Та-а-ак! И что бы это значило?
А она, продолжая сиять, сообщила бодреньким голоском, что встречает тот же рейс, и назвала его по имени: Николай Крайнов.
Его окатило разочарованием, как ледяным душем! Ах ты ж черт! Обидно-то как!
Он уже что-то придумал, нафантазировал про ее необыкновенность и собирался продолжить знакомство с туманной конечной целью. Нет, разумеется, конечная цель всегда понятна для любого мужчины, но не так прямолинейна, скорее это из вечного мужского постулата: «Главное, ввязаться в бой, а там будь что будет!» Главное – познакомиться поближе, а там как фишка ляжет…
И вдруг, как хук в солнечное сплетение, в разнеженную, разомлевшую интригой и фантазиями душу – она оказалась его бывшей фанаткой, из отряда тех, которые всеми правдами и неправдами пытались проникнуть в его постель, в его жизнь!
От брезгливости и неприязни, от жгущего разочарования он даже смотреть на нее не мог и заторопился уйти, однозначно дав понять, что не хочет продолжать разговор. Но барышня не обиделась, хотя по глазам было видно, что поняла его мысли и выводы, и, ничуть не смутившись, пояснила, что не относится к отряду его бывших поклонниц:
– Мне было четырнадцать лет, вам шестнадцать, и вы катали меня на велосипеде в дачном поселке и, кажется, были в меня влюблены! – озорно сверкнула глазами она, продолжая открыто и радостно улыбаться.
Услышав последние ее слова, он словно увидел из далекого детства яркое солнце, пробивающееся сквозь зеленую листву, и, уже поднявшись из-за стола, чтобы уйти, сел обратно на место и посмотрел на нее другим, изучающим взглядом.
Вот почему она показалась ему смутно знакомой! Она, разумеется, изменилась, повзрослев, стала такой, которую он уже и рассмотрел, и заинтересованные мужские выводы сделал, и все же! Он никогда не забывал то лето, ту девочку и помнил ее красивое и странное имя.
– Вы Кира?
– Да!
И медовым теплом разлилось внутри воспоминание. Они что-то говорили, он особо не вдумывался, а все сопоставлял в уме ту девочку и нынешнюю ее, повзрослевшую, реальную. Их прервал звонок сотового, она заговорила с кем-то по телефону, а Николая кольнула мысль: не с любимым ли? Прислушался: нет, с какой-то женщиной. От этих странных нелогичных эмоций его отвлек звонок собственного мобильного.
Они оба закончили разговоры, поделились новостями о погоде, и выяснилось, что человек, которого она встречала, уже не прилетит, и вдруг она предложила поехать к ней!
Совершенно без сексуального подтекста и намека, очень по-дружески и с открытой душой. Но Николай почему-то не ответил мгновенным согласием, хотя ему очень хотелось поболтать с ней, повспоминать их общее лето, может, рассказать о своих прежних чувствах и переживаниях, но теперь уже с точки зрения взрослого человека, с определенной, разрешенной возрастом и прошедшим временем откровенностью, и очень хотелось услышать ее откровения про себя ту, далекую, и про ее отношение к нему, тому далекому мальчику Коле.
Может, он подсознательно опасался разочарования, неудобства, душевного дискомфорта? Разобраться в сомнениях Крайнов не успел: Кира так лукаво соблазняла торжественным ужином, что он, не удержавшись, рассмеялся, отпуская сомнения.
– Ну, если мы не потревожим ваших домочадцев, – принял приглашение Николай, одновременно выясняя ее семейный статус.
– Я живу одна, – усмехнулась Кира и удивила встречным выяснением: – А мне не надо бояться гнева вашей жены?
– Да уж, – хмыкнул он, качнув головой. – Непрямые вопросы с подтекстами всегда получаются несколько корявыми. Я не женат. А вы, как я понял, не замужем?
– Не за ним! – бодро подтвердила девушка. И двинула следующее предложение: – Коль, а может, в память о прошлой дружбе перейдем на «ты»?
– Легко! – выказал горячее согласие Николай. – Ну что, поехали тогда?
Ситуация на дорогах к разговорам не располагала – мело плотно, во всю зимнюю мощь, дороги превратились в сплошной испытательный автодром с двумя встречными полосами, видимость стремилась к нулевой, и никакая зимняя резина и шипы не спасали от заносов даже Колин джип повышенной проходимости.
– Вот вам русская зима, – заметил Николай, выезжая со стоянки. – Как всегда, «неожиданное стихийное бедствие» для дорожных служб.
– А мне такая погода нравится, – с налетом мечтательности сказала Кира. – Когда метет сильно-сильно, а ты в домике, в тепле и уюте, совсем замечательно. А если еще и камин! Словно снег отгородил тебя ото всех, спрятал, и ты в безопасности.
– А тебе есть чего бояться? – посмотрел на нее изучающе Николай.
– Каждому есть чего бояться, – ушла от прямого ответа девушка и отвернулась, вглядываясь в снежную мглу через боковое окно.
Странно, удивился Николай, чего может бояться такая благополучная симпатичная девочка? Но мысль свою развить не успел, отвлекшись на то, чтобы разъехаться с двумя забуксовавшими машинами. Оставшуюся дорогу они почти не разговаривали, она только подсказывала, куда свернуть и как лучше проехать, тем и ограничились.
Человек существо интуитивное, с хорошим набором животных инстинктов, правда, практически уконопупленных цивилизацией, но все же не истребленных, а дремлющих до поры. Вы замечали, как при входе в чужой, незнакомый дом у вас мгновенно обостряется то самое дремлющее, и вы практически сразу можете определить, как вы себя чувствуете в этом пространстве! По запаху!
Еще не видя окружающей обстановки, вы уже знаете, враждебна эта окружающая среда для вас или дружелюбна, отталкивающая или располагающая, созвучна вам или диссонирует неприятно.
В квартире Киры Белой пахло домашней выпечкой и ванилью, очень тонким, еле уловимым ароматом свежести и чем-то еще невероятно уютным и светлым. У Николая сразу расслабились мышцы, напряженные после непростой езды, и стало как-то тепло изнутри и светло.
– Проходи! Ты пока раздевайся, осматривайся, а я накрою стол, – гостеприимно предложила она, поискала в калошнице и достала солидные мужские тапки, поставила перед ним. – Думаю, тебе подойдут. Ванна там, – указала она на белую дверь, – если тебе надо умыться или руки помыть.
– Спасибо, – сразу за все поблагодарил он, про себя не преминув отметить неприятно кольнувший факт наличия у нее мужских тапок в хозяйстве. Он, как любой нормальный мужчина, замечал мелочи и детали, а попав в незнакомое пространство, особенно в дом к интересующей его женщине, делал предварительные выводы и приноравливался к ним.
Природа, куда ж от нее! А поскольку никуда – вот он и осматривался.
Квартира Киры представляла собой одну большую студию, условно разделенную на зоны. Прихожую от гостиной отделял стеллаж с открытыми полками, заставленный книгами, вазочками, большими свечами и прочими безделушками, кухонное пространство с комнатой зонировала односторонняя барная стойка, со стороны комнаты к ней примыкала спинка большого, глубокого и мягкого дивана, на котором лежало несколько подушечек и перекинутый через подлокотник мягкий плед. Слева, в противоположном конце комнаты, глубокий альков, прикрытый декоративной ширмой, за альковным выступом – дверь в ванную комнату.
Ему сразу стало хорошо здесь. Уютно и спокойно, что ли.
Ванную комнату, совмещенную с туалетом, он тоже обследовал взглядом и выводами, пока мыл руки – в общем и целом оставшись довольным произведенной «инспекцией» и полным отсутствием мелочей, намекающих на пребывание в этом доме мужчины.
Но кое-что удивляло: например, нигде в квартире он не заметил ни одной фотографии, ни самой Киры, ни ее близких. Конечно, не все любят выставлять фото в интерьере, но до сих пор лично он таких людей не встречал. И еще: общий стиль минимализма и практически полное отсутствие декоративных вещичек, милых безделушек, что, согласитесь, странно для творческого человека. Ну, у каждого свои заморочки.
– Давай я помогу, – предложил Николай хлопотавшей на кухне Кире.
– Помоги, – улыбнулась она, – разложи, пожалуйста, столик.
Возле дивана стоял невысокий стол-трансформер. Николай заглянул под него, изучил механизм и быстро справился с задачей, превратив стол из журнального в небольшой обеденный.
– Ты садись, отдыхай, – предложила Кира, – у меня все готово, только накрыть.
Он устроился на диване, вытянул ноги и только сейчас, на мягких и невероятно удобных подушках, понял, как сильно устал, что никоим образом не помешало ему наблюдать за девушкой. И ему очень нравилось это занятие.
Наверное, он даже где-то любовался Кирой. Она двигалась, как и ее замечательные руки, очень плавно, не суетясь, не делая резких обрывочных движений, неспешно, словно плыла в танце, и эта ее плавность завораживала, как и то, что делала Кира. Он отмечал любую деталь – вот девушка расстелила льняную скатерть, поверх нее две цветные салфетки, положила приборы, принесла симпатичные салатники с закусками, блюдо с выпечкой, зажгла красивую свечу… И все это время что-то весело рассказывала, как целый день только и думала, что приготовить, чем порадовать Ксению Петровну, как ужасно расстроилась, что гостья не приедет, как рада, что может угостить Колю. А когда уже все накрыла и поставила, остановилась, рассматривая придирчиво стол, и предупредила, словно извинилась:
– Правда, выпить у меня ничего нет, могу предложить только компот.
– Компот – это чудесно, – бодро согласился с предложением Николай, – тем более что я за рулем и пить все равно не стал бы.
И натюрморт дополнился последним штрихом – красивым пузатым графином с содержимым малинового цвета. Кира устроилась в небольшом кресле напротив Николая.
– Давай уже что-нибудь съедим! – призвала хозяйка.
– И скорее! – поддержал он, усмехнувшись. – А то я думал, умру от запахов этих вкусностей!
Они с аппетитом принялись за еду, говорили, пока утоляли первый голод о чем-то пустом: разумеется, о взбунтовавшейся погоде, о самолетах и прогнозах, о том, что стихия накрыла полстраны, пока кто-то не произнес первое «а помнишь?».
– А что помнишь ты? – спросила Кира.
– Я? – призадумался Николай, тут же погружаясь в прошлое, как в захватывающий фильм, и усмехнулся. – Я помню все. То лето относится к незабываемым воспоминаниям мальчика-подростка. Видишь ли, ты вызывала во мне такую бурю сексуальных и эротических чувств, которые мужчина помнит всю жизнь.
Вообще-то к шестнадцати годам Николая вряд ли можно было считать подростком, и уж тем более мальчиком. В профессиональном спорте рано взрослеешь, а формируешься еще раньше, особенно в силовых видах спорта, как, например, спортивная гимнастика, которой занимался он.
В то лето он потянул связки на правой кисти и тренер с врачом отстранили его от региональных соревнований и тренировок на три недели лечиться. Для него эти региональные, впрочем, ничего не определяли – Коля и так уже по предварительным зачетам был допущен на юношеский чемпионат страны.
Чтобы не болтался по Москве, когда вся остальная команда находится на сборах и соревнованиях, с согласия тренера его отправили на дачу в Подмосковье, к тетке.
Бабушки-дедушки у Николая отсутствовали, так уж сложилось. Мама, Вера Максимовна, была сиротой, а отцовская мама, Елизавета Андреевна, бабушка, которую Коля очень любил, умерла, когда ему исполнилось четырнадцать лет.
Собственно, тетя Галя, к которой он приехал, не приходилась им родственницей. Когда-то давно, еще до того, как родители познакомились, она была маминой соседкой по коммуналке и самой лучшей подругой. Коммуналку ту давно расселили, каждый получил отдельную квартиру, а подругами Вера и Галя остались на всю жизнь и были близки, как сестры.
Тете Гале после смерти мужа достался большой красивый дом с участком в дачном поселке, построенном еще во времена Сталина. Как вы понимаете, история этой дачи и самого поселка мало волновала Колю, главное, что здесь было офигенно здорово!
Огромные деревья, река и озеро рядом, старые сады-огороды, липовая аллея, обустроенные площадки для волейбола и футбола и даже полуразвалившийся, но работающий клуб, где по субботам устраивали танцы.
И простор!
Можно было гонять весь день на велосипеде через дикое поле к косогорам над речкой и к озеру, по редкому березовому леску, по поселку, плавать, загорать, заигрывать с девчонками, верховодить пацанами, ловить рыбу…
Вот это и называется каникулами!
Николай, вообще не знавший, что такое летний отдых, да и зимний тоже, блаженствовал! Он не представлял, что возможно такое беззаботное состояние души, не знал про простор, про возможность бездельничать и делать что хочешь и когда хочешь, без жестких режимов и расписаний!
Васька, сын тети Гали, ровесник Коли, ввел его в местное сообщество пацанов, где Николай сразу же стал лидером и непререкаемым авторитетом, в первую очередь благодаря накачанным мышцам уже сформировавшейся фигуры гимнаста и не в последнюю очередь своим волевым качествам. Ну вот с Васькой и еще пятерыми пацанами они и отдыхали тогда, пока…
Проснувшись утром, Коля спустился со второго этажа, вышел во двор и замер на крыльце, услышав доносящуюся откуда-то музыку. Живую музыку. Играли на пианино что-то очень красивое.
– Это кто играет? – спросил он у тети Гали, заметив ее в кустах смородины.
– Это дочка Белых, – объяснила она.
– В каком смысле белых?
– Фамилия у них такая, – рассмеялась тетя Галя. – Белые! – И спросила: – Правда, замечательно играет?
– Да, – кивнул Коля, прислушиваясь к льющимся звукам музыки. – Заслушаешься!
– Точно! – согласилась тетя Галя. – У нас народ радио, телики выключает, когда она играть начинает! Все ее слушают.
– А где они живут? – полюбопытствовал Николай, уже имея в голове смутный план.
– Так соседи наши, – махнула она указующе рукой вправо, – неделю уж как приехали.
– А почему я не слышал ее раньше? – удивился скорее самому себе Николай.
– Так вы ж с Васькой где? – рассмеялась тетя Галя. – Мотаете с мальчишками с утра до вечера по лесам и речкам, а у нас концерт по расписанию: с одиннадцати утра до двух дня. Это вы сегодня что-то разоспались, слышала, как вчера в два ночи вернулись, – и покачала головой для порядка, забыв сделать строгое лицо, – распустила я вас совсем!
Это точно! Тетя Галя их разбаловала вконец! Огород она не сажала, на даче у них принято было не пахать для зимних заготовок, а истинно отдыхать, утруждая себя лишь необходимыми бытовыми заботами. Мальчишек она не нагружала, так, по мелочам, все за Колю переживала, что парень детства не видел, да и руку ему беречь надо. Вот и пользовались они полной свободой.
– О! Кирюха приехала! – сказал Васька, выходя на крыльцо в одних трусах и жуя прихваченную по дороге булку.
– Так! – распорядился Коля. – Быстро завтракаем, есть дело!
– Какое? – оживился заспанный Васька.
– Культурное, – напустил загадочности Николай.
И уже через полчаса они сидели в первом ряду «концертного зала», под распахнутыми окнами соседского дома, на земле, вытянув ноги, опираясь спинами на теплую, нагретую солнцем стену, за которой стояло пианино, и объедались прихваченными с дерева хозяев сливами. Пройти мимо такого искушения казалось кощунством и грубым неуважением к дачной пацанской вольнице. Крупные желтые плоды, под тяжестью которых ветки пригибались вниз, были сладкими, медовыми, с еле ощутимой горчинкой и просто таяли во рту, отделяясь мякотью от косточки, и совершенно потрясающе пахли.
Николай объездил полмира, побывал в стольких странах и городах, что все и не упомнишь, но никогда больше за всю свою жизнь не пробовал таких необыкновенных слив. Может, потому, что те были ворованными, а может, потому, что ассоциировались с прекрасной музыкой, или потому, что были первыми и последними сливами его юношества, но, скорее всего, потому, что вкус тех медовых слив сопровождал его чувства к девочке Кире Белой.
Когда она закончила играть, мальчишки перелезли через забор и Коля распорядился:
– Давай-ка, Вась, познакомь меня с этой пианисткой!
– Да на фига она тебе сдалась? – подивился кореш. – Ей четырнадцать, она вообще ни о чем, пацанка худая, только и может, что на пианино играть. У тебя ж вроде со Светкой все на мази?
Девушка Света, отдыхавшая с родителями на даче, их ровесница, тертая разбитная москвичка, давно освоившая радости секса, прилепилась к Коле в первый же день знакомства, откровенно предлагая себя в партнерши по кроватному «спаррингу». Он ее не поощрял, но и не останавливал, пока для себя не решив окончательно, хочет ли с ней переспать.
Такая сдержанность может показаться странной для подростка шестнадцати лет, у которого по законам физиологического развития в голове девяносто процентов занимают мысли о сексе, а остальные десять о возможности его реализации.
Но Коля Крайнов – отдельная история. И уж, поверьте, ему было из чего выбирать, и разнообразия барышень, доступных ему, хватило бы на нескольких сексуально неуемных юношей.
– Хочу культурно обогатиться, – туманно пояснил он.
– Что, личный концерт заказать? – хохотнул с намеком Васька.
– Грубый ты, Василий, малокультурный человек, – театрально вздохнул Коля.
– Эт точно, – заржал Васька, – мне б девочку… – и матерно объяснил зачем, – и музычку под это дело забойную, а Шопен для такого занятия вреден, с ритма сбивает.
– Идем, эстет сексуальный, – хмыкнул Коля.
Он всегда был такой – игнорировавший напрочь ритуалы и правила поведения, определяющие, что мальчику дозволено, чтобы не потерять авторитет и не подвергнуть свою мужественность сомнению в глазах других мальчишек и окружающих, а что «не по-пацански», например, подойти и познакомиться с девочкой, если она тебе интересна. Ему эти павлиньи танцы были глубоко до лампочки, чемпионство и лидерство жило у него в крови основной составляющей, что он и доказывал себе и окружающим каждый день самым простым способом – каторжно вкалывая и побеждая! Посему обременять себя такими глупостями, как соблюдение принятых условностей, Крайнов и не собирался. Так он в свое время познакомился с единственным близким другом Аглаей Стрельниковой[1] – подошел и сказал: «Будем дружить!», и это в десять лет, на глазах у половины интерната. Потом, правда, пришлось «вручную» растолковывать многим непонятливым, что говорить и даже думать гадости вредно для здоровья.
Коля Крайнов запомнил навсегда момент знакомства с Кирой Белой.
Собственно, он до конца не понимал, зачем ему понадобилось это личное знакомство с девчонкой, тем более, как сказал Васька: «она вообще ни о чем, пацанка худая», а значит, сексуального интереса не представляет. Но что-то в ее игре, музыке вызвало у Коли желание увидеть исполнительницу, пообщаться, бог знает… ну, вот решил, и все. А раз Коля решил…
– Кирюха! – прокричал от калитки Васька, заходя с Николаем на участок, теперь уж с «официальным» визитом. – Выйди!
– Привет! – неторопливо спустилась по ступенькам с крыльца девочка. – Чего кричишь?
– Вот, хочу другу моему показать, кто у нас тут играет, как в консерватории, – объяснил Васька. – Знакомься, это Коля.
– Кира, – представилась девочка и протянула Николаю узкую ладошку.
– Привет, – ответил он и потряс ее руку не сжимая, испугался, что может сломать, – ты здорово играешь. Я подумал, что надо тебе за это цветы преподнести.
– Спасибо, – поблагодарила она так, словно он и на самом деле преподнес ей букет прекрасных цветов.
– Ребята! – окликнула их женщина с веранды. – Идите сюда, пирог поспел!
Пирог они, разумеется, оприходовали, с горячим душистым черным чаем, в насыщенной красноте которого посверкивали солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь листву дикого винограда, оплетавшего веранду. Все о чем-то оживленно беседовали. Все, кроме Коли, изредка поддакивавшего и кивавшего отстраненно.
Он никак не мог отойти от потрясения, от того впечатления, что произвела на него эта девочка Кира Белая.
О проекте
О подписке