Цитаты из книги «В постели с боссом»

Он открыл дверцу и некоторое время хмуро смотрел на содержимое шкафа, видимо, в надежде все же найти бокалы, но, удостоверившись, что их там нет, достал два суровых граненых стакана и сказал: – Я принес грюйер, но, чувствую, надо было захватить соленые огурцы. Пошли, – Сантьяго махнул бутылкой в сторону зала, и я, невольно хмыкнув от его замечания, снова потащилась следом, точно хвост. «Ветер гонит пыль, подними стекло. Забери бухло – оно не помогло…» – продолжал вещать солист «Pizza» и Санти, не выдержав, взял в руки телефон и решительно нажал на «стоп».

Черт возьми, даже кот понимал, что мне хреново до невозможности. И от этого осознания стало вдруг настолько себя жалко, что слёзы полились каким-то сплошным, непроизвольным потоком. А когда Принц ласково потерся о мои ноги, пытаясь утешить, я зарыдала ещё громче. До удушающего кома в горле и боли в легких.

Царящий в узком помещении разгром превзошел все мои ожидания. На полу валялись коробки, ранее лежавшие на полке, мусорный пакет был варварски разграблен и его содержимое оказалось раскидано по всей кухне, а посреди всего этого бардака дико плясала десятилитровая кастрюля, слепо шарахаясь из стороны в сторону. Вздохнув, я подняла с пола кастрюлю, под которой ожидаемо обнаружился Принц. Причем еще и не один. Зеленые кошачьи глаза уставились на меня так пристально, словно оценивали, и мгновением позже кот возложил к моим ногам дар – полузадушенную мышь, которая была в состоянии только слабо дергать лапками. Посмотрев на этот серый комочек, а затем на Принца, явно ожидавшего похвалы за свои подвиги, я неожиданно всхлипнула, а затем разрыдалась – впервые за эти дни.

не подозревала, насколько глубоко Меньшиков вошёл мне в душу и теперь, когда его со мной не было, казалось, будто сердце выдрали из груди и на его месте возникла гадкая, черная дыра, служащая вместилищем тех больных, диких эмоций, что мне остались в результате всей этой истории.

К вечеру его обуяло странное чувство, словно вернулся лет на двадцать назад, где были первые чувства к понравившейся девочке. И испытал то, что вроде как неприлично испытывать взрослому мужику – страх. Быть отвергнутым – в первую очередь.

С момента моего блистательного выступления на выставке минуло несколько дней, но ад, поселившийся внутри, никак не утихал. Скорее даже напротив – набирал обороты, и оттого нет-нет, да и проскальзывали мысли, что, возможно, я зря устроила ту сцену. Однако на смену бестолковому раскаянию тут же приходило тошнотворное понимание, что даже если бы тогда сдержалась, всё равно ничего хорошего из этих отношений бы не вышло. Меньшиков был, похоже, неспособен забыть эту чёртову Ингу, и даже не пытался отрицать, что она была у него. Более того – ясно указал мне мое место, сказав, что я перехожу установленные им границы. И с учётом всего этого, последнее, о чем стоило бы жалеть – так это о разрыве нашего контракта. Мне даже следовало быть благодарной боссу за то, что он избавил меня от необходимости делать это самой, тем более далеко не факт, что у меня хватило бы на такое духу. Можно было бы сейчас убиваться о том, что зря вообще на это пошла, рыдать и причитать «кому я, дура, отдала свою девственность», но подобных мыслей у меня не возникало. Да, все закончилось плохо, но любые отношения чему-то учат. Конкретно эти научили меня тому, что «каждый сверчок – знай свой шесток

На ней была какая-то совершенно асексуальная, но при этом чертовски милая… пижама. Он таких на женщинах не видел никогда. Они всегда ложились в его постель или раздетыми или облачённые в такие кружевные и атласные тряпки, что порой Меньшиков задавался вопросом, зачем вообще надевать то, что настолько обнажает. Впрочем, ему было плевать, в каких там трусах легла под него очередная кратковременная любовница. А сейчас, стоя напротив Лизы, которая смотрела на него широко распахнутыми глазами, обозревая её одеяние, Андрей понял, что ничего другого на ней надето быть не могло. – Привет. Я хочу переговорить относительно контракта. – Он продемонстрировал ей тонкую папку, в которую вцепился так, словно ему нужен был повод от чего-то удержаться. – Пригласишь? Или съездим поужинать вдвоём?

Что за бабские идиотские привычки напридумывать себе с три короба на ровном месте, тут же обвинить мужчину так, что этому бы позавидовал даже самый заправский прокурор, и обрубить всё махом?

Тогда вот что я тебе скажу… босс, – произнесла я как можно спокойнее, и, остановившись, посмотрела ему прямо в лицо. – Я не собираюсь дальше спать с мужчиной, который трахает помимо меня ещё черт знает сколько баб! – окончание фразы я едва ли не выкрикнула, срываясь, и Меньшиков предупреждающе сжал мои плечи, прежде, чем сказать: – Вот как? По контракту я ни хрена тебе не должен, кроме денег. – Иди ты к черту со своим контрактом! – Отлично, – процедил он холодно. – Считай, что его больше нет. – Отлично, – повторила я с горечью и, ощущая, как остатки самоконтроля летят к чёрту и меня буквально разрывает на части от гнева и боли, выплюнула: – Давай, беги к своей Инге, которая об тебя ноги вытрет ещё раз!

ведь знала, во что лезу, но все равно пошла до конца. И только себя, вероятно, могла винить в том, что замахнулась на одежку себе не по размеру. – Что она делала у тебя вчера ночью? – спросила я глухим, неестественным тоном.