Это случилось в понедельник после полудня. Стоял ноябрь. На улице уже начало темнеть, и не потому, что время было поздним (часы еще не пробили и трех), причина заключалась в тумане, невероятно густом лондонском тумане, который окутал нас всех еще на рассвете. Если в тот день вообще наступал рассвет – туман не позволял ни одному солнечному лучику проникнуть сквозь зловещий сумрак.
Туман был на улице: он висел над рекой, расползался по аллеям и переулкам, клубился густой дымкой между деревьями во всех парках и садах города; проникал он и в дома, подобно зловонному дыханию просачиваясь сквозь щели и трещины, закрадываясь через самые маленькие скважины в дверях. Это был желтый грязный туман, издававший отвратительный запах, он удушал и ослеплял, пачкал и пятнал. Мужчины и женщины, рискуя жизнью, вслепую брели по тротуарам, хватались за ограждения и друг за друга, в надежде найти опору или провожатого.
Звуки были приглушены, силуэты людей и очертания предметов размыты. Туман явился в город три дня назад и, судя по всему, не собирался уходить. Мне кажется, у всех подобных туманов есть общие черты: они таят в себе угрозу и нагоняют страх, скрывают от людей знакомый мир и сбивают их с толку, примерно так же запутывают водящего в жмурках, когда завязывают ему глаза и начинают раскручивать.
По правде говоря, это был самый ужасный месяц в году, когда отвратительная погода, как никогда, способствовала упадку духа.
Теперь, оглядываясь назад, я мог бы с легкостью убедить себя, что в тот день испытывал дурное предчувствие относительно моего предстоящего путешествия, что некое шестое чувство – интуиция или телепатия, – о существовании которого большинство людей даже не догадываются и потому не используют его, взбудоражило меня и вызвало тревогу. Но тогда, в дни моей юности, я оставался довольно смелым и здравомыслящим молодым человеком, не подверженным мрачным предчувствиям и необъяснимой тревоге. Поэтому подавленное состояние, обычно несвойственное моей жизнерадостной натуре, было, как мне казалось, вызвано исключительно туманом, а в ноябре подобное мрачное настроение разделяет большинство лондонцев.
Насколько я помню, в тот момент я не испытывал никаких других чувств, кроме любопытства и профессионального интереса, основанного на тех скудных сведениях, которые предоставил мне мистер Бентли. К этому стоит добавить предвкушение легкого приключения, ведь я никогда не посещал столь отдаленную часть Англии, куда мне теперь надлежало отправиться, и довольно сильное облегчение из-за того, что мне предстояло покинуть нездоровый лондонский климат с его туманами и вечным сумраком. К тому же мне тогда только исполнилось двадцать три года, и я еще не утратил своего юношеского интереса к вокзалам и путешествиям на поездах.
Но вот что особенно примечательно: тот день я запомнил в мельчайших подробностях, хотя со мной еще не случилось никаких злоключений и нервы мои были совершенно спокойны. Стоит мне закрыть глаза, и я представляю себе, как сижу в такси, пробирающемся сквозь туман в сторону вокзала Кингс-Кросс. Я даже чувствую запах сырой, холодной кожи в салоне и невыразимое зловоние тумана, который просачивался через окно, а в ушах вновь возникает это неприятное ощущение, словно их заткнули ватой.
Пока мы путешествовали по этим кругам ада, время от времени нам попадались пятна сернисто-желтого цвета, они вспыхивали на вывесках магазинов и в окнах наверху, вырывались из темных, как колодцы, подвалов, подобно адскому пламени; огненно-красные точки горели над палатками продавцов орехов на углах улиц. Здесь огромный, бурлящий котел с дегтем для починки дороги булькал и дымил зловещим красным дымом, а там фонарщик держал высоко над головой фонарь, который раскачивался и мигал.
На улице было шумно: тормоза визжали, машины гудели, слышались крики сотен водителей, ослепленных туманом и вынужденных замедлять движение. Когда я высунулся из окна такси и посмотрел в полумрак, все фигуры, на ощупь пробиравшиеся через мглу, показались мне призраками: их рты были замотаны шарфами, а лица скрыты вуалями или платками, они стремились хоть немного обезопасить себя и держались поближе к источникам света, отчего лица приобретали зловещее выражение, а глаза – красноватый отблеск.
Почти пятьдесят минут ушло на милю, отделявшую парламент от вокзала. Естественно, была серьезная причина для столь медленного продвижения, а поскольку ничего невозможно было поделать, я откинулся на спинку сиденья и попытался утешить себя тем, что это была самая худшая часть путешествия, после чего стал вспоминать утренний разговор с мистером Бентли.
В то утро я добросовестно работал над скучным договором о передаче прав на аренду и на какое-то время даже забыл о тумане, который, словно мохнатый зверь, подобрался к окну у меня за спиной, когда клерк по фамилии Тоумс вошел и пригласил меня в кабинет мистера Бентли. Тоумс был маленьким человечком, худеньким, словно спичка, и бледным, как сальная свеча. Он постоянно простужался и непрерывно шмыгал носом, из-за чего его посадили в тесную каморку рядом с прихожей, где он вел гроссбух и принимал посетителей с выражением такой скорби и муки на лице, что клиенты тут же начинали думать о завещании, независимо от того, по какому вопросу они явились к юристу.
Перед мистером Бентли как раз и лежало завещание, когда я вошел в его большой удобный кабинет с широким эркером, из которого в ясные дни открывался прекрасный вид на Судебные инны[3] и сады, где бывала добрая половина юристов Лондона.
– Садитесь, Артур, садитесь.
Митер Бентли снял очки, энергично протер их и снова водрузил себе на нос, после чего с удовлетворенным видом откинулся на спинку кресла. Мистер Бентли собирался рассказать историю, и он любил, когда его внимательно слушают.
– Полагаю, я еще не рассказывал вам об эксцентричной миссис Драблоу?
Я покачал головой, понимая, что в любом случае это будет интереснее, чем договор о передаче прав найма.
– Миссис Драблоу, – повторил он и, взяв в руки завещание, помахал им над столом. – Миссис Элис Драблоу из поместья Ил Марш. Видите ли, она умерла.
– Ах вот оно как.
– Я унаследовал дело Элис Драблоу от моего отца. Их семья вела дела с нашей фирмой лет эдак… ох… – Он махнул рукой в сторону туманного прошлого века, когда и была основана фирма «Бентли, Хэй, Свитман и Бентли».
– Правда?
– Да, она прожила долгую жизнь. – Он снова взмахнул завещанием. – Ей было восемьдесят семь лет.
– И как я понимаю, сейчас у вас в руках ее завещание?
– Миссис Драблоу. – Он немного повысил голос и проигнорировал мой вопрос, нарушавший ход его повествования. – Миссис Драблоу была, как говорится, с чудинкой.
Я кивнул. За пять лет работы в фирме я усвоил, что львиная доля старых клиентов мистера Бентли была, по его собственному выражению, «с чудинкой».
– Вы когда-нибудь слышали о насыпной дороге Девять жизней?
– Нет, никогда.
– И вам ничего не известно про Ил Марш в…шире?
– Нет, сэр.
– Значит, как я полагаю, вы не бывали в том графстве?
– Боюсь, что нет.
– Живя там, – задумчиво проговорил мистер Бентли, – любой станет чудаком.
– Я лишь имею смутное представление о том, где это находится.
– Как бы то ни было, мой мальчик, ступайте сейчас же домой и соберите вещи. Сегодня днем вы должны сесть на поезд на вокзале Кингс-Кросс, сделать пересадку в Кру, а потом еще одну – в Хомерби. От Хомерби вы поедете по железной дороге до маленького торгового городка Кризин-Гиффорд. После этого вам придется дождаться, когда закончится прилив.
– Прилив?
– Да, дорогой Девять жизней можно воспользоваться только во время отлива. По ней вы и доберетесь до особняка Ил Марш.
– Который принадлежал миссис Драблоу?
– Когда вода поднимется, вы окажетесь отрезаны от внешнего мира, и вам придется снова ждать отлива. Удивительное место. – Он встал и подошел к окну. – Разумеется, прошло уже много лет с тех пор, как я бывал в тех краях. Отец возил меня туда. Она не отличалась особым гостеприимством.
– Миссис Драблоу была вдовой?
– Да, и овдовела довольно рано.
– У нее остались дети?
– Дети…
Мистер Бентли на какое-то время замолчал и стал водить пальцем по оконному стеклу, словно пытаясь стереть сумрак за окном, но туман по-прежнему висел в воздухе: серо-желтый и невероятно густой, так что свет в окнах Судебных иннов был едва виден. Зазвонил церковный колокол. Мистер Бентли обернулся.
– Насколько нам известно, – осторожно сказал он, – у миссис Драблоу не было детей. Нет, точно не было.
– Она оставила после себя большое состояние или обширные земельные угодья? Ее дело можно назвать сложным?
– В общем-то, нет, Артур, в общем-то, нет. Разумеется, она владела домом и кое-какой собственностью в Кризин-Гиффорде: лавки, доходный дом и ферма, правда она находится в довольно жалком состоянии и наполовину затоплена. Миссис Драблоу выделяла деньги на строительство двух дамб в этих местах, но не сказать чтобы она была особенно одержима этой затеей. И конечно, она имела немного акций и облигаций.
– Значит, все будет довольно просто.
– Несомненно, а почему бы нет?
– Можно поинтересоваться, зачем мне ехать туда?
– Представлять нашу фирму на похоронах клиента.
– Ну да, конечно.
– Сначала, само собой разумеется, я думал поехать сам. Но, честно говоря, в последнюю неделю меня сильно беспокоила моя нога.
Мистер Бентли страдал от подагры, но никогда не произносил этого слова вслух, хотя у него не было никаких причин стыдиться своей болезни, ибо он слыл человеком на редкость воздержанным.
– К тому же не исключено, что лорд Болтроп захочет видеть меня. Поэтому, как вы понимаете, я должен остаться.
– Да, безусловно.
– И потом… – он сделал паузу, – …мне кажется, настал подходящий момент переложить часть моих обязанностей на ваши плечи. Вы ведь справитесь с ними?
– Я очень на это надеюсь. И я, конечно, буду рад присутствовать на похоронах миссис Драблоу.
– Есть и еще кое-что, имеющее отношение к этому делу.
– Завещание?
– Да, нужно будет уладить кое-какие дела, связанные с домом. Я подробно обо всем написал, и в дороге вы сможете ознакомиться с деталями. Но главное, вы должны будете изучить документы миссис Драблоу, ее личные бумаги… какими бы они ни были. И где бы ни находились… – Мистер Бентли крякнул. – А потом привезти их сюда, ко мне в контору.
– Понятно.
– Миссис Драблоу была человеком очень… неорганизованным, если можно так выразиться. Поэтому вам придется потратить на это некоторое время.
– Пару дней?
– Это в лучшем случае, Артур. Разумеется, все может оказаться иначе, не исключено, что я заблуждаюсь… в доме царит абсолютный порядок, и вы управитесь за один день. Я же сказал, что уже много лет не бывал там.
Дело принимало неожиданный оборот и напоминало теперь какой-то викторианский роман, где старая леди, долгое время проживавшая в уединении, хранила документы, которые были спрятаны в недрах ее заваленного ветошью дома. Я едва ли принял слова мистера Бентли всерьез.
– Мне кто-нибудь поможет?
– Основная часть имущества отходит по завещанию внучатой племяннице и племяннику… но они оба сейчас в Индии, где живут уже более сорока лет. Еще, кажется, имелась экономка… но подробнее вы узнаете обо всем на месте.
– У нее наверняка были друзья… или соседи?
– Особняк Ил Марш расположен очень уединенно.
– А друзей ей завести не удалось, поскольку она была чудаковатой особой?
Мистер Бентли усмехнулся:
– Да ладно вам, Артур, ищите во всем положительные стороны. Отнеситесь к этой поездке как к увеселительной прогулке.
Я встал.
– По крайней мере, вы хотя бы на пару дней избавитесь от этого. – Он махнул рукой в сторону окна.
Я кивнул. В действительности я не имел ничего против этой поездки, хотя и видел, как мистер Бентли не сдержался и слегка приукрасил свою историю, добавив немного драматизма в тайну миссис Драблоу, которая жила в своем старом доме со скрипучими половицами. Я предполагал, что дом окажется всего-навсего холодным и неудобным, к тому же до него будет трудно добраться; похороны будут печальными и унылыми; а бумаги, которые мне предстояло найти, обнаружатся на чердаке под кроватью в покрытой толстым слоем пыли коробке из-под обуви, где будут сложены старые расписки и черновики писем, написанных различным адресатам, – именно такие бумаги обычно мы находили у клиентов-женщин. Я уже подошел к двери, когда мистер Бентли добавил:
– Вы доберетесь до Кризин-Гиффорда сегодня поздно вечером, там есть маленький отель, где можно остановиться. Похороны назначены на завтра, на одиннадцать часов.
– А после этого я должен поехать в тот дом?
– Я уже обо всем договорился… у меня там есть знакомый среди местных жителей… он свяжется с вами.
– Да, но…
В этот момент Тоумс неожиданно возник у меня за спиной и засопел мне в плечо:
– Мистер Бентли, пришел клиент, которому была назначена встреча в десять тридцать.
– Хорошо, проводите его.
– Подождите, мистер Бентли…
– В чем дело, Артур? Что вы там маячите в дверях, дружище? Мне нужно работать.
– Разве вы ничего больше не хотели сказать мне? Я…
Он нетерпеливо махнул рукой; в этот момент снова появился Тоумс в сопровождении клиента, которому было назначено на десять тридцать. Я покинул кабинет.
Мне еще предстояло разобрать рабочий стол, вернуться в свою квартиру, упаковать вещи, сообщить квартирной хозяйке о своем отсутствии в течение пары ночей и написать письмо моей невесте Стелле. Я очень надеялся, что ее огорчение, связанное с моим неожиданным отъездом, смягчится чувством гордости. Ведь теперь мистер Бентли стал доверять мне ведение дел фирмы, а это было хорошим знаком и открывало прекрасные перспективы, от которых зависела наша свадьба, запланированная на следующий год.
После этого в тот же день я должен был сесть на поезд и отправиться в отдаленную часть Англии, о которой еще несколько минут назад даже не слышал. Когда я выходил из конторы, Тоумс отодвинул стекло в своей каморке и протянул мне толстый коричневый конверт с надписью «Драблоу». Сжимая его в руке, я вышел навстречу удушающему лондонскому туману.
О проекте
О подписке