Наш век расстроен: революция и Гражданская война, 1917–1920 гг

Рассказ об убежденном большевике требует, чтобы Октябрьская революция 1917 г. изображалась не только как историческая веха, но и как решающий поворот в его собственной судьбе. Прочь из нищеты, эксплуатации и насилия – к борьбе, освобождению и светлому будущему! Бросается в глаза, что эти решающие моменты отсутствуют в «воспоминаниях» Брежнева, и его литературное Я лишь в очень общей форме высказывается о победе большевиков: «И вот что хотелось бы еще раз подчеркнуть: город наш был рабочий, население в большинстве своем было рабочим, и потому пролетарскую революцию у нас всегда считали своей, партию большевиков – своей, власть Советов – своей!»⁸⁶ Эти слова звучат так, будто они должны рассеять сомнение. Главное же, они снимают необходимость делать выводы или рассматривать вопрос о том, что пролетарии, конечно, приветствовали большевиков. А вот о том, что делал в 1917 г. сам Леонид Брежнев, в его воспоминаниях не говорится. Это можно, с одной стороны, объяснить тем, что в октябре 1917 г. Брежневу не исполнилось даже одиннадцати лет и он был слишком молод для какой бы то ни было революционной деятельности. Однако есть немало сообщений о детях, убегавших в этом возрасте из дома, чтобы присоединиться к красным и бороться вместе с ними на фронтах Гражданской войны. Брежнев этого не сделал и, по-видимому, не собирался примыкать к партии революционеров – иначе его биографы обязательно сообщили бы нам об этом. И действительно, все свидетельствует о том, что Брежнев не только не был восторженным сторонником большевиков, но их победа разрушила его маленький, по-своему идеальный мир и поставила мальчика лицом к лицу с бедностью, насилием, голодом и болезнями. События делали вероятней всего гибель, а не его превращение в большевика-триумфатора, борющегося за новый строй. Время с 1917 г. до начала учебы в сельскохозяйственном техникуме в Курске в 1923 г. представляется травматической фазой. Точкой падения был 1921 г., когда вся семья Брежневых, по-видимому, поняла, что в Каменском ей не выжить и поэтому покинула город, чтобы вернуться на родину отца, Ильи Брежнева. По крайней мере, в воспоминаниях Брежнева есть намек на то, что годы Гражданской войны (1918–1920) и последовавшего за тем голода были тяжелым временем. Но бедствия можно было признать лишь в той мере, в какой ответственность за них ложилась на внешних и внутренних врагов: «Днепровцам пришлось тогда нелегко: власть Центральной Рады сменили немецкие войска, за ними появился Петлюра, в январе 1919 года его выбила из Каменского конница Красной Армии, но спустя полгода пришли белые, а там махновцы, григорьевцы. Всякая шушера вылезала на поверхность…»⁸⁷ Действительно, Красная гвардия большевиков несла с собой не меньше ужаса и насилия, чем оппозиционные «белые» войска и крестьянские атаманы со своими бандами. Для жителей Каменского едва ли имело значение, кто именно владел городом, грабил, насиловал, убивал евреев и проводил «карательные акции»: между январем 1918 и декабрем 1920 г. власть в городе менялась более 20 раз⁸⁸. Вопреки рассказанному в воспоминаниях Брежнева, время германской оккупации, с апреля по ноябрь 1918 г., было, возможно, самым спокойным. Уже в июне 1917 г. Украина, находившаяся под властью Центральной Рады, провозгласила независимость. Но этому правительству пришлось в конце 1917 г. отступить под натиском продвигавшихся войск большевиков, использовавших свою победу, чтобы первый раз ограбить Каменское и расправиться с политическими противниками⁸⁹. После заключения Брестского мира 3 марта 1918 г. большевикам пришлось уйти с Украины; германские и австро-венгерские войска оставались здесь до капитуляции Тройственного союза в ноябре 1918 г. В то время как Дорнберг говорит о массовых казнях революционеров оккупантами, рабочий из Каменского M. A. Морозов пишет, что подобных случаев не было⁹⁰. Но и этот первый год после революции оказался трудным. Морозов называет его «годом ужаса и нужды»: половодье на Днепре затопило улицы, цены на продовольствие выросли от нескольких копеек до нескольких рублей, в апреле остановили последнюю доменную печь и всех рабочих завода отправили домой. Не было электричества, не работал водопровод⁹¹. Но весь ужас, свойственный Гражданской войне, раскрылся в Каменском только между маем и декабрем 1919 г. 11 мая в панике бежал Каменский Совет, когда в город ворвался воевавший поначалу на стороне большевиков, а теперь изменивший им и снискавший печальную славу своими жестокостями Никифор Александрович Григорьев с 16 тыс. бойцов. Он сразу же принялся без разбора убивать большевиков и евреев⁹². Борьба за Каменское, которую Григорьев вел, используя захваченный им бронепоезд, закончилась только 19 мая. К этому времени хлеб распределялся по карточкам так, что на каждого приходилось по полтора фунта на два дня; на рынке он стоил до десяти рублей⁹³. Большевики вернулись в Каменское и объявили первую мобилизацию среди рабочих, которые были посланы на борьбу против Деникина в Екатеринослав, но при первой же возможности бежали или были разгромлены⁹⁴. 5 июня в Каменское вошли белые кубанские казаки, которые грабили и убивали евреев и расстреляли нескольких представителей советской власти, в том числе председателя Каменского Совета Арсеничева, именем которого позже был назван институт, где учился Брежнев⁹⁵. Большевики снова отвоевали город, но 6 июля в него вошел белый генерал Антон Иванович Деникин (1872–1947) со своими войсками, а 12 июля его изгнали советские войска под командованием Павла Ефимовича Дыбенко (1889–1938) и части, которыми командовал Нестор Махно (1888–1934). Красные грабили Верхнюю колонию, обыскивали день и ночь дома и казнили нескольких инженеров завода. Также они объявили принудительный призыв рабочих на военную службу; завод, который заработал в чрезвычайном режиме и оборудовал несколько бронепоездов Троцкого⁹⁶, пришлось окончательно закрыть, демонтировать и переправить за Урал. Газеты возвещали о «красном терроре»; каждый, отказывавшийся участвовать в демонтаже завода и погрузке его оборудования, подлежал расстрелу. Тем самым большевики почти спровоцировали восстание рабочих, которые не хотели ни покидать свой завод, ни бороться; в результате 20 рабочих были казнены как «контрреволюционеры»⁹⁷. Лишь 20 дней спустя, 26 июля, войска Деникина снова захватили Каменское и в свою очередь арестовали рабочих как «пособников» Советов, подвергнув их пыткам⁹⁸. На сей раз Деникин смог продержаться в городе до конца декабря, но ему приходилось вновь и вновь отражать нападения, в особенности войск Махно, который тем временем порвал с большевиками, убил Григорьева и включил его отряды в свою армию⁹⁹. Его ставка находилась в Екатеринославе, откуда он часто вторгался в Каменское, грабил, убивал и исчезал снова¹⁰⁰. В октябре 1919 г. завод окончательно встал; рабочим, не получавшим никакой зарплаты, приходилось менять предметы домашнего обихода на продовольствие. Они хотели выжить. Бутылка молока стоила теперь 170 руб., стоимость фунта хлеба возросла до 500 руб.¹⁰¹ 18 декабря ввиду превосходства Красной Армии белые войска оставили Каменское и бежали¹⁰².

Мы не знаем точно, что делали Брежневы в это время, известно лишь, что они оставались в городе и пережили здесь все происходящее. Остается вопросом, коснулась ли отца Брежнева принудительная мобилизация, как относился он к эвакуации завода, попал ли под подозрение в сотрудничестве с деникинцами и считали ли они его «своим». Нам известно лишь, что он и его семья пережили Гражданскую войну, в 1917 г. он стал начальником смены и, вероятно, участвовал в сборке двух бронепоездов¹⁰³. Мужская гимназия была при большевиках в 1919 г. переименована в Первую трудовую школу, портреты царя исчезли еще до этого, а теперь пропали и иконы¹⁰⁴. Но изменения оставались не только внешними: если городу грозило нападение белых войск или крестьянских банд, то звонили колокола, предупреждая об опасности, и занятия в школе отменялись¹⁰⁵. В отличие от Брежнева, некоторые его одноклассники присоединялись к красным или белым и вернулись, чтобы рассчитаться со своими бывшими учителями: православного священника отца Константина, который бывал у Брежневых дома и преподавал Лене в гимназии, большевики расстреляли в начале 1918 г.; его преемника казнил в конце декабря одноклассник Брежнева, присоединившийся к белым¹⁰⁶. Еще один одноклассник, воевавший на стороне Деникина и вошедший в июле 1919 г. с его войсками в Каменское, нашел своего бывшего учителя русского языка, отвел его к реке и там застрелил¹⁰⁷. Подобные эксцессы, о которых Леонид, вероятно, знал, были и в женской гимназии: бывшая школьница Сонька Мищук присоединилась к большевикам и выполняла в ЧК обязанности палача. За одну ночь она расстреляла около 50 человек, а бывшего директора своей школы Спиридона Мороза и его жену Анну казнила принародно на рыночной площади¹⁰⁸. Как полагает Мэрфи, Брежневы, вероятно, жили в постоянном страхе и ужасе перед нападениями, казнями и произволом¹⁰⁹. Но худшее им еще предстояло пережить. По окончании Гражданской войны на исходе 1920 г. большевики продолжили борьбу против восставших крестьян, завершившуюся катастрофическим голодом 1921–1922 гг., который стоил жизни примерно 5 млн человек. Учителя не получали от государства никакого жалованья и требовали от родителей продовольствие и одежду за преподавание. Не было ни бумаги, ни топлива. Зимой 1920–1921 гг. школьники занимались стоя и притопывая ногами, чтобы немного согреться. В этих условиях распространялась эпидемия тифа, поразившая девятерых школьников из десяти. В то время как многие школьники стали жертвами болезни, Брежнев выжил и после длительного отсутствия вернулся, совершенно отощавший, в школу. Весной 1921 г. школьная администрация разрешила учителям и школьникам приходить босыми, так как обувью могли похвастаться единицы. Не только Брежнев, но и директор школы Штокало ходил теперь босиком¹¹⁰. Летом 1921 г., проучившись шесть лет, Брежнев получил свидетельство об окончании школы. Кульминация торжеств заключалась, вероятно, в том, что школьникам добавили к чашке горячей воды кусочек сахара¹¹¹.

О том, что это время было полным лишений, говорят и «воспоминания» Брежнева: «Тогда же, в 1921–1922 годах, засуха и голод обрушились также на Украину. По всей Екатеринославщине горели посевы, в день на рабочего давали полфунта хлеба, да и то не всегда… Люди разъезжались по окрестным селам, меняли, что могли, на продукты питания… Наша семья такой предприимчивостью не отличалась, да и для обмена, как выяснилось, мы ничего не накопили»¹¹². Правда, если поверить рассказам Кругляка, одноклассника Брежнева, то окажется, что мать Лëни входила в число «мешочников»: собирая мешок и кое-что из своих домашних пожитков, эти люди отправлялись в долгую, утомительную и небезопасную поездку в Киев, чтобы выменять там продовольствие для семьи¹¹³. Принимая во внимание, что Брежневы до 1917 г. пытались вести отчасти мелкобуржуазную жизнь, можно предполагать, что у них было всего несколько вещей (в частности, выходная одежда), которые мать могла менять не еду. Также вероятным представляется, что отец Брежнева, после того как завод был остановлен, вынес с него инструменты и материалы, чтобы обеспечить выживание своей семьи. Воровство с предприятия, на котором ты еще вчера работал, происходило из-за тяжелой нужды и было распространенной практикой, как о том свидетельствуют даже «воспоминания» Брежнева (хотя в них и оспаривается участие отца в этих событиях)¹¹⁴. Спасение пришло, в конце концов, из-за границы: Hoover Relief Administration, американская организация помощи голодающим, добралась наконец и до Каменского¹¹⁵.

Бегство из Каменского, 1921 г

Сомнений в том, что летом 1921 г. Леонид окончил школу, нет. Но есть сразу три версии событий, последовавших за этим: первые шаги в трудовой жизни в качестве рабочего-металлиста на заводе; участие в импровизированном политехническом обучении, организованном вернувшимся безработным инженером на остановленном предприятии; бегство в Курск и временная работа грузчиком, чтобы заработать хоть что-нибудь. Для «идеальной советской биографии» решающую роль играло не столько наличие отца-рабочего, сколько быстрое превращение в настоящего пролетария. В «воспоминаниях» Брежнева утверждается, что сразу же после окончания школы он стал рабочим на заводе, как и его отец: «Настал знаменательный день моей жизни. В свои пятнадцать лет я стал рабочим. Надо было работать, помогать семье, меня взяли на завод кочегаром, потом перевели в слесари, и я довольно быстро освоил эти профессии»¹¹⁶. Но с высокой степенью вероятности этот рассказ не соответствует действительности, так как металлургический завод в 1919 г. остановился за отсутствием угля и железной руды¹¹⁷. Напротив, Кругляк и другие свидетельствовали, что в это печальное время на обезлюдевшем предприятии инженер Петров, вернувшийся после Гражданской войны, создал своего рода политехническую школу для безработной молодежи. Обучение должно было проходить в административном здании завода; в качестве материала служили чертежи и синьки, а практическую часть осваивали на территории завода, для чего Петров, например, со своими питомцами ползал по остывшим доменным печам¹¹⁸. Правда, эти сведения опираются, по-видимому, только на воспоминания Кругляка, который сообщает, что вместе с Брежневым посещал это кустарное учебное заведение. Наконец, в различных анкетах, которые Брежнев в 1929 и 1949 гг. собственноручно заполнял, он указывал, что с сентября 1921 по июнь 1926 г. работал грузчиком на маслобойном заводе в Курске и помогал в выгрузке дерева и зерна¹¹⁹. Помимо этих сведений, представленных в виде таблицы, имеется и подробная автобиография, в которой Брежнев пишет: «Моя трудовая деятельность начинается с 1921 года поступлением на Курский маслобойный завод в качестве рабочего-грузчика…»¹²⁰ Знаток истории Каменского Н. Буланова указывает даже, что Илья Брежнев уже в 1920 г. вывез свою семью в Курск, чтобы спасти ее от голода. После этого Лëня остался один до окончания школы в Каменском и летом 1921 г. последовал за своей семьей¹²¹. Еще одно изложение этих событий Брежнев представил позже на заседании Президиума ЦК КПСС: после окончания школы он бежал в Москву, но сразу же «оставил» столицу и уехал работать на завод¹²². Индийскому дипломату Т. Н. Каулю в 1962 г. он, шутя, рассказывал, что в 1921 г. удрал из дому, правда, не в Москву, а потому, что хотел попасть в Индию, но отец вернул его, желая устроить сына в дипломатическую школу, сам он уже принял решение в пользу профессии инженера¹²³. Это звучит до некоторой степени авантюристично, но, тем не менее, Брежнев в двух разных источниках уверенно заявлял, что он в 15 лет сбежал из дому, и отцу, очевидно, пришлось возвращать его в Курск к семье. Предположим, что Кругляк ошибался, рассказывая, как он вместе с Брежневым посещал политехнические курсы инженера Петрова, и утверждение, что будущий генеральный секретарь в возрасте 15 лет стал сталеваром, можно не без оснований отправить в царство мифов. Неудивительно и то, что по крайней мере почти пятилетняя работа грузчиком не упоминается ни в одной официальной биографии. Речь шла о подработке, из которой нельзя было извлечь ничего героического для биографии подлинного большевика. Грузчиком «можно» было быть до революции, подвергаясь эксплуатации, освобождение от которой произошло в 1917 г. Но в 1920-е гг. предпочтительнее стал образ не только настоящего пролетария, но также партийного функционера или студента. Говоря о работе грузчика, нельзя было скрыть, чем она являлась в действительности: тяжким трудом не от хорошей жизни, который понадобился Брежневу, чтобы прокормиться и, вероятно, прокормить свою семью. Он еще грузил дерево и зерно, когда начал в 1923 г. учиться в техникуме землеустройства и мелиорации в Курске. Его брат и сестра поступили там же в школу; о материальной помощи семье заботились, очевидно, Леонид и его отец, который получил здесь место на кабельном заводе, прежде чем в 1925 г. вернуться в Каменское на металлургический завод, вновь введенный в эксплуатацию¹²⁴.

«Мемуары» Брежнева не умалчивают о том, что семья покинула Каменское из-за голода, но время отъезда было передвинуто на год назад, чтобы Леонид еще смог «стать» рабочим: «Пошли болезни, начался голод, каждый день в соседних домах кто-нибудь умирал. Город обезлюдел, пришлось и нам сниматься с места»¹²⁵. То, что в «воспоминаниях» Брежнева описано как начало его «уважения к сельскому труду», возникло из самой настоящей нужды. Если летом 1921 г. Леонид прибыл в Курск, а свою учебу начал только через два года, то кажется, что, вероятно, все это время он не знал, чем еще заняться или, может быть, не нашел какой-то другой работы или места в вузе. Нам это неизвестно. Но о целеустремленности и последовательности здесь вообще не приходится говорить; по-видимому, на первом месте по-прежнему стояла проблема выживания