ГЛАВА 2
Праздник обмана

– Поздравляем с первым учебным днем! – меня с порога встречает голос отца.

Мама налетает с объятиями, будто я не с пар пришла, а вернулась победителем масштабной олимпиады.

– С первым рабочим днем! – лепечет она и звучно чмокает в щеку.

От упоминания работы на душе скребут кошки. Обманывать родителей совсем не хочется, но если этого не сделать, то нарвусь на серьезный конфликт.

– Спасибо! – сдавленно улыбаюсь и стягиваю кроссовки. Внимание родителей прожигает кожу насквозь. Их взгляды, неотрывно следящие за мной, излучают гордость и восторг. А мне хочется кричать от безысходности…

– Скорее мой руки и за стол. – Папа уже двигается в сторону кухни. – Твоя мама очень старалась.

Вежливо киваю, изображаю радость, принимаю все комплименты от родителей и тяжело выдыхаю, когда запираюсь в ванной. Прижимаюсь лбом к двери, закрываю глаза и вслушиваюсь в доносящиеся с кухни голоса.

Гостей, кажется, нет. Эта новость придает немного сил. Ломать комедию перед всем списком родни и их друзей было бы задачей почти непосильной. Мне и без лишних свидетелей приходится нелегко.

В недрах квартиры звенит посуда, шелестят голоса родителей. Ну вот почему им так важно, чтобы я была именно хирургом? Не доброй, не умной, не счастливой, в конце концов. А только хирургом – и точка.

Семейное наследие и престиж – выше моих желаний, которые никогда не воспринимались всерьез. Вместо кружков искусства, куда всегда хотела попасть, – школа с биохимическим уклоном. Вместо художественного вуза – скандал и зачисление на лечебный факультет.

А все потому, что я «слишком молода», «не знаю жизни» и «не понимаю, что для меня лучше». И теперь мне двадцать один, и я по-прежнему не в своей тарелке.

Единственный бунт, который могу себе позволить, – тайная работа в «Перезагрузке». Отрада, что не дает свихнуться в череде не своих дней, – мое хобби. Островок потерянной мечты.

– Диана! – нетерпеливо зовет мама. – Мы заждались!

– Бегу!

Даю себе последние секунды собраться с силами. Восстанавливаю дыхание, приклеиваю улыбку и приступаю к экзамену на умение врать.

Стол на кухне накрыт по-праздничному. Родители не поленились достать красную скатерть с белоснежными оборками, которая обычно видит свет лишь в Новый год. Сейчас же только начало сентября, а грандиозный повод – ложь.

– Присаживайся, дорогая! Сегодня твой день! – Мама заправляет выбившийся из высокого хвоста локон мне за ухо и любовно заглядывает в глаза. Это разбивает мое сердце, и притворная улыбка нервно подергивается.

– Еще раз спасибо, – смущенно роняю под нос и занимаю привычное место рядом с окном. На подоконнике замечаю несколько блестящих свертков и стыдливо отворачиваюсь. Даже в день рождения нет такого переполоха, как сегодня.

Папа садится напротив и ставит локти по обе стороны от пока еще пустой тарелки, сплетает пальцы в замок и упирается в них подбородком. Его пытливый взгляд из-под сползших на кончик носа очков выношу с достоинством, чем развеиваю остатки недоверия.

– Твой брат звонил сегодня, – начинает беседу папа. – Он передал свои поздравления.

– Спасибо, – выдыхаю в очередной раз. – А почему передал? Максим сам не может позвонить?

Без эмоций перевожу взгляд на пустующее место рядом со стулом мамы. Будто брат, который всегда занимал ту часть стола, может слышать мои слова. Смотрю на свободное место без тоски – с Максом мы никогда не были особо дружны. Его с юности утянули учебники, затем университет и научные кружки, а потом – работа хирургом во Франции. Он без особого труда и с удовольствием вписался в клуб фанатиков. Стал гордостью родителей и идеалом, к которому мне настойчиво советуют стремиться.

– У Макса много работы, – тут же вступается за брата мама. – Он едва урвал минутку между операциями, чтобы передать поздравления.

Между вазочками с салатами она ставит на середину стола шикарное блюдо с запеченной свининой с овощами. Мама принимается разливать напитки, а папа нарезает мясо и раскладывает порции по тарелкам.

– Бабушка и дедушка из Москвы тоже звонили, – вспоминает папа о родственниках по своей линии.

– И из Краснодара, – не забывает упомянуть о своих родителях мама. – Все очень гордятся тобой! Приехать в Питер не смогли, да и время на звонок нашли только утром…

От мысли, что вся родня могла приехать отмечать праздник, высосанный из пальца, становится дурно. Мне бы хоть родительский энтузиазм вынести без последствий!

– Ничего страшного, – вслух успокаиваю я. – Всем передайте мои благодарности за поддержку.

Родители расплываются в довольных улыбках, а я засчитываю себе очко за верный ответ.

– Ну, Диан, рассказывай, как впечатления! – добродушно выдает папа вопрос, к которому я готовилась не один вечер.

Обвести отца вокруг пальца сложно. Его цепкий взгляд следит за каждым жестом, когда без запинки выдаю идеально составленную историю с заученными именами врачей и медсестер.

Паутинки неглубоких морщин постепенно сглаживаются. Глаза, такие же, как у меня, цвета свежей древесины с темными кольцами-прожилками, медленно светлеют.

– Вижу, первое дежурство произвело на тебя впечатление, – улыбается папа, а я мысленно ликую. Получилось!

– Вот видишь, Диана! Мы ведь говорили, что медицина – это образ жизни. Ты уже втягиваешься, – наставительным тоном произносит мама, делая глоток из бокала. – А помнишь, как ты не хотела поступать? Кричала, плакала…

– А мы ведь говорили, что это подростковые глупости, – бодро кивая, подключается отец. – Теперь-то ты распробуешь свою специальность. За уши не оттянешь!

Родители в унисон смеются. Мне приходится поддержать общее веселье, чтобы не выдать себя. Но внутри бурлит негодование, а зубы, что скалю в улыбке, скрипят от злости.

– Кем ты там хотела стать? – на грани издевки спрашивает мама.

– Портнихой! – вместо меня отвечает отец и прыскает от смеха. Он заливисто смеется и утирает слезы, выступившие на глазах. Мама следует его примеру и тоже разражается хохотом, от которого лицо быстро покрывается румянцем.

Натянутая улыбка стекает со вспыхнувшего лица. Танец на костях моей мечты заходит слишком далеко…

– Вообще-то, я хочу… хотела быть дизайнером-модельером.

Мама холодно отмахивается. Откидывается на спинку стула и, восстанавливая дыхание после смеха, поправляет выбившуюся из идеальной прически прядь:

– Все одно. Подшивать платья, подгонять брюки…

– Вообще-то… – начинаю закипать, но вовремя прикусываю язык. Я так старательно возводила иллюзию примерного поведения, чтобы от меня отстали и сбавили давление! Одно неверное слово – и все затрещит по швам. Поэтому проглатываю обиду и фальшиво протягиваю: – Ты права.

На кухне повисает гробовое молчание. Родители не сводят с меня пораженных взглядов. Тело обращается в натянутую струну, готовую вот-вот лопнуть… Неужели я все испортила? Переиграла?

Но когда папа резко встает из-за стола, подняв в руке бокал, понимаю, что в этом сражении одержала полную победу.

– Наконец-то ты повзрослела, Диана, и забыла обо всех глупостях.

– Я всегда говорила, что рано или поздно ты поймешь – мы с папой были правы и желаем тебе только лучшего.

Мама подхватывает бокал, как и у всех, наполненный яблочным соком. Праздник праздником, но работу и дежурства никто не отменял. Следуя родительскому примеру, тоже встаю с напитком в руке.

– Диана, не хочешь сказать тост? – сияет папа и с гордостью взирает на меня.

Родители выжидающе смотрят, пока я задумчиво кручу в руках тонкую ножку бокала.

– За принятие себя, – криво улыбаюсь под звон соприкасающегося стекла и под похвалу семьи.

* * *

Спрятаться от родителей и бесконечного потока лжи оказывается проще, чем я думала.

Спустя час утомительных и однотипных бесед начинаю усиленно зевать. Играть усталость даже не приходится, день выжал силы до нитки. Обеспокоенные, но гордые родители быстро отпускают отоспаться после первой смены. Выслушиваю последние напутствия и, оставив домочадцев наедине, ухожу в свою комнату.

Замок на двери – одна из причин любви к моему тихому убежищу. Короткий щелчок надежно прячет в крошечном мирке, где всегда нахожу приют.

Небольшая, но уютная спальня встречает теплым сиянием гирлянды. Лампочки-светлячки как бусинки нанизаны на провод, что ломаным узором висит над кроватью. Между искорками на стене приколоты рисунки Тимура, отрывки из нашего комикса, мои наброски и одна-единственная фотография.

На снимке в костюме Чудо-женщины жую хот-дог и совсем не замечаю камеры. Рот набит, на щеке зияет красный след кетчупа, а я задумчиво смотрю на руку, испачканную соусом.

Тим не раз упрекал за не лучший выбор фото для «доски почета» над подушками. Для нас это стало неким ритуалом – приходя в гости, друг открывает папки на моем ноутбуке и деловито протягивает: «Вот! Тут ты хотя бы без кетчупа на лице!»

Но я не просто так однажды распечатала именно эту фотографию и повесила на самое видное место комнаты.

Кадр был сделан Тимуром на Хеллоуин, который совпал с нашим посвящением в студенты. На нелепый праздник в костюмах явились только я и Тим. Друг раздобыл где-то красный плащ, крылатый шлем и бутафорский молот. Свой наряд принцессы амазонок я сшила полностью сама.

То был первый день, когда я осмелилась выйти куда-то в костюме, созданном своими руками. А снимок, где я ем, – первый кадр личного триумфа.

Подобных вылазок после было немного. Не каждый день выдается повод погулять по Питеру в нарядах героинь поп-культуры! Фотосессии себе позволить не могу, а на редких фестивалях пока ни разу не осмелилась побывать участником-косплеером, а не гостем.

Мне постоянно что-то мешает подать заявку. То город другой, то учеба, то просто боюсь отказа или осуждения родителей.

Устало падаю на кровать и зарываюсь лицом в подушки. Тоска накатывает с новой силой, а внутри разгорается сожаление. Мысли укором клюют душу за глупый страх провала, за мешающую боязнь неодобрения.

Я прекрасно понимаю, что в своей зажатости виновата сама. Из года в год учусь, шью костюмы, мастерю наряды, но не делаю ничего, чтобы заявить о себе. Только сваливаю ответственность на родителей. Мол, это они мне вдолбили, что стать кем-то могу лишь в медицине. Все остальное – рудимент детской наивности.

А теперь еще и эта ложь… В глубине души хочется признаться. Сказать, что ни в какой больнице не работаю, а зависаю официанткой в гик-кафе. Но прекрасно представляю, как родители отреагируют на такую новость. Работай я в ателье или, на худой конец, магазине текстиля, маме и папе было бы проще смириться с моим обманом. Но ни швеей, ни продавщицей устроиться не вышло: мешают отсутствие специального образования и учеба в универе.

Зато в «Перезагрузке» можно работать после пар, в ночные смены, что успешно сочетается с вымыслом о карьере медсестры. А еще в кафе чувствую себя почти как дома – там настоящий рай для гика.

Под локтем шуршит обертка красиво упакованного свертка. Недолго думая, решаю развернуть подарок от мамы.

Почти не удивляюсь, когда избавляюсь от глянцевой бумаги и голубой декоративной ленты. Внутри оказывается хирургический костюм, белый, с темно-синей отделкой и эмблемой моего вуза на груди. Без эмоций смотрю на форму сборной нашего хирургического кружка. Кладу подаренную одежду перед собой, даже не примерив, и роняю лицо в ладони.

Я ведь ни на одном собрании кружка еще не была! Не прошла отборочных экзаменов, не пробилась в сборную… Зато форма уже есть. И что-то мне подсказывает – остальное приложится.