На лекции на следующий день Рита решила не ходить, так как не было ни настроения, ни сил и ни желания. Мысли ее в любом случае витали далеко от учебы, поэтому освободившееся время она решила использовать для разговора с родителями. Также Рита написала сообщение владельцу съемной квартиры, чтобы узнать, все ли в порядке с оплатой жилья и не стоит ли ожидать каких-то сюрпризов еще и в этой области.
Помедлив, она набрала папе, однако тот не ответил. Она немного подождала, не перезвонит ли он, но по-прежнему ответа не последовало. Рита задумчиво сидела в пижаме с пандами за кухонным столом из светлого дерева, крутя в руках телефон, и ее мучила непонятная тревога. В итоге она нашла в списке входящих видеозвонков маму и нажала «Позвонить».
– Рита? – как-то неуверенно послышалось в трубке. – Как ты, дочка?
– Как я? – Рита почувствовала, как закипает, но изо всех сил старалась взять себя в руки. – Ты знаешь, что происходит? Почему ты мне не звонишь?
Мама напряженно молчала.
– А что с оплатой моей учебы? Ты ничего не хочешь мне сказать?
Рита повысила голос. Она от души радовалась, что дома никого нет и соседки не могут увидеть ее такую непривычно разъяренную. В семье Ластовских было не принято выставлять эмоции напоказ. Мама отвела глаза.
– Мне очень жаль, Риточка. Мне кажется, пришло время вернуться в Россию.
– Что?.. Что случилось? Почему? – сердце Риты сжалось.
– Ты знаешь, что я бы отдала все, чтобы ты была счастлива, но у меня за душой нет ни гроша… Я… я жду, когда мы с папой продадим квартиру, и я смогу покрыть твои долги. Это должно было случиться со дня на день, но сейчас не самое лучшее время для сделок.
Мама замялась, не зная, что добавить. Рита недоумевала.
– Вы продаете квартиру? А папа? Он что говорит?
– Рита, я долгое время не хотела тебе говорить, однако, боюсь, пришло время. С твоим отцом мы не живем вместе уже давно, с момента возвращения в Москву, так как здесь у него появилась другая семья.
Риту будто оглушили. У ее отца, которого она знала всю жизнь как человека с безупречной репутацией и неплохой дипломатической карьерой, есть другая семья? Он ушел и оставил ее мать ни с чем? Никто из родителей не обмолвился об этом «неприятном инциденте», словно это была какая-то незначительная мелочь.
– Твой папа всегда говорил, что учеба в Швейцарии – это дорогое удовольствие, и мы не всегда сможем себе позволить оплачивать ее с легкой руки, – продолжила мама, и Рите показалось, что та пытается заступиться за отца.
– Вы… вы ничего мне не сказали! Я узнала обо всем от декана! От декана! – Рита была в отчаянии. Теперь непосредственная угроза отчисления померкла в сравнении с трагедией в ее семье.
– Да, о таких вещах нелегко говорить собственной дочери, все-таки я всегда хотела быть примером для тебя. Как бы то ни было, я продаю нашу большую квартиру и переезжаю жить к бабушке, – мама невесело ухмыльнулась. – Что касается твоей учебы, папа обещал все оплатить, но, видимо, не сделал этого. Ну что же, в раздаче обещаний он всегда был хорош. Поговори с ним, Рита, и, если ситуация с учебой в Швейцарии не решится в ближайшее время, ты всегда можешь приехать в Москву. Просто знай, что я тебя всегда жду дома… и что… что мне тоже очень тяжело…
Мама глубоко вздохнула, и сердце Риты сжалось от грусти и сочувствия. Как пережить такое предательство после целой жизни вместе?
– Я… я перезвоню, мама, – Рита закончила сеанс связи. Она закрыла лицо руками и долго сидела так за большим столом в пустой белой квартире, упершись локтями в деревянную поверхность. Ее привычный мир рухнул, она буквально видела, как крепкие до недавнего времени сваи моста под названием «семья» со скрежетом ломаются и летят в пропасть, а безжизненное тело Риты проваливается вслед за ними, пытаясь увернуться от обломков. Все катилось в тартарары: ее учеба, планы на будущее, любящая семья.
Такую, заплаканную, с опухшим красным носом и выражением лица побитой собаки, одетую с прошлого вечера в пижаму с пандами, со спутанными каштановыми волосами, и нашли ее соседки, вернувшись из университета. Потом они пили вино, сидя в гостиной, объединенной с кухней, на синем мягком диване в полном молчании и при тусклом свете «талантливого мистера Рипли».
Наутро всех мучило похмелье, однако соседки в порыве заботы приготовили завтрак и теперь искоса бросали на Риту сочувствующие взгляды, пока та жевала омлет, безжизненно уставившись в стену. Тем временем пришел ответ от хозяина квартиры, что последний месяц не был оплачен полностью. Денег на личной карточке тоже почти не было, и Рите пришлось признать, что она находится на дне финансовой ямы.
– Я думаю, – оптимистично начала Лурдес, – поддаваться отчаянию как-то нелепо в такую погоду, поэтому предлагаю поехать покататься на горных лыжах и развеять наши грустные мысли.
– Как минимум у меня еще действует сезонный ски-пасс, – ухмыльнулась Рита, – надо брать от жизни все. Хотя бы то немногое, что осталось доступно.
– Дело говоришь! – одобрительно кивнула Лурдес в ответ, а Хайке вдруг улыбнулась:
– Тем более я уже попросила родителей доплатить за нашу квартиру за последний месяц. Мы больше ничего не должны, и проблем не будет.
На душе у Риты стало совсем тяжело. Кто-то может доверять своим родителям. Кто-то может не беспокоиться о завтрашнем дне. Кто-то даже может делать широкие жесты.
– Девочки, если так пойдет дальше, вам нужно будет искать другую соседку, – сказала она грустно, – более платежеспособную и финансово надежную.
– Об этом не может быть и речи! – горячо заверила ее Лурдес. – Где мы найдем еще такую чистоплотную тихоню? Ты не пьешь, не куришь, даже парней не водишь! От тебя самая большая неприятность – это периодический запах краски из твоей комнаты и разноцветные подтеки на раковине, если ты мыла кисти, но мы готовы тебя простить.
Соседки закончили завтрак, сложили тарелки в посудомоечную машину, надели горнолыжные костюмы и забронировали машину на сегодняшний день – у Хайке были права, но по экологическим соображениям она отказывалась от собственного автомобиля.
В лыжный сезон Рита чаще всего каталась на склонах Юнгфрау, путь к которым лежал по берегу Тунского озера. День выдался уже по-весеннему теплый, в долине между горами снега давно не было, а голубая вода озера искрилась под солнечными лучами. Вдоль озера простирались альпийские шале с деревянными балконами, перемежающиеся с желтыми от сухой травы пролесками с пасущимися на них вальяжными коровами, звенящими своими традиционными швейцарскими колокольчиками на толстых шеях, а вдали сверкали белыми шапками вершины Бернских Альп. Рита залюбовалась уплывающими за окном их машины пейзажами и даже на секунду потеряла связь с реальностью, забыв обо всех неприятностях. Ей неимоверно хотелось сейчас выйти на берег озера, достать холст, краски и уйти в себя, впитывая искристую поверхность озера, и, пропустив ее через себя, излучать брызги всепоглощающего, неистового, безграничного вдохновения. Рита неплохо владела всеми техниками рисунка: от акварели до выполненных карандашом скетчей, но холст и масло представляли для нее свою религию, даря ей спокойствие и комфорт, принося ощущение близости и единения с окружающим миром. Каждый раз, лишь взмахнув кистью, она могла оставаться один на один со своим творением многие часы, вновь обретая почву под ногами. Творчество для Риты было тем островком стабильности, вокруг которого она строила свою жизнь. Менялись страны, города, люди, но рисование оставалось незыблемо, служив ей якорем в переменчивом мире. Однако сегодня, согласно плану Лурдес, Рита должна была веселиться на горнолыжных склонах и отложить уединение для более подходящего момента, не показывая своего разочарования, чтобы не обидеть подруг.
Компания доехала до подъемника, ведущего на вершину одного из склонов Бернских Альп в непосредственной близости от горы Юнгфрау, и остановилась на большой, полной людей в разноцветных куртках, сновавших туда-сюда, парковке, похожей на цветастый муравейник. Девушки переобули ботинки, закинув обычную обувь в багажник, взяли лыжи, сноуборды и направились к подъемнику, у которого образовалась небольшая очередь. Подождав немного, троица вошла в слегка покачнувшуюся под их ногами кабинку фуникулера. Двери почти закрылись, хотя какой-то парень успел заскочить внутрь, рискуя быть зажатым в прыжке. Он сел на лавку напротив Риты, и та с удивлением отметила его дорогой лыжный костюм глубокого синего цвета от фирмы «Богнер», производителя элитной спортивной одежды, о чем говорили малозаметные золотые эмблемы «B» на его куртке. Нет, конечно, «Богнером» Риту было удивить сложно, так как в Швейцарии жило или приезжало на отдых огромное количество обеспеченных людей, но обычно в дорогие бренды облачались все же те, кто постарше, а их спутник выглядел ровесником девушек. Рита невольно оглядела его: римский крупный нос, резкие скулы, светлые голубые яркие глаза на загорелом лице и золотистый кудрявый локон, выглядывающий из-под шлема. Пожалуй, его можно было назвать очень симпатичным, насколько может быть симпатичным человек в шлеме и нелепом горнолыжном костюме от-кутюр.
Парень бросил быстрый и пронзительный взгляд на сидевшую напротив Риту и перевел взгляд за окно. В кабинке фуникулера каждый был занят своими мыслями.
На склоне Рите даже удалось немного отвлечься от тяжелых мыслей. В целом, в мировом масштабе, все, пожалуй, было не так плохо. В конце концов, она не пряталась в бомбоубежище от ракет, не голодала и не побиралась на центральном вокзале (пока). Она даже не страдала от последствий какой-то изматывающей любовной истории, ее сердце было свободно, и приключений на свою пятую точку она тоже не искала. Наверно, развеять мысли в горах было не такой уж и плохой идеей, о чем она поспешила сообщить подругам, горячо поблагодарив. Девушки остановились немного перекусить в ресторане на склоне, оборудованном чудесной террасной на смотровой площадке, и Рита почувствовала вибрацию своего смартфона. Она извинилась и вышла из-за стола на веранду. Ее начало немного подтрясывать, она зябко завернулась в куртку и взглянула на горы, по давней привычке ища в них поддержку.
– Да, папа, – наконец произнесла она.
– Рита, – раздался папин голос, взволнованный и смущенный, – ты звонила?
– Да! Да! Я звонила, – Рита была невероятно зла. Ей захотелось закричать, сорваться, зарыдать, начать ругаться матом, чего в жизни не делала, но в последний момент она сдержалась. Как всегда.
– Дочка, – отец попытался объясниться, – ты, наверное, знаешь, что мы с твоей мамой не живем вместе. Это случилось сразу после нашего возвращения в Москву. Больше дипломатических назначений у меня не предвиделось, и создавать видимость счастливой семьи не требовалось. Я отдал маме квартиру и купил нам с Настюшей свою… К сожалению, сейчас я совершенно без копейки, цены на недвижимость в Москве так выросли, а ремонт стоит космических денег…
– Настюшей, – повторила Рита презрительно, проигнорировав часть, относившуюся к приобретению недвижимости, – создавать видимость счастливой жизни…
– Настюшей, – мягко продолжил папа. – И да, наша жизнь не была идеальной, Рита. Мы с мамой вращались во вселенной, как Земля со своим спутником, никогда не пересекаясь. Нас давно ничего не держало вместе, кроме невозможности развестись до момента окончания моего назначения. Я ушел к Насте, оставив маме нашу квартиру. Твоя мама обещала продать ее, но почему-то затянула с этим.
– Наверное, потому, что ей нелегко расстаться с частью жизни, в которой она была… она считала… себя счастливой… – Рита запнулась. Действительно ли ее предыдущие годы были столь безоблачными, или она просто жила в своем иллюзорном мире, в пузыре, ограждавшем ее от остального мира. Почему она никогда не замечала, что мать с отцом, отдалившись друг от друга, расходились спать по разным комнатам? Наверное, потому, что единственное, что ее интересовало в тот момент, – это рисование, которым она занималась часами, потеряв связь с реальностью. Нет, родители не были Землей и Луной, они втроем жили на разных планетах! Рита вглядывалась в горы в голубой дымке, кажущиеся такими величественными и спокойными.
– Дочка, – мягко сказал отец, – мы виноваты перед тобой. Мы не сказали тебе всей правды, потому что не хотели волновать, а потом жизнь бросила нас в такой бурлящий водоворот событий, который подхватил и закрутил нас, заставил забыть о важном. Мы обязательно все уладим. Думаю, мама продаст квартиру со дня на день, мои финансовые трудности тоже не навсегда. Я уверен, что можно поговорить с деканом, в понедельник я ему позвоню и применю свои дипломатические штучки.
В его голосе даже заиграло подобие улыбки, и он снова зазвучал уверенно, как это было всегда:
– Никто тебя не отчислит, я этого не допущу.
– А если это произойдет?
– Ты приедешь в Москву и пойдешь учиться в МГИМО, пока не поздно. Все равно твои «художества» вряд ли тебя прокормят, а мы с мамой не сможем содержать тебя вечно.
Рита снова уловила нотки иронии в словах отца относительно выбора ее профессии. Ей не хотелось продолжать разговор. Она устало кивнула в сторону гор, словно спрашивая у них разрешения закончить его. В любом случае было понятно, что больше содержать ее было некому. Она попрощалась с отцом как можно более нейтральным тоном и вернулась за стол к подругам.
Девушки легко пообедали, потом еще погонялись друг за другом по склону, однако былая легкость, которую Рита успела почувствовать в первой половине дня, куда-то делась. Больше всего ей сейчас хотелось зарыться с головой под одеяло в своей белой комнате и просидеть там месяц. Она ждала момента, когда вся компания сядет в машину, чтобы ехать домой, и можно будет притвориться спящей на заднем сидении. Наконец ее мечта практически исполнилась. Хайке, Лурдес и Рита, раскрасневшиеся от целого дня занятий спортом на природе, взвалив тяжелые лыжи на плечи и топая увесистыми ботинками, дошли до машины.
Неподалеку краем глаза Рита увидела знакомый синий костюм «Богнер». Пока подруги переодевали обувь, казавшуюся им домашними тапочками, рядом с арендованным электрокаром, Рита наблюдала, как дорогой спортивный костюм погрузился в яркий голубой кабриолет-купе марки БМВ (к счастью, крыша была на месте), который, взвизгнув тормозами, умчался прочь. Интересно, машину «Богнер» покупал под цвет глаз?
Рита влезла на заднее сиденье электромобиля и последовала своему ранее разработанному плану – закрыла глаза, чтобы не пришлось участвовать в разговорах.
О проекте
О подписке