Например, из более позднего еврейского предания Фрэзер сообщает такую дополненную множеством деталей историю Вавилонской башни: люди построили ее столь огромной, что кирпичи наверх каждый грузчик нес в течение года. И если человек во время подъема падал под своей ношей, то его никто не оплакивал, – все оплакивали кирпичи, потому что носильщиков было достаточно, а вот глины уже не хватало, так как постройка возносилась все выше и выше. И возводили эту кощунственную башню с таким напряжением, что все мужчины были заняты переноской грузов наверх и строительством, а женщины лепили кирпичи. И было это так важно, что беременные женщины, когда начали рожать, не прекращали работы, потому что нужно было идти выше, выше, дальше, дальше, дальше наверх. Говорили, что эти люди так жаждали понять, что же там, на небе, что они запускали в небо стрелы, и когда те падали обратно, то они оказывались обагренными кровью. А значит, там обитали некие существа, до которых так хотелось добраться. Но, естественно, бог этого не потерпел, поэтому башня рухнула, треть ее ушла под землю, другая треть сгорела, а последняя осталась стоять на земле. Но любой человек, который проходил мимо нее, забывал все, что он помнил, лишался памяти. Вот такое это было волшебное, жуткое, заколдованное место.

Фороней – олицетворение начала законотворчества. Барельеф кампанилы Джотто

Средневековые мудрецы, исходя из каких-то своих расчетов, вычисляли высоту башни, ее предполагаемые размеры. Видно, как результаты вычислений становятся все больше, и больше, и больше. Наконец, строители поднялись на высоту 2 километра, потом 4. Есть даже упоминание, что башня возвышалась на 7 километров. То есть это сооружение представлялось уже совсем нереальным, не похожим ни на какой зиккурат, а действительно походило на гору, возносящуюся выше прочих гор, – так трансформируются образы этих ступеней, лестниц в небо.

Итак, ясно, что башня Вавилонская, потому что Вавилон был величайшим городом Древнего мира. Ясно, что эта башня – образное отражение реального вавилонского зиккурата, и шире – один из образов ступеней, ведущих наверх, к небесам. Но остается еще один вопрос: а при чем тут смешение языков? Почему Бог не довольствуется тем, чтобы просто разрушить башню и сбросить наземь всех высоко возомнивших о себе людей? Зачем ему надо было смешать языки? Впрочем, далеко не во всех рассказах дерзновенная попытка подняться на небо связана со смешением языков. Где-то просто упали эти бревна, раздавили, уцелевшие зареклись впредь на небо не лезть. В другом месте погибли строители, башня ушла под землю, все. Но есть рассказы, где это связано с языками, а есть рассказы о разделении языков, которые существуют сами по себе. Например, древние греки говорили, что когда-то Зевс сотворил для всех один язык, но хитроумный и злокозненный Гермес сделал так, что языки стали разными, и тогда люди стали враждовать между собой. И боги решили, что они вообще с этим местом связываться не будут. А Зевс, который прежде хотел сам управлять людьми, передал руководство ими первому царю.

Царь по имени Фороней должность получил за какие-то заслуги перед богиней Герой. Он то ли построил ей первый храм, то ли совершил первое жертвоприношение в ее честь. И вот его-то Зевс сделал первым правителем над людьми, уже говорившими на разных языках. Из этого сюжета понятно, что идея разных языков непосредственно связана с темой конфликта, раздора, отсутствия понимания между людьми.

И самое интересное, что в Двуречье была отдельная легенда, ни с какой башней не связанная, в которой хоть и не рассказывается прямо про разделение языков, но, во всяком случае, этот мотив существует. Это эпическая поэма, которая условно называется «Энмеркар и верховный жрец Аратты». Энмеркар – правитель шумерского города Урука, а Аратта – другой город, и мы не знаем, как звали этого Верховного жреца, – его имя не произносится. В поэме очень пространно рассказывается о том, как Энмеркар с этим жрецом воюет, как требует, чтобы тот подчинился и заплатил дань, а жрец, разумеется, не хочет, потом как будто обещает, потом они вновь воюют, потом один побеждает, потом другой… И каждый из них настаивает, что именно он главный любимец богини Иштар, в общем, такая долгая история конфликта. Но, что интересно, в какой-то момент этой бесконечной тяжбы Энмеркар насылает на своего противника странные заклинания. И в этих заклинаниях говорится, что наступит день, когда не будет змеи, не будет скорпиона, не будет ни гиены, ни льва, ни собаки, ни волка, когда никто не будет ничего бояться и трепетать от страха, когда у человека не будет никакого соперника. То есть это такой день в отдаленном будущем, когда не станет этих страшных животных, и никто никого не будет бояться, в мире попросту исчезнет страх. И вот когда наступит этот день, то пусть все земли – и дальше перечисляются много-много земель, про которые идет речь, – «Пусть все эти земли, пусть вся вселенная, пусть все они обращаются к Богу Энлилю вместе на одном языке».

Иногда это довольно туманное заклинание толкуют так, что Энмеркар как раз насылает на окружающие земли разделение языков, одновременно намекая, что, когда из мира уйдет страх, тогда, быть может, все заговорят на одном языке. А до тех пор вы будете все говорить по-разному.

Там есть и другие толкования, но если это правильное, то получается, что именно в момент ссоры Энмеркара с его соперником и разделяются языки. Вообще историй о разделении языков в мировом фольклоре меньше, чем историй о попытках взобраться на небо и прорваться к богам. Тем не менее сюжет о разделении языков встречается и у африканских народов, и в Шумере, и в Вавилоне. Почему-то это людей волновало, и их можно понять, меня тоже интересует вопрос возникновения языка. Если вдуматься, то ясно, что язык – это высочайшего уровня абстракция. Почему, кто сказал, что вот этот предмет называется очки? Почему это сочетание звуков «о ч к и» обозначает этот предмет? И почему на других языках, в других местах мира этот же предмет описывается другими звуками? Это совершенно какая-то удивительная и загадочная вещь. И недаром люди всегда пытались понять: как же это было? Но в христианской и в иудейской традиции, как раз отталкиваясь от легенды о Вавилонской башне, утверждали: до этого существовал один всеобщий язык. Когда Адам и Ева были в раю, нет сомнений, что у них язык был один. Какой? Всем ужасно хотелось понять, какой был этот первый, этот главный язык, прорваться к нему. В Средние века очень распространенным представлением было, что это был еврейский язык.

В этом была своя логика: в Ветхом Завете, вероятно, речь идет о евреях и о еврейском государстве. Адам и Ева говорили с Богом и со змеем на еврейском языке. Интереснее, что было и множество других, очень смешных, совершенно нелогичных предположений. Фрэзер собрал даже очень смешные версии. Так, великий философ Лейбниц говорил: «…в предположении о том, будто еврейский язык был первоначальным языком всего человечества, заключается столько же правды, сколько в утверждении Горопиуса, опубликовавшего в 1680 году в городе Антверпене книгу, где доказывается, будто бы голландский язык был именно тот, на котором говорили в раю». На голландском! Существовало предположение, что в раю говорили на баскском языке, я думаю, потому, что баскский язык так не похож на другие языки – значит, не иначе как это остатки рая. Также предполагали, что Адам с Евой говорил по-персидски, змей с ними говорил по-арабски, а архангел Гавриил говорил по-турецки. Ну и еще такое: Бог говорил на шведском языке, Адам на датском, а змей на французском. Ну понятно, змей – соблазнитель, естественно, он должен говорить на французском.

Фрэзер, перечисляя все эти версии, замечает совершенно резонно: «…надо полагать, что все такие лингвистические теории возникали под влиянием национальных симпатий и антипатий авторов». Естественно, такое объяснение напрашивается. Но, если отрешиться от этих зыбких предположений, то действительно очень интересно понять, откуда взялись языки? Был ли изначально один праязык?

Понятно, что это очень сложная и скользкая почва для разных предположений. Сейчас лингвисты прилагают огромные усилия для того, чтобы восстановить праязык индоевропейских народов. Находят некоторые общие слова из него, вычисляют, но ясно, что это все равно остается во многом в области научных гипотез.

Как найти самый древний человеческий язык? Для начала надо понять, где его нужно искать. В какой момент он возник? Некоторые ученые, которые считают, что, может быть, существовала и в этом определенная преемственность между высшими приматами и первобытными людьми. Понятно, что обезьяны не разговаривают, но у них есть свои средства коммуникации. Например, определенный язык жестов. Как известно, существует много попыток, и довольно удачных, обучать шимпанзе языку глухонемых, и они используют этот язык. Отсюда версия, что, может быть, у них и не было языка как способности говорить, но у них была способность познавать мир и передавать друг другу информацию о нем какими-то знаками. Есть и другая гипотеза, утверждающая, наоборот, что никакой связи с животными нет, что язык – исключительная прерогатива людей. Например, выдающийся лингвист Ноам Хомский (с которым мало кто согласен, но он и в целом славится парадоксальными предположениями) считает, что где-то примерно 100 000 лет назад произошла некая генетическая мутация (с этим как раз согласны многие ученые), и в результате этой мутации люди обрели способность разговаривать.

Хомский полагал, что произошло некоторое изменение нейронных сетей мозга, которое имело колоссальные последствия. Это изменение, дающее виду сильные эволюционные преимущества, закреплялось естественным отбором за несколько тысяч поколений, так что языковая способность распространилась по всей популяции. Косвенно на это указывает наличие определенных генов, связанных с развитием языка (например, есть гены, позволяющие контролировать очень важные мышцы рта, без которых невозможна артикуляция). Однако речь явно полигенна, так что одним-двумя генами ее вряд ли можно объяснить.

Есть другие ученые, которые говорят о том, что для развития языка нужна была определенная социальная обстановка, без этого ничего бы не вышло и что именно поэтому нельзя утверждать, что язык пришел к нам от животных. Они считают, что необходимые условия так называемого социального доверия развивались постепенно, то есть постепенно возникали ситуации, в которых люди почему-то хотят общаться друг с другом и разговаривать. И в общем-то есть масса доводов, подтверждающих именно такой ход событий. Мы знаем про детей-маугли, которые в той или иной ситуации были потеряны в лесу, воспитаны волками или другими животными, и когда их находили, то в социальном смысле они мало отличались от животных и они не могли говорить. В зависимости от того, в каком возрасте эти детки были отрешены от человеческого общества, кого-то из них удавалось научить говорить и коммуницировать, а кого-то уже нет, они оставались бессловесными и подобными животным.

В древности, конечно, в это все не верили. У Геродота есть замечательная история о том, как египетский царь Псамметих решил узнать, какой язык самый древний. Для этого он приказал одному пастуху взять двух маленьких детей, поместить их отдельно от всего мира, запретить с кем-либо общаться, так, чтобы никто при них не произносил ни одного слова. Царь хотел проверить, каким будет первое слово, произнесенное детьми. Через 2 года пастух обнаружил следующее: «…когда он открыл дверь и вошел в хижину, оба младенца пали к его ногам и, протягивая ручонки, произносили слово “бекос”… Когда затем при посещении младенцев для ухода за ними ему всякий раз приходилось слышать это слово, он сообщил об этом царю… Когда же сам Псамметих также услышал это слово, то велел расспросить, какой народ и что именно называет словом “бекос”, и узнал, что так фригийцы называют хлеб». Так царь установил для себя, что это и есть самый древний язык.

Конечно, для нас это звучит как сказка, но и сегодня сама жизнь ставит удивительно яркие эксперименты. В восьмидесятые годы XX века в столице Никарагуа Манагуа, как, к сожалению, и везде в мире, было довольно большое количество глухих детей, – теперь, очевидно, их назвали бы слабослышащими, которыми никто не занимался. Никарагуа бедная страна, и дети жили дома, родители каким-то образом с ними объяснялись, но на этом все. А в 1980 году была создана школа для таких детей. Детки эти там жили, и их обучали. Ни про какой язык жестов, никакой язык глухонемых никто там ничего не знал. Их учили или писать испанские буквы, или же следить за губами, и вот учителя произносили четко какие-то слова, и дети постепенно привыкали, что вот такое движение губ означает что-то одно, а другое движение – соответственно что-то другое. Потом вдруг воспитатели в этой школе заметили, что дети для общения между собой выработали язык жестов, и этот язык не похож ни на один принятый в мире язык общения с глухими людьми, а таких языков довольно много, и они разные. Но они создали собственный язык, то, что называется «пиджин». Языки пиджин возникают, когда, например, туземцы начинают использовать английские или французские слова и создается новое наречие, естественно, очень примитивное, без сложных грамматических категорий, с нехитрым синтаксисом, без особых правил, что-то вроде «твоя-моя-понимай-нет».

Вот примерно так они и общались на собственном языке жестов. За ними стали наблюдать и обнаружили, что младшие дети смотрят на старших и подхватывают этот язык, но уже усложняя его. И было видно, как на глазах этот сначала очень примитивный язык, по-прежнему оставаясь жестовым, становился более сложным, в нем появлялась грамматика: появлялись какие-то изменения глаголов, единственное, множественное число и т. п. То есть он на глазах становился языком в полном смысле этого слова. Их изучали, стараясь не навязывать им никакие существующие жестовые языки. И вот знаменитый философ и филолог Стивен Пинкер написал, что случай в Никарагуа – это уникальное явление в истории науки. Мы смогли зафиксировать то, что там происходило, со всеми необходимыми подробностями. Это единственный раз, когда мы действительно увидели создание языка из ничего. Вот язык, который возникает и развивается на пустом месте. Конечно, это не совсем так, очевидно, дети общались с кем-то вне школы, но, может быть, мы действительно можем видеть на примере этого микросоциума, так сказать in vitro ситуацию, чем-то схожую с зарождением языков в древности. Возможно, древние люди тоже сначала объяснялись знаками, а потом, по мере развития мозга, по мере развития голосового аппарата, рта, перешли уже к звуковому общению.

Есть, правда, и много других версий. В XIX веке знаменитый лингвист Фридрих Максимилиан Мюллер составил список нескольких различных гипотез о том, каким образом мог возникнуть язык. Первую он назвал «bow-wow», или «теория кукушки». Сторонники этой теории считали, что первые слова были имитацией звуков, которые издают птицы, звери, неким «ку-ку, ку-ку», и дальше из этого подражания начал развиваться язык. Вторую теорию он назвал «пух-пух», потому что ее сторонники считали, что первыми звуками были выражения боли, ярости, восторга, то есть каких-то сильных эмоций, когда человек вскрикивает. И потом из этих эмоциональных выкриков постепенно развиваются слова. Третью теорию он назвал «динь-дон» – сторонники этой теории считали, что у любой вещи есть определенные характерные для нее звуки. Сломал ветку – треск. Стукнул по иссохшему полому стволу, и там раздался какой-то звук. И люди постепенно тоже стали повторять эти звуки. Следующая теория называется «йо-хе-хо», здесь идея заключается в том, что язык возник из некой общей работы людей. То есть вот они тянули что-нибудь и говорили «ЫЫХ», или знакомое нам «ЭХ, дубинушка, ухнем». И из этих УХ, ОХ, ЭХ, ХО, согласующих общие рабочие усилия, потом тоже стали развиваться разные слова.

Была и теория «та-та», которую придумал уже не Макс Мюллер, а другой филолог позже добавил к его списку. В свете этой теории предполагалось, что люди тоже издают разные звуки, как бы сопровождая ими какие-то свои движения, свои действия, и отсюда тоже могла зародиться речь. Это, конечно, достаточно умозрительные теории, но, с другой стороны, во всем этом есть какая-то доля истины. Звуки природы действительно окружали людей, и мы в самом деле, когда испытываем боль или радость, можем вскрикнуть. Когда мы что-то тащим, то так и хочется крякнуть, охнуть. И кто знает, может быть, что-то в этом роде и происходило.

С другой стороны, никто ведь не доказал, что Вавилонской башни не было. Может быть, люди действительно хотели добраться до неба, и башня разрушилась, и дерзновенные строители падали с этой башни, а после этого все языки перемешались…