Тут лукавил Рене, потому что обычно он и не думал сдерживаться, и каждый раз Рита терялась в догадках, что на него нашло, когда она хватала его за обнаженные плечи перепачканными краской руками, оставляя разноцветные следы от пальцев на его коже и отбрасывая в сторону белое махровое полотенце, обвязанное вокруг его крепких бедер. Бедер, на которых теперь красовались лосины.

– Мда? – Рите польстило его признание, и она немедленно представила себя в забрызганном краской комбинезоне и с неровно повязанной косынкой на голове, направляющую горячую струю фена на только что законченную картину. Что может быть эротичнее?

– Мда, – Рене утвердительно кивнул.

– Поэтому ты и устроил мастерскую в квартире, – засмеялась девушка, – такая своеобразная альтернатива «красной комнате».

Они оба прыснули со смеха, и Рите на минуту показалось, что мысли о Богнере, заполонившие ее голову, в последние дни отступают. Возможно, отношения с Рене все же заслуживают шанса. В чем тот был безусловно прав: никто не знал Риту настоящую. Даже она сама.

***

Велопрогулочные выходные закончились, и Рене, поменяв велосипедки на белую офисную рубашку, вернулся к работе. Поскольку июнь уже подходил к концу, занятия в школе, где Рита работала, сходили на нет, вместе с накалом учебы и многочисленными творческими студенческими проектами, в которых она участвовала.

Прошлой осенью Рита подала документы на вид на жительство на основании работы и, несмотря на то, что не идеально соответствовала требованиям, получила положительное решение от швейцарского государства, став счастливой обладательницей заветной пластиковой карточки. Этому решению немало поспособствовал ее родной университет культуры, направивший в миграционную службу многочисленные ходатайственные письма и подтверждения о том, что она, Маргарита Ластовская, была переведена на бюджетное отделение и теперь не требует финансовой поддержки родственников за рубежом.

Немногим ранее в текущем году Рита успела отвезти свои картины на выставку в Лондон, благодаря чему в ее паспорте теперь красовалась новая британская виза на полгода. До последнего момента участие Риты в выставке было под вопросом, так как Великобритания была избирательна и скупа на выдачу виз российским подданным, но ровно за день до предполагаемой поездки, когда девушка уже хотела сдавать билеты, из визового центра пришло положительное решение. Ее удивлению не было предела, когда она открыла паспорт и увидела, что ей выдали полугодовую многократную визу прямо как в старые-добрые времена, хотя больше поездок в эту часть света Рита явно не планировала.

Со всеми многочисленными подработками и зарплатой приходящей учительницы по живописи в общеобразовательной школе Рите едва хватало денег для того, чтобы обеспечивать свое существование. К счастью, работодатель Рене оплачивал ему квартиру и собирался продолжать делать это в течение ближайших двух лет, что было огромной экономией для них обоих. Рита думала после окончания магистратуры получить диплом дизайнера-оформителя и иметь основной заработок оттуда, параллельно занимаясь живописью с учениками и продавая работы. Это было совсем не идеальным вариантом, так как работы, где она не могла ощутить шершавость холста, услышать запах краски, трепетать над идеальностью исполнения каждой линии и вкладывать частицу души в нанесение каждого мазка, она считала мертвыми. В голову ей многократно приходило сравнение с судьбой человека, мечтающего стать врачом, но по воле судьбы вынужденного работать патологоанатомом, однако папа был прав: одними картинами прокормить себя было неимоверно сложно, особенно не имея своего имени в художественных кругах.

С наступлением лета Рита, достаточно хорошо владеющая портретной техникой, иногда рисовала набросочные работы в Розовом саду, продавая их по пятнадцать-двадцать франков и заодно набивая руку. В хорошую погоду к ней, бывало, стояла очередь. Пару раз наброски так понравились, что люди заказывали себе полноценные портреты, стоящие намного дороже, однако подобные случаи были скорее исключением из правил.

К компьютерной графике, которая могла бы приносить хорошие деньги, у Риты не лежала душа почти по той же причине, что и к оформительству. Она прежде всего ощущала себя художником. В работах, выполненных с помощью графического дизайна, не было полета, привычного запаха краски, растекшихся капель и неровных мазков. Их нельзя было потрогать, понюхать, повесить на стену. По ним нельзя было провести пальцами, чувствуя толстый сухой слой краски на теплой грубой холщовой ткани. В конце концов, со многими вещами в настоящее время мог справиться искусственный интеллект! Безусловно, Рита могла сделать базовые вещи в компьютерной программе, однако делала это только тогда, когда не было другого выхода. Тем более, для подобных случаев у нее всегда была Хайке, которая, правда, в последнее время была постоянно занята с младенцем.

Тем не менее, имея рядом с собой Рене, стабильного, надежного, уверенного в завтрашнем дне, Рита чувствовала себя расслабленно и позволяла вещам неспешно идти своим чередом, что немного отдавало ее привычным инфантилизмом. Сколько лет подряд Рита втайне осуждала женщин, живущих за счет своих мужчин, чтобы сейчас делать практически то же самое! Без Рене с его предоплаченной квартирой Рита могла бы рассчитывать только на жизнь на вокзале в столице одной из самых дорогих стран мира.

Размышляя над всей финансовой ситуацией, Рита прекрасно понимала, что для обретения финансовой независимости ей надо вкладывать больше времени и усилий в личный бренд, означающий поиск своего собственного стиля и увеличения узнаваемости имени Маргариты Ластовской, в том числе за счет социальных сетей, расширения круга знакомств в рядах художников и участия в профильных мероприятиях и выставках, что ее интровертному типу личности давалось с большим трудом. Однако при всех сложностях Рита знала, что одним из отличительных качеств ее характера было редкостное бульдожье упорство, поэтому ее внутренняя уверенность говорила, что медленными шагами она окажется там, где хочет быть: признанным художником-реалистом, крепко стоящим на ногах.

В подобных раздумьях Рита проводила часы, если не писала картины, не преподавала и не была занята еще чем-то. С наступлением летнего сезона свободного времени стало больше, что автоматически означало увеличение времени на раздумья. Рене был на работе в офисе, в это утро вторника конца июня Рита решила покопаться в интернете, чтобы придумать для них бюджетный вариант отпуска. Она сейчас не могла позволить себе отдых и одновременно не хотела, чтобы Рене полностью спонсировал их поездку. Отношения – это равноценный обмен, но Рита не чувствовала почти никакой отдачи со своей стороны. Тем не менее Рене очень настаивал на совместном отдыхе, поэтому Рита просматривала туристические сайты с целью вдохновиться маршрутами и выписывала идеи путешествий и их приблизительную стоимость в блокнот, лежащий перед ней на кухонном столе.

Иногда она задумчиво переводила взгляд в сторону окна, крутя карандаш в своих пальцах и легко постукивая им по губам, что выдавало ее крайнюю сосредоточенность. Цены в высокий сезон были просто неподъемными, и единственное, что приходило ей в голову, – это марш-бросок по окрестным горам с палаткой, взятой напрокат. Однако она сомневалась, что этот вариант мог заинтересовать Рене. В чем-то он был педантом и гедонистом, даже несмотря на велосипедки с поролоном. В конце концов, Рита отчаялась и уже начала писать сообщение о том, что самым замечательным решением для ее спутника будет поехать в отпуск с друзьями, как в ее чате с Лурдес и Хайке появилось новое сообщение:

«Рита, сядь, если ты стоишь! А лучше ляг, потому что ты все равно упадешь», – писала Лурдес.

«Что случилось? Лучше скажи мне, где в Европе самый бюджетный отдых», – ответила ей Рита.

«В Польше! Но это не имеет значения!»

«Огромное! Говори, что у тебя».

«Ты не представляешь, кого я сегодня встретила недалеко от нашего универа!»

«Сальвадора Дали?» – Рита попыталась сострить.

«Почти! Ластовская, ты сидишь? Я встретила Богнера! Богнер в городе».

Рита недоуменно посмотрела на экран телефона, чувствуя, как на лбу моментально выступила испарина. Где бы ни находились поджилки в ее теле, они немедленно затряслись. Ее колотила усиливающаяся внутренняя дрожь. Рита вскочила с места, но почему-то ноги были ватными.

Он в городе. Богнер! Человек из ее снов! Он реален, он существует, он жив, здоров, способен прилететь из Нью-Йорка. Он больше не плод ее воображения, не ее воспоминание, не фантомная боль.

Рита наполнила стакан водой из-под крана и жадно его осушила.

Надо успокоиться. Взять себя в руки. Включить голову. Мыслить логически.

Несмотря на то, что он в городе, он не написал ей. Он не позвонил и ничего не сказал. Он забыл ее, и для него все, что произошло прошлым летом, стало неважно.

Привычная боль раскаленным огнем обожгла ее сердце. Почему слова «Богнер» и «боль» так похожи? Почему они всегда соседствуют, ходя за руку, словно лучшие друзья?

«Богнер, помнишь ли ты обо мне? Наши мгновения, наши чувства, творчество, безумные ночи, твои песни, разукрашенный амбар? Живо ли это в твоем сердце, как в моем?» – стучало в голове у Риты. Словно не было этого года, словно не прикладывала она столько сил, чтобы выкинуть Богнера из своих мыслей, и не собиралась символично сжечь свою шляпу или закопать ее на заднем дворе среди цветов. Богнер предстал перед ней немедленно, словно увеличивающаяся голограмма, заполнив собой всю комнату.

Рита надела сандалии и, схватив свою неизменную холщовую сумку, выскочила из квартиры.