлемый для нашего коллектива. И слух хороший. Вы ноты разбираете?

– Немного.

– Совсем великолепно. Любочка, вон там, в папке, партии. Дай Жене все, что мы сейчас проходим. А вы, Женя, сегодня просто постойте, понаблюдайте и послушайте. Не надо пугаться, если что-то не выйдет с первого раза, постепенно вы втянетесь в процесс. Вам понятно?

– Да. – Она кивнула.

Люба всучила ей целую кипу листков, испещренных нотными крючками и закорючками.

– Держи. Это «Аида» Верди, это Петров, это русские народные.

– Да я в жизни не спою, – ужаснулась Женя.

– Споешь. – Люба оттащила ее подальше от рояля.

В зале постепенно собирался народ. Вошел рослый, симпатичный и спортивный парень, заметил Любу с Женей и прямо с порога направился к ним.

– Здорово, Чакина! Кто это с тобой?

– Привет, Санек. Это Женюра, мы с ней вместе учимся.

– Крашевников Александр. – Красавчик протянул широкую, крепкую ладонь. – Для друзей и близких – просто Саня.

– Женя, – представилась та, пожимая его руку.

Глаза парня игриво заблестели.

– Будем на «ты», ладно?

– Не возражаю.

– У тебя классная прическа. Обожаю, когда у девушек длинные волосы.

– Спасибо. – Женя окинула Санька насмешливым взглядом.

Она прекрасно знала цену своей внешности и какое впечатление производит на парней, давно привыкла к восторженным взглядам и комплиментам. Честно сказать, последние порядком надоели ей своей стандартностью и повторяемостью. И этот симпатяга Александр тоже лишен оригинальности – сплошные штампы, дежурные улыбочки, банальная стрельба глазами.

Санька, однако, нисколько не смутил ее скепсис. Он продолжал улыбаться во все тридцать два зуба, стараясь заглянуть ей в лицо.

– А тебе какие парни нравятся?

– Мне? – Женя слегка прищурилась и, покосившись на ухмыляющуюся Любу, произнесла веско и значительно: – Пожалуй, те, которые отличаются немногословностью.

Санек понял намек, но не обиделся.

– Ясно. Придется подрезать язык. Тогда есть шанс оказаться в числе твоих любимчиков.

Люба хмыкнула. Женя весело расхохоталась.

– К чему такая жестокость? Мне не нужны жертвы.

– Ребята, по местам! – скомандовал дирижер и звучно хлопнул в ладоши. – Начинаем репетицию.

– Так, – засуетилась Люба, – ты стоишь в альтах. Это там, справа. Иди давай.

– А ты?

– Я в сопрано. Санек за мной, он в тенорах. В перерыве увидимся. Ни пуха!

– К черту. – Женя на ходу кивнула Александру и поспешила туда, куда ей велела Люба.

Весь первый ряд занимали девушки, во втором стояли юноши, слева теноры, справа басы. Несколько человек с любопытством покосились на Женю, но тут Лось снова захлопал в ладоши и произнес:

– Поем гамму.

Концертмейстерша заиграла, хор звучно и мелодично затянул:

– До, ре, ми, фа…

Женя попробовала тихонько подпевать. Ее голос тут же слился с остальными, создавая приятное ощущение причастности к общей гармонии и красоте.

«…Си, ля, соль, фа, ми, ре, до…» Хор допел донизу и перешел в новую тональность.

– Сопрано, не халтурить! Альты, неплохо. Не забывайте про цепное дыхание. – Лось дирижировал, делая плавные пассы руками. – Вот так. Сейчас молодцы! Дальше.

Распевка закончилась. На смену ей пришла другая, затем третья.

– Очень хорошо. – Лось обернулся к пианистке: – Попробуем Верди.

Та кивнула, раскрыла ноты и с азартом забарабанила по клавишам. Хористы вступили дружно и громко, на мгновение оглушив Женю. Она напряженно всматривалась в ноты, стараясь поймать мелодию, но от волнения в глазах рябило, крючки и точки сливались в полную неразбериху. Женя опустила ноты и молча стала слушать хор.

Ей казалось, что ребята поют хорошо. Во всяком случае, никто не ошибался, все лихо шпарили на итальянском. Девушки справа и слева от нее ловко выводили звонкие рулады. «Неужели и я так смогу?» – мелькнуло у Жени в голове. Но Лось перестал дирижировать и замотал головой:

– Нет, нет! Так не пойдет! Басы, что вы там спели? Это же откровенная фальшь! Братцы, пора уже разбирать ноты, чай не первый день их видите!

По хору прошел легкий гул.

– Давайте еще раз. Соберитесь, будьте внимательны.

Анна Анатольевна снова сыграла вступление. На этот раз Жене показалось, что она слышит кое-какие огрехи в исполнении: в частности, басы за ее спиной, действительно, пели грязновато и вразнобой. Лось еще пару раз остановил хор, затем они все-таки дошли до конца.

– Так. Сейчас было недурственно. Пока оставим Верди и займемся а капелла. Возьмите партитуру «Степь да степь кругом». Женя, вы тоже можете петь, здесь совсем легко.

Она кивнула и, пролистав ноты, вынула нужную страницу.

В это время дверь распахнулась – и на пороге появился среднего роста светловолосый парень. Лицо его было замкнутым и отрешенным, на тощей фигуре болтался длинный, болотного цвета свитер.

– А, это ты, Карцев? – тут же отреагировал Лось. – Снова опаздываешь? Мы уже двадцать минут как поем. Без тебя Верди хуже некуда, вас ведь в партии раз два и обчелся. Быстро вставай на место.

Странный Карцев, не сказав ни слова, угловатой походкой пересек зал и забрался на станки как раз за Жениной спиной. Она вдруг почувствовала неодолимое желание обернуться и едва удержалась от этого.

Гул в зале усилился. Девушки и юноши вовсю переговаривались. Лось постучал по крышке рояля.

– Тишина. Анна Анатольевна, дайте тон.

Концертмейстер тихонько взяла пару печальных аккордов.

Лось взмахнул рукой. В сопрано тихо, едва слышно родилась щемящая мелодия, словно нарастающий ветерок она переметнулась к альтам. Затем ее подхватили теноры и басы.

Теперь Женя не просто слушала, как поет хор, а пыталась различить в общем звучании присутствие нового голоса. Она могла поклясться, что слышит его – он звучал прямо у нее над ухом, сильный и красивый, подчиняющий себе всю партию целиком. Даже не верилось, что этот голос мог принадлежать такому невзрачному замухрышке, каким был вновь пришедший. Тем не менее именно он и являлся его обладателем – до прихода Карцева басовая группа пела несравнимо хуже.

– Шире, шире! – Лось энергично дирижировал, успевая подпевать то одной, то другой партии. – Не теряйте дыхания, не давите на звук!

Женя дождалась места, где мелодия шла в унисон и вступила вместе со всеми. Лось увидел, что она поет, и одобрительно кивнул.

Песня окончилась.

– Неплохо. Теперь кантату.

После кантаты наступил перерыв. Лось ушел курить, с ним больше половины парней и треть девушек. Оставшиеся расселись на станках, кое-кто достал принесенные из дому бутерброды и яблоки.

– Ну, как впечатления? – спросила Люба.

– Мне понравилось. Только я ничего не понимаю в ваших партиях.

– Поймешь со временем. Тут есть те, кто сроду музыке не учился, но и они понимают. – Люба придвинулась поближе к ее уху и произнесла заговорщицким тоном: – А Санек тебе как?

– Никак. – Женя украдкой оглядела зал и увидела того, кого искала.

Карцев стоял в самом дальнем углу у окна в гордом одиночестве. Курить он не пошел, есть не стал, ни с кем не общался, продолжая пребывать все в том же полусомнамбулическом состоянии.

– Что значит никак? – Люба дернула Женю за рукав. – Эй, очнись! Куда ты все время смотришь?

– Никуда.

– Почему тебе не понравился Санька? Он отличный парень. По нему все девки сохнут. А он, кажется, на тебя запал.

– Не думаю. – Женя снова скосила глаза в другой конец зала.

– Скромничаешь! Я же видела, как он на тебя пялился. Вот посмотришь, сейчас покурит и прибежит.

– Ага, – рассеянно произнесла Женя. – Люб! А это кто?

– Где?

– Да вон там, у окна. Который опоздал.

– А, это Карцев. – Люба пренебрежительно махнула рукой.

– Я слышала, что Карцев. А кто он вообще такой? Учится где-нибудь?

– Нигде не учится. И вообще он – полный придурок. Отстой.

– Почему? – Женя удивленно округлила глаза.

– Потому. Себе на уме, ни с кем не общается. Работает, кажется, на почте.

– На почте?

– Да. Газеты разносит. А до этого с трудом какой-то колледж закончил, говорят, чуть ли не на двойки.

– Разве он такой тупой?

– А что, непохоже? – Люба вдруг прищурилась и пристально поглядела на нее. – Слушай, Женюра, а чего это ты им интересуешься? На него девушки вообще не смотрят.

– Просто. – Она пожала плечами. – Поет хорошо.

– Поет он, верно, хорошо, – согласилась Люба. – Но в остальном козел, каких поискать.

Карцев, кажется, почувствовал, что его обсуждают, – отошел от окна, потоптался немного на месте, затем боком, как краб, направился к станкам. Проходя мимо девушек, он вдруг глянул в их сторону. Женя хотела отвернуться, но не успела: их взгляды пересеклись. Глаза у Карцева были серые и очень серьезные. Будто он обдумывал строение солнечной системы или сочинял трактат по философии, а не занимался разноской почты. Женя почувствовала, как что-то кольнуло ее в самое сердце, словно там, откуда ни возьмись, возникла заноза.

– Ну, что я говорила? – громко и торжествующе проговорила Люба, кивая на дверь. – Вот и Санек!

Женя не удержалась и досадливо поморщилась. В следующую секунду Карцев уже прошел мимо нее к своему месту на станках. Люба проводила его презрительным взглядом.

– Да, забыла тебе сказать, вы ведь тезки. Его тоже зовут Женька.

– Надо же! – произнесла она так тихо, что Люба не расслышала.

– Здрасте, девушки, я пришел! – весело объявил Санек и дыхнул ей в лицо ароматным табачным запахом.