Покажи мне свой дом, и я узнаю, кто ты. Дом не лжёт. Он хранит привычки своего хозяина и может правдивее, чем кто бы то ни был, рассказать о его характере.
Комната Клавдии была отделана со вкусом, в едином стиле со всей квартирой, но при этом выглядела нежилой, как рекламная экспозиция в мебельном магазине. Антонина Павловна предусмотрела всё до мелочей, включая изящные безделушки. Её устраивало, что дочь не высказывает пожеланий по дизайну. Ей претила манера современной молодёжи оклеивать комнату безвкусными плакатами и захламлять полки дисками. Здесь всё было элегантно, функционально, практично: компьютер, стереосистема, плазменный телевизор с видеомагнитофоном.
Антонина Павловна полагала, что Клавдия полностью разделяет её вкусы. Это было правдой лишь отчасти. У Клавдии вообще не было собственного мнения на этот счёт. Она привыкла во всём полагаться на маму, и ей не приходило в голову, что она может что-то переиначить по-своему. Единственным обжитым местом в комнате был письменный стол.
Антонина Павловна с удивлением перебирала стопку книг, лежащих возле компьютера. Для неё явилось откровением, что они с Клюшкой уже не так близки, как прежде. В последнее время навалилось слишком много работы: лекции, семинары, репетиторство. Это позволяло не думать о деньгах, но за финансовую независимость приходилось платить свободным временем. Ей редко удавалось провести с дочерью даже выходной, не говоря о вечерах, сходить куда-нибудь вместе или просто поговорить по душам. Она полистала «Иллюстрированную энциклопедию мирового театра».
– С каких пор ты увлекаешься историей театра? – поинтересовалась Антонина Павловна и про себя отметила, как мало знает об увлечениях дочери.
– Ты ведь сама меня водила по театрам, – напомнила Клавдия.
Для Антонины Павловны ответ прозвучал, как укор. Прежде они выбирались на спектакли хотя бы раз в месяц. А теперь из-за вечерников от этого пришлось отказаться. Она решила, что девочка тоскует по театру и по общению, но не говорит об этом из-за свойственной ей замкнутости.
– Нам надо возобновить эту традицию, – сказала она. – Посмотри в афише, куда бы тебе хотелось сходить. Постараюсь в ближайшее время заказать билеты.
– Хорошо, – покорно согласилась Клавдия.
В её планы не входило реанимировать культпоходы с мамой. Она и без того посещала театр чаще, чем когда-либо. Поскольку Савва учился на гримёра, у него была возможность доставать контрамарки на лучшие спектакли. Оставалось надеяться, что мамин энтузиазм скоро потонет в пучине повседневных забот.
Антонина Павловна взяла следующую книгу и с недоумением повертела её в руках. Клавдия напряглась, предвидя каверзный вопрос:
– А зачем тебе палеонтология?
– Просто, – пожала плечами девушка и, поняв, что без объяснений тут не обойтись, добавила: – У одной девочки из нашей группы отец палеонтолог.
– Ну и что? Это не повод, чтобы увлекаться такой скучной дисциплиной.
– Напрасно ты считаешь её скучной. Ты, например, знаешь, что в метро встречаются останки ископаемых животных?
– В метро? – удивилась Антонина Павловна.
– Да, в мраморе. Представляешь, они там пролежали миллионы лет. А мы проходим мимо и даже не замечаем их.
Антонина Павловна улыбнулась. Всё же Клюшка ещё ребёнок. Хорошо, что она сохранила детскую любознательность и умение удивляться. Подольше бы она оставалась такой. Однако во всём надо знать меру.
– Не слишком распыляйся. Не забывай, что главное – учёба, – назидательно сказала Антонина Павловна и вышла из комнаты.
Клавдия вздохнула с облегчением. Пронесло. Под конспектами лежала книга «Великие соблазнительницы», которая и впрямь вызвала бы много вопросов. В принципе в ней не было ничего фривольного, обычные очерки про женщин, которые оставили след в истории, начиная от Клеопатры и кончая звёздами прошлого вега: Коко Шанель и Марлен Дитрих. Но объяснить маме, почему она выбрала эту книгу, было бы нелегко.
Савва пребывал в отличном настроении. Лёд тронулся. Дикий зверёк по имени Клавдия постепенно приручался. Девушка перестала прятать свои роскошные волосы и старалась ходить без очков. Он не предполагал, что его так увлечёт игра в Пигмалиона. Шаг за шагом он создавал из Клавдии совершенство.
Девушка нравилась ему всё больше. Она обладала отличным чувством юмора. Правда, с ней всегда приходилось быть начеку. Порой она могла обидеться или вспылить по любому надуманному поводу. Но задача в том и состояла, чтобы убрать её комплексы. Именно с Клавдией Савва в тонкостях постигал основной секрет своей профессии: чтобы изменить внешнее, нужно прежде поменять внутреннее.
Сегодня он собирался сделать очередной шаг на долгом пути достижения цели.
Переход на «Китай-городе» возле памятника Ногину по праву считается излюбленным местом встреч и москвичей, и гостей столицы. Разминуться здесь практически невозможно, несмотря на то, что поток пассажиров не иссякает ни днём, ни вечером.
В ожидании Клавдии Савва стоял, прислонившись к стене. Возле эскалатора, ведущего наверх, квартет музыкантов играл Моцарта, неся культуру в массы. Воздушная и светлая музыка великого австрийца звучала чужеродно в душной подземке. Виртуозная игра завораживала. В раскрытом футляре от скрипки лежала мелочь и мятые десятки. В этом было что-то унизительное. Билет на такой концерт в зале филармонии стоил бы совсем другие деньги. Впрочем, музыкантов не смущало, что им приходится играть перед снующей безразличной толпой. Каждый зарабатывает, как может.
Савва внёс свою лепту.
Моцарта сменил Вивальди.
– Привет. Давно ждёшь? – раздался за спиной голос Клавдии. Она кивнула в сторону музыкантов. – Хорошо играют.
– Да. Они здесь бывают часто. Иногда я нарочно выхожу на «Китай-городе», чтобы послушать.
Под звуки скрипок Савва с Клавдией направились к эскалатору. Мелодия становилась всё тише, пока не потерялась в недрах подземки.
– Как несправедливо устроен мир. Талантливые музыканты играют в переходе, а какой-нибудь ноль без палочки имеет всё, – сказала Клавдия.
– Может быть, в этом и есть высшая справедливость, – философски заметил Савва.
– В смысле? – не поняла Клавдия.
– Ты ведь считаешь вполне оправданным, когда одному даётся талант, а другому – ни шиша. Может, обделённые тоже думают, что это несправедливо. А так они получают компенсацию. Не талант, так деньги.
– По-твоему, если и талантливый, и богатый – это верх несправедливости? – с издёвкой спросила девушка.
– Нет, просто, если постоянно преследуют обломы, эта философия помогает не впасть в уныние, – улыбнулся Савва.
– Может быть, – пожала плечами Клавдия. – Хорошо, когда знаешь, чего хочешь. Ты вот себя нашёл, а я учусь просто потому, что так надо.
– Какие твои годы. У меня тётка в полтинник купила вязальную машинку и поняла, что всю жизнь занималась не тем. Сейчас такие авторские работы делает! В элитных бутиках продают.
– А ты хотел бы стать богатым и знаменитым?
– Что значит «хотел бы»? Я им стану. Я ведь ужасно талантлив! – провозгласил Савва.
– Да, от скромности ты не умрёшь, – усмехнулась Клавдия.
– Существует столько способов закончить жизненный путь, что умереть от скромности – это явный перебор.
– Да ну тебя. С тобой невозможно говорить серьёзно.
Они вышли из метро. В воздухе висела морось. Город словно устал от напряжённого дня и прикорнул, прикрывшись серым одеялом дождя.
– Куда мы идём? – запоздало поинтересовалась Клавдия.
– На танцы, – ответил Савва.
– Кроме шуток.
– Я не шучу.
– Ты серьёзно?! – Клавдия даже остановилась.
– Слушай, подруга, – это диагноз. Тебя сегодня заклинило на серьёзности.
– Зато ты из себя корчишь шута горохового. Ты мне можешь нормально ответить?
– Отвечаю нормально: мы идём на танцы, – повторил Савва.
– Я не умею танцевать, – помотала головой Клавдия.
– А тебе и не надо уметь. Мы идём записываться на танцевальный курс хастла.
– Это ещё что?
– Клубный танец. Очень красивый. И главное – несложный, основам можно быстро научиться. В Инете пишут, что всего несколько занятий и будем танцевать.
– Никуда я не пойду. Мне это не нужно, – заупрямилась Клавдия.
– Ты ведь согласилась поменять имидж, – напомнил Савва. – Думаешь, достаточно наложить макияж и всё? Имидж – это состояние души.
Наверное, Савва был прав, но одно слово «танцы» наводило на Клавдию ужас. Она уже предвидела, как все будут потешаться над её неуклюжестью.
– А без танцев нельзя? – спросила она.
– Нет. Ничто так не раскрепощает.
– Ну уж нет! Я не собираюсь раскрепощаться! – выпалила Клавдия.
Она так привыкла к внутреннему рабству, что любое упоминание свободы вызывало в ней сопротивление. Савва почувствовал, что девушка находится на грани срыва. Такое случалось уже не раз. Общаться с ней было всё равно, что идти по минному полю: ничто не предвещает угрозы и вдруг на ровном месте взрыв эмоций.
– Ты когда-нибудь заглядывала в словарь русского языка? – спокойно, чтобы не вызвать бури, спросил он.
– А что? – насторожилась Клавдия.
– А то, что слова «раскрепощение» и «разврат» не являются синонимами. Танцы тебя научат двигаться, а не маршировать.
Некоторое время они шли молча. Клавдия обдумывала сказанное. Несмотря на доводы Саввы, у неё в душе зрел протест. Хорошо ему выставлять её на посмешище. Попробовал бы сам оказаться на её месте.
– А ты что в это время будешь делать? – спросила она.
– Учиться танцевать. Я ведь тоже не умею.
Такой поворот настолько ошеломил Клавдию, что она остановилась и уставилась на Савву.
– Ты будешь танцевать? – с ударением на каждом слове произнесла она.
Чтобы представить Савву в роли танцора, нужно было обладать недюжинным воображением.
– Чего не сделаешь ради любви к искусству? Кроме того, тебе же нужна пара.
«Да, парочка из нас ещё та», – мрачно подумала Клавдия. Однако вся злость на Савву тотчас улетучилась. Теперь ей было нечего возразить.
О проекте
О подписке