Путешествие на север

Как правильно заметил мистер Бентли, каким бы длинным ни было расстояние и какой бы печальной ни казалась цель моего путешествия, они избавляли меня от лондонского тумана, а скорая возможность увидеть огромные своды вокзала, светящиеся, словно гигантская кузница, неизменно поднимала мне настроение. Здесь повсюду слышался лязг металла, и меня невольно охватывало радостное волнение перед отъездом. В книжной лавке я купил себе газет и журналов и легкой походкой направился вдоль платформы мимо дымящего и пыхтящего поезда. Поезд, насколько я помню, назывался «Сэр Бедивер»^[4].

Я занял место в углу пустого купе, положил пальто, шляпу и мой багаж на полку и удобно устроился, почувствовав полное удовлетворение. Когда поезд выехал из Лондона, туман все еще висел над предместьями, но постепенно стал бледнеть и рассеиваться, что не могло не обрадовать меня. К этому времени в купе вошли еще два пассажира, но мы лишь обменялись легкими кивками, после чего они последовали моему примеру и погрузились в чтение газет и документов. Так, без приключений, мы ехали милю за милей, направляясь в самое сердце Англии. За окнами быстро стемнело, а когда мы задвинули шторы, наше купе стало напоминать уютный кабинет, освещенный светом лампы и отгороженный от остального мира.

В Кру я без особых затруднений пересел на другой поезд и продолжил путешествие. Я обратил внимание, что дорога начала сворачивать на северо-восток, а вскоре после этого с удовольствием пообедал. Однако, когда мне снова пришлось сделать пересадку на маленькой станции под названием Хомерби, погодные условия изменились в нелучшую сторону: сильно похолодало, а с востока задул резкий ветер, принесший с собой моросящий дождь. К тому же в поезде, где мне предстояло провести последний час моего пути, были старые неудобные купе с сиденьями, обтянутыми невероятно жесткой кожей и набитыми твердым конским волосом, и с полками для багажа, сколоченными из мелких деревянных перекладин.

До последней секунды мне казалось, что я буду ехать один не только в купе, но и во всем поезде. Однако, как только раздался свисток дежурного по станции, какой-то мужчина вышел на платформу, посмотрел на унылые ряды пустых вагонов, наконец увидел меня и, явно предпочитая ехать в чьем-то обществе, забрался в мой вагон, захлопнув за собой дверь в тот момент, когда поезд тронулся. Облако холодного сырого воздуха, ворвавшееся вместе с незнакомцем, выстудило и без того неуютное купе. Вошедший стал расстегивать пуговицы на своем пальто, а я вслух заметил, что вечер выдался отвратительным. Он окинул меня с головы до ног пристальным, но отнюдь не враждебным взглядом, затем посмотрел на мои вещи, лежавшие на полке, и лишь после этого кивком поприветствовал меня.

– Кажется, я променял одну мерзкую погоду на другую. Я выехал из Лондона в ужасный туман, а здесь так холодно, что того и гляди пойдет снег.

– Снега не будет, – заверил он меня. – К утру ветер стихнет и унесет дождь с собой.

– Рад слышать об этом.

– Но если вы надеетесь спастись здесь от тумана, то сильно заблуждаетесь. В этих краях туманы частые гости.

– Неужели?

– Да. Их приносит с моря. И некоторое время они висят над болотами. Такова особенность этих мест. Сначала все ясно, как в солнечный июньский день, а потом… – Он сделал выразительный жест, подчеркивая неожиданность появления тумана. – Полный мрак. Но если вы собираетесь остановиться в Кризине, то вряд ли увидите нечто подобное.

– Я останусь в городе на одну ночь, в гостинице «Гиффорд армс». А завтра утром думаю поехать на болота.

Затем, не желая обсуждать с ним подробности моего дела, я снова взял в руки газету и демонстративно развернул ее. Некоторое время мы тряслись в этом дрянном поезде в полной тишине, нарушаемой лишь пыхтением паровоза, стуком металлических колес о рельсы, редкими свистками и яростными атаками дождя, бившего в окна, словно артиллерийский огонь.

Я почувствовал усталость из-за долгого переезда, холода и постоянного пребывания в сидячем положении в трясущемся и дергающемся поезде и с нетерпением ожидал, когда окажусь у теплого очага, поужинаю и наконец-то лягу спать. Я продолжал скрываться за страницами газеты, хотя уже полностью прочитал ее и поэтому принялся украдкой изучать моего попутчика. Это был довольно крупный мужчина с мясистым лицом и огромными грубыми ручищами. Его правильную речь портил легкий акцент, который я принял за местный диалект. Я предположил, что это фермер или владелец какого-нибудь небольшого дела. На вид моему попутчику было лет пятьдесят или даже шестьдесят, его костюм из хорошей ткани имел довольно безвкусный фасон, а на левой руке он носил тяжелый, толстый перстень с печаткой, который выглядел модной, но несколько вульгарной деталью, дополнявшей его образ. Я подумал, что он сравнительно недавно заработал или каким-то образом получил крупное состояние и теперь хотел поделиться своей удачей с окружающим миром.

С юношеским самодовольством я вынес своему попутчику вердикт, после чего перестал думать о нем и мысленно вернулся в Лондон к Стелле. Я вновь ощутил боль в затекшем теле и холод в вагоне, лишь когда попутчик неожиданно проговорил вслух: «Миссис Драблоу». Я опустил газету и вдруг понял, что эти два слова эхом разнеслись по пустому купе, так как поезд остановился и единственными звуками, доносившимися до меня, стали завывание ветра и едва слышное шипение пара где-то далеко впереди.

– Драблоу. – Он указал на мой коричневый конверт, в котором находились бумаги, касавшиеся дела Драблоу. Я положил его на сиденье рядом с собой.

Я надменно кивнул.

– Только не говорите, что вы ее родственник.

– Я ее поверенный, – уточнил я, наслаждаясь звучанием этих слов.

– Так вы едете на похороны?

– Совершенно верно.

– Кроме вас, там, наверное, почти никого не будет.

Неожиданно мне захотелось побольше разузнать об этом деле, тем более что мой попутчик явно располагал некоторыми сведениями.

– Насколько мне известно, у нее не было друзей и близких родственников и она вела довольно замкнутый образ жизни? Что ж, иногда это случается с пожилыми людьми. Они замыкаются в себе и делаются немного эксцентричными. Думаю, это все от одиночества.

– Полагаю, именно так дело и обстояло. Мистер?..

– Киппс. Артур Киппс.

– Сэмюель Дейли.

Мы кивнули друг другу.

– А когда живешь в одиночестве, да еще в таком месте, это случается намного быстрее.

– Послушайте, – с улыбкой сказал я, – вы же не собираетесь рассказать мне сейчас одну из тех странных историй о старых, заброшенных домах?

Он смерил меня пристальным взглядом.

– Нет, – сказал он наконец, – не собираюсь.

Неожиданно я вздрогнул, вероятно, меня смутила его прямолинейность и пронизывающий взгляд.

– Что ж, – наконец проговорил я, – могу лишь посочувствовать человеку, дожившему до восьмидесяти семи лет, который не смеет надеяться, что на его похороны придут хотя бы несколько милых и близких его сердцу людей.

С этими словами я протер ладонью стекло, пытаясь хоть что-нибудь рассмотреть в темноте за окном. Вероятно, мы остановились посреди равнины, и воющий ветер со всей силой обрушивался на нас.

– Вы не знаете, сколько нам еще ехать? – спросил я, стараясь, чтобы мой голос не выдал охватившую меня тревогу.

У меня возникло неприятное ощущение, будто мы оказались отрезанными от мира, вдали от жилых домов, запертые в холодном склепе железнодорожного вагона с исцарапанным зеркалом и заляпанной обшивкой из темного дерева. Мистер Дейли посмотрел на часы.

– Еще двадцать миль, нас остановили около туннеля Гейпмос, чтобы пропустить встречный поезд. Туннель проходит через холм, и это последняя возвышенность в здешних краях. Вы направляетесь в равнинную местность, мистер Киппс.

– И в этих местах дают очень странные названия. Сегодня утром я слышал о насыпной дороге, которая называется Девять жизней, и об особняке Ил Марш^[5], а сейчас узнал о туннеле Гейпмос^[6].

– Это удаленная часть страны. К нам редко забредают гости.

– Вероятно, здесь особенно не на что смотреть?

– Важно, что вы подразумеваете под фразой «не на что». Некоторые церквушки и даже целые деревни у нас поглотило приливом. – Он усмехнулся. – И вам точно не удастся на них посмотреть. Но есть и развалины аббатства с красивым кладбищем – вы сможете добраться до них, когда начнется отлив. Уверен, этого будет вполне достаточно, чтобы поразить ваше воображение.

– После вашего рассказа мне захотелось поскорее вернуться к лондонскому туману!

В этот момент раздался пронзительный свисток паровоза.

– А вот и встречный поезд.

Поезд, который шел из Кризин-Гиффорда в Хомерби, вынырнул из туннеля Гейпмос и прогрохотал мимо нас – непрерывная линия светящихся желтых окон купе исчезла в темноте. Почти сразу после этого мы тронулись в путь.

– Но вы убедитесь, что Кризин – довольно гостеприимное место. Это простой, милый городок. Мы живем, подставив спины ветру, и просто делаем свое дело. Если вы не возражаете, я мог бы подвезти вас до «Гиффорд армс» – меня ждет автомобиль, и нам по пути.

Мне показалось, он хочет приободрить меня, а его насмешливость и склонность к преувеличениям вызваны желанием немного компенсировать мрачность и диковатость окружавших нас мест. Я поблагодарил мистера Дейли и принял его предложение. После этого мы вновь вернулись к чтению, за которым и провели последние мили нашего утомительного путешествия.

Похороны миссис Драблоу

Мое первое впечатление от маленького торгового города под названием Кризин-Гиффорд, который в действительности показался мне чуть больше какой-нибудь крупной деревни, было довольно приятным. Когда мы прибыли ночью на вокзал, машина Сэмюеля Дейли, блестящая, на редкость удобная и вместительная, в мгновение ока преодолела милю, отделявшую крошечную станцию от городской площади, и мы остановились около отеля «Гиффордс армс».

Пока я выходил из салона, мистер Дейли протянул мне свою визитную карточку.

– Если вам что-нибудь понадобится…

Я поблагодарил его, но при этом подчеркнул, что мне вряд ли придется обращаться к нему, поскольку всю помощь, касавшуюся дел покойной миссис Драблоу, я намеревался получить у местного агента и не собирался задерживаться в этом месте более чем на два дня. Мистер Дейли смерил меня долгим, пристальным взглядом, но ничего не сказал. Чтобы не показаться невежливым, я осторожно засунул карточку в карман жилета. Лишь после этого он отдал распоряжение своему шоферу и уехал.

«Вы убедитесь, что Кризин – довольно гостеприимное место», – сказал он мне ранее и оказался прав. Как только моему взору открылся полыхающий камин и широкое кресло подле него в общем зале гостиницы, а потом еще один камин, ожидавший меня в уютно обставленной спальне на верхнем этаже, я тут же воспрял духом и почувствовал себя скорее отдыхающим, нежели человеком, который прибыл сюда, чтобы присутствовать на похоронах и заниматься таким тоскливым делом, как улаживание всех формальностей после смерти клиента. Ветер либо стих, либо я просто не слышал его, обретя надежное укрытие в стенах дома, стоявшего на рыночной площади. От неприятного чувства, возникшего у меня после беседы с мистером Дейли, которая приняла слишком уж странный оборот, не осталось и следа.

Хозяин гостиницы предложил мне стакан горячего вина с пряностями, и я выпил, сидя у камина и слушая журчание голосов по другую сторону от тяжелой двери, за которой находился бар. А когда я побеседовал с женой хозяина, у меня потекли слюнки в предвкушении ужина, который она мне предложила: мясной бульон, говяжье филе, пирог с яблоками, изюмом и кремом и стилтонский сыр. В ожидании обеда я написал короткое письмо Стелле, чтобы отправить на следующее утро. С удовольствием поглощая еду, я размышлял о том, какой домик мы сможем купить после свадьбы, если мистер Бентли и впредь будет возлагать на меня обязанности, связанные с делами фирмы, и я смогу попросить у него прибавки.

Наконец, опустошив за ужином полбутылки кларета, я уже приготовился отойти ко сну в уютной атмосфере спокойствия и благополучия.

– Сэр, как я понимаю, вы приехали на аукцион? – Хозяин появился в дверях, чтобы пожелать мне спокойной ночи.

– Аукцион?

Он удивился:

– Да… я подумал, что вы за этим сюда и приехали… будет большой аукцион, продают несколько ферм к югу от города. Торги назначены на завтра.

– А где проводится аукцион?

– Здесь, мистер Киппс, в баре, в одиннадцать утра. Обычно мы устраивали аукцион прямо в гостинице, но такого крупного не было уже много лет. После аукциона мы устраиваем ланч. Как правило, в разгар торгового дня у нас обедает до сорока человек, но завтра народу будет больше.

– Очень сожалею, но мне придется пропустить аукцион… хотя я надеюсь, мне удастся прогуляться по рынку.

– Вы только не сочтите меня излишне любопытным, сэр… я действительно думал, что вы приехали на аукцион.

– Все хорошо… вы сделали вполне закономерное предположение. Но боюсь, завтра утром, в одиннадцать часов, мне придется заниматься более грустным делом. Я приехал, чтобы присутствовать на похоронах миссис Драблоу из поместья Ил Марш. Возможно, вы знали ее?

Его лицо исказилось… но я не понял, какие чувства он испытывал. Что это было – тревога или подозрение, я не мог сказать, но заметил, имя покойной пробудило в нем сильные чувства, которые он всеми силами старался сдержать.

– Да, я знал ее, – сказал он бесстрастным тоном.

– Я представляю юридическую фирму, услугами которой она пользовалась. Мне не довелось встречаться с ней лично. Как я понимаю, она вела затворнический образ жизни?

– Учитывая место ее проживания, в этом нет ничего удивительного. – Он резко повернулся и направился в сторону бара. – Желаю вам спокойной ночи, сэр. – С этими словами он оставил меня одного.

Движимый любопытством и немного возмущенный резкими манерами хозяина, я собрался было окликнуть его, ибо мне хотелось выяснить, что именно он имел в виду. Но я слишком устал и потому отказался от своего намерения, решив, что его замечание было продиктовано местными легендами и глупыми сплетнями, которые раздуваются до небывалых размеров в маленьких, замкнутых общинах, где люди во всем стремятся отыскать тайну и драму. Признаюсь, в те дни я еще разделял свойственное многим лондонцам пренебрежение по отношению к людям, жившим в отдаленных частях нашего острова и казавшимся нам, космополитам, созданиями суеверными, доверчивыми, примитивными, прямолинейными и глуповатыми. Без сомнения, в подобном месте, с его зловещими болотами, неожиданно возникающими туманами, ледяным завывающим ветром и одинокими домами, бедная старушка могла вызвать подозрения. Со временем ее бы непременно окрестили ведьмой, поскольку легенды и сказания все еще передавались здесь из уст в уста, а люди в глубине души продолжали верить в этот диковинный фольклор.

Должен признать, что и мистер Дейли, и хозяин гостиницы производили впечатление мужчин крепких и здравомыслящих, но даже они замолчали и посмотрели на меня странным, пристальным взглядом, когда я заговорил о миссис Драблоу. Тем не менее у меня не оставалось сомнения, что нечто важное так и не было сказано.

Однако тем вечером мой желудок был наполнен вкусной едой, прекрасное вино вызывало теплое чувство дремоты, а вид уютно потрескивающего пламени и покрывала, заманчиво откинутого на удобной, мягкой постели, будили во мне самые приятные ощущения. Все случившееся показалось мне просто забавным и добавило некоторой остроты и местного колорита моему путешествию. В скором времени я забылся спокойным сном. И до сих пор помню, как проваливался в бездну, в радушные объятия сна, а что-то теплое и мягкое окружало меня, и я чувствовал себя счастливым и защищенным, как маленький ребенок в своей детской кроватке. Помню, как утром я открыл глаза и увидел луч холодного зимнего солнца, играющего на сводчатом белом потолке, и во всем моем теле и в душе возникло радостное чувство легкости и обновления. Возможно, я так ярко запомнил эти ощущения, поскольку они явились контрастом случившемуся после. Если бы я знал, что в последний раз спал так крепко и на смену этой спокойной ночи придут другие – страшные, мучительные и изнуряющие, то, вероятно, не стал бы выскакивать из кровати с таким горячим желанием поскорее позавтракать и шагнуть навстречу новому дню.

В самом деле, даже теперь, на склоне лет, когда я тихо и счастливо живу в поместье Монкс вместе с моей дорогой женой Эсми, с женщиной, о которой может мечтать любой мужчина, и каждую ночь благодарю Бога, что все закончилось, осталось в прошлом и уже не вернется, я все же не верю, будто смогу когда-нибудь спать так же безмятежно, как в той гостинице в Кризин-Гиффорде. Я понимаю, тогда моя душа была еще чиста, и чистота эта навеки утрачена.

Когда я отдернул цветастую штору, комнату наполнил яркий солнечный свет, и он совсем не был похож на неуловимого посетителя, который является рано утром, а потом бесследно исчезает. Как и предсказал мистер Дейли, погода действительно изменилась, и она разительным образом отличалась и от лондонского тумана, и от ветра с дождем, которые сопровождали меня весь прошлый вечер во время поездки.