Читать бесплатно книгу «Дорогой широкой» Святослава Логинова полностью онлайн — MyBook
image

Глава 2
Товарищ сержант

К сожалению, бывает,

Что милицией пугают

Неразумных малышей.

Сергей Михалков

Первый пост ГАИ (ныне эта организация называется как-то по-другому, но Юра, не будучи шофёром, этого не знал) находится немного не доезжая Колпино, в районе совхоза Ленсоветовский, но устроить засаду на беспечного водилу гаишники могут во всяком месте и во всякое время. Каток плавно удавливал обочину, оставляя позади один километр за другим. Вроде бы невелика цифра – три километра в час, не только стремительные «Запорожцы», но и велосипедисты презрительно обгоняли Юрин экипаж, но когда некуда особо торопиться, и эта скорость оказывается вполне достойной. Главное, ты не привязан ежесекундно к рычагам и можешь наблюдать коловращение бабочек и цветение солнечных одуванчиков по сторонам дороги. Именно туда нужно смотреть во время езды, поскольку самое интересное происходит не на трассе, а там, где кончается асфальт.

И вдруг июньская идиллия грубо прервана заливистой милицейской трелью.

– Сержант Синюхов, – козырнул милицейский товарищ и по-домашнему ласково добавил: – Нарушаем?

– Не понял, – по-братковски произнёс Неумалихин и тем подписал себе приговор.

– Знак «Стоп» видели? – пояснил сержант. – Он для кого повешен? А вы не только не остановились, но и скорости не сбросили. Кстати, где ваши права? Вы что, не знаете, что обязаны предъявлять их без напоминания?

Ничего этого Юра не знал, для него, десять лет работающего на автотрассе, существовал лишь знак «Осторожно, ведутся дорожные работы». Но в спор опрометчиво вступил. Покуда бдительный сержант изучал удостоверение моториста дорожного катка, Юрий углядел некое явление, показавшееся ему спасительным.

– А эти-то чего не останавливаются? – закричал он, указывая на безостановочный поток машин, стремящихся в Москву, где ждал истосковавшийся брат Гриша.

– Они притормаживают, – либеральность сержанта не знала границ. – Вот видите? Притормозил, практически остановился.

– Да ну… – возмутился Юра. – У него и сейчас скорость не меньше пяти километров, а у меня, когда вы мне свистнули, и четырёх не было!

– Упорствуем?.. – поинтересовался инспектор. – Нехорошо, гражданин Неумалихин. На первый раз ограничимся предупреждением и штрафом в сто рублей, а вообще прошу учесть, что споры с сотрудниками милиции не поощряются, так что ничего хорошего вы не выспорите.

Юра огорчённо крякнул и расплатился. Корешка за отнятую сотню сержант Синюхов не выдал, из чего Юра заключил, что мог пострадать и на большую сумму. Сержант отправился ловить очередного непритормозившего, а Юра породолжил путь, но уже безо всякой радости. Удивительно, как немного нужно, чтобы утреннее настроение сменилось вечерним.

Вечер не наступал долго, слишком уж близко был Петербург с его белыми ночами. Подобного чуда нет нигде на свете, хотя мурманчане утверждают, что у них ночи ещё белее. Не верьте, это неправда! В июне в Мурманске вообще нет ночи, ни белой, ни зелёной. Обалдевшее солнце бродит по небу, а обалдевшие люди бродят понизу. Никто не спит, разве что занавесившись глухими портьерами. А в Питере приходит недолгая тьма, напоённая потайным светом… Впрочем, Пушкин об этом написал лучше.

Ночь можно было признать лишь по уснувшим одуванчикам, но Юра, огорчённый потерей сотенной бумажки, по сторонам не глядел и одуванчиками не любовался. Ехал, как привык ездить на объекте – глядя на покрытие перед вальцами, и лишь удивлялся порой, почему асфальт не парит. Наконец, проснувшийся желудок напомнил о времени. Юра сообразил, что сегодня он не обедал, не завтракал и, кажется, даже не ужинал. Так оно и было, поскольку «сегодня» наступило меньше трёх часов назад, и большинство жителей Ленинградской области ещё не завтракали, не обедали и не ужинали. Хуже то, что и вчера Юра ничего не ел, даже ржаную корочку, которой занюхивал водку, оставил на столе, рядом с пустой чекушкой.

Шоссе было пустынным, иногда по нему, нарушая все скоростные режимы, проносился заблудший «Мерседес» да вдоль обочины спали в кабинах шофёры-дальнобойщики. Эти тоже могли, в случае нужды, ехать всю ночь напролёт, но понимали, что в пять утра в Питере делать нечего, и предпочитали переждать несколько часов на трассе и двинуться в путь с таким расчётом, чтобы с утреца первыми подъехать к торговому порту или пивзаводу «Балтика».

Сиденья в катке были откидными, так что Юра мог устроиться на ночёвку ничуть не хуже любого дальнобойщика, но пустой желудок гнал вперёд, заставляя надеяться, что в Жарах или Ушаках найдётся магазин «Двадцать четыре часа», где удастся купить батон, копчёную ножку Буша и деревянный лимонад «Буратино».

Однако крупные населённые пункты частью оказались уже пройденными, а частью располагались далеко впереди. Это тому, кто мчится на легкокрылом «Запорожце», кажется, что деревни вдоль Московского шоссе стоят вплотную друг к другу, а попробуйте пройти пешком или проехаться на транспортном средстве, развивающем в обычном режиме стариковскую скорость, тогда узнаете, сколько шагов между Трубниковым Бором и Опочиваловом. Постепенно желудок сдался и уже не напоминал о своей пустоте. Птицы, радуясь затишью на трассе, звенели утренние песни, в незагазованном воздухе разливалась свежесть, напоённая запахом просыпающихся одуванчиков и совсем чуть-чуть родным ароматом тёплого асфальта.

Давненько Юрию Неумалихину не приходилось встречать июньский рассвет. Жёсткий городской распорядок не считается с велениями природы. Положено вставать на работу в полшестого, и вскакивай, словно ванька-встанька, за минуту до будильника. И нет рабочему расписанию никакого дела, что зимой в эту пору на улице хлад и тьма египетская, а в июне дисциплинированный работник с удивлением обнаруживает, что проспал рассвет. Нет уж, нормальный человек должен вставать с солнышком и с солнышком ложиться. Конечно, во время белых ночей спать почти не придётся, но зато можно отоспаться в декабре, когда ночная тьма сменить другую спешит, дав солнцу полчаса. Страшная сологубовская болезнь декабрит бродит по Питеру в последний гнилой месяц года, и хочется бежать туда, где тепло, где мандарин – не новогоднее лакомство, а дерево, растущее под открытым небом. Увы, все мы живём не как требуется, а как можется. И далеко не каждый способен кинуть налаженную жизнь и, оседлав верный каток, уехать в гости к брату Грише.

Солнце раскрасило мир нежнейшей акварелью, жаворонки, захлебнувшись восторгом, взлетели в зенит, природа зазвучала столь мощно и радостно, что душа, омытая летним утром, уже не знала, какого заключительного аккорда ей ждать. И аккорд прозвучал звонкой трелью милицейского свистка!

– Старший сержант Синюхов! – приложив руку к козырьку, представился милиционер. – Нарушаем, товарищ водитель?

– Чево?.. – не понял Юра.

– Знак ограничения скорости видели?

– Какой знак? Не видел я никакого знака!

– Оно и заметно, что не видели. А знак, между прочим, на самом виду поставлен специально для вас. На этом отрезке разрешено развивать не более девяноста километров в час. А у вас какая скорость была?

– Я откуда знаю? – совершенно искренне сказал Юра, полагавший, что уж скорость-то он превысить не может ни при каких ограничениях.

– Вот, полюбуйтесь… – старший сержант продемонстрировал дорожный локатор. – Прибор – штука точная, и он говорит, что вы ехали со скоростью сто пятьдесят восемь километров в час.

– Не может быть! Каток больше пяти не развивает!

– Вы собираетесь оспаривать объективные показания локатора? В таком случае, извольте объяснить, каким образом вы со вчерашнего вечера сумели проехать более ста километров? Даже если вы двигались без остановок, всё равно – пять километров в час не получается.

– В школе у вас, наверное, по математике пятёрка была, – сдерзил Юрий.

– Да уж не двойка, – согласился милиционер. Он ещё раз заглянул в удостоверение и спросил официальным голосом: – Так что, гражданин Неумалихин, штраф платить будем?

Юра молча добыл сотенную и протянул Синюхову.

– Вот. Поздравляю с почином. И с повышением в звании, само собой.

– Спасибо, – неуставно поблагодарил старший сержант. – А вам – счастливого пути. Вы, главное, правил не нарушайте, и тогда вам от меня никаких неприятностей не будет.

Ну что такое – сто рублей? Недаром же русская поговорка утверждает, что сто рублей – не деньги. И всё же достаточно ранней милицейской пташке стребовать с водителя эту самую сотню, и всё – настроения как не бывало. Худо простому человеку на большой дороге, слишком много охотников шастает по ней в поисках добычи. И первый среди них – инспектор ГИБДД Синюхов. Он и встать пораньше не ленится, и не брезгует остановить потрёпанный «Москвич», а то и каток, совершающий самовольное путешествие из Петербурга в Москву. Именно поэтому инспектора Синюхова ценит высокое начальство, поощряет его и регулярно повышает в звании. И незачем называть сидящих в засаде ментов пиявицами ненасытными и прочими, не соответствующими действительности именами. По-человечески старшего сержанта очень даже можно понять. Вот только ста рублей всё равно жалко.

Неприятность следовало заесть, и Юра начал искать пищеточку. Непредубеждённому наблюдателю может показаться, что из Москвы в Петербург и обратно ездят исключительно восточные люди – так густо обсели дорогу шашлычные и чебуречные. На самом деле тайна проста: на свежем воздухе шашлык не только приятно есть, но и легко делать. Ржавый мангал, смонстряченный знакомым сварщиком, ольховые дрова (покупной уголь – это для городских извращенцев), вымоченное в уксусе мясо, которое теперь всюду купить можно, репчатый лук и балтиморовский кетчуп на гарнир – вот и вся премудрость покупного шашлыка. Себестоимости – никакой, а стоимость – огогонюшки какая! Всё вместе это означает – лёгкие деньги, а при лёгких деньгах всегда кормятся рэкетиры, что существенно повышает себестоимость шашлыка, а цену задирает выше всякого понимания. Так диалектика диктует экономические законы дикого капитализма.

О таких вещах хорошо рассуждать с приятелями за накрытым столом, что, мол, чудовищная цена дрянного придорожного шашлыка диктуется общественно-политическими, а не экономическими факторами. А когда едешь мимо придорожных забегаловок и во рту уже вторые сутки маковой росинки не было, а забегаловки дразнят обоняние мясным дымком… в душе просыпается классовая ненависть и к хапуге хозяйчику, и к люмпену рэкетиру. Трудно быть средним классом в стране, любящей крайности.

Наконец, в одном из встречных посёлков нашлась пристойная рабочая забегаловка. То есть пристойными были только цены, а холодные биточки сохранялись с доперестроечных, а то и допетровских времён, но Юра не был привередлив и отобедал разом за двое суток вынужденного поста. Народу в столовой было немного – то ли из-за утренней горячей поры, то ли просто непритязательное заведение не привлекало проезжающих. И всё-таки к Юре подсел словоохотливый старичок, из тех, что продолжают работать, выйдя на пенсию, и обедают по столовым, хотя могли бы кушать и дома. Но где ещё старичку поговорить с проезжим человеком, излить душу и поделиться житейскими премудростями?

– Асфальтировать приехал? – старичок кивнул на Юрин каток и, не дожидаясь ответа, заявил: – Напрасный труд будет, только время зря потеряете.

Юра не отвечал, сосредоточенно гоняя по тарелке последнюю макаронину. Макаронина, не желая быть съеденной, извивалась как живая и упорно ускользала от вилки. Вилка была пластмассовая, одноразовая, хотя Юра серьёзно подозревал, что вечером их выволокут из бака, скоренько ополоснут и на следующий день вновь пустят в оборот. Старых гнутых-перегнутых алюминиевых вилок теперь не сыщешь даже в рабочих столовых – цветной металл дорог.

– Тебе, конечно, всё равно, – продолжал старик, – откукарекал, а там хоть не рассветай, а у нас этот асфальт из бюджета поселкового оплачивают. А теперь сам посуди: улицы раздолбаны, яма на ямине, не ремонтировались с одна тысяча какого-то года, но им же чинить неохота, им отчитаться нужно, что новый участок заасфальтировали. А зачем тут асфальт, ты мне скажи?

Площадка перед столовой когда-то была засыпана щебнем и, видимо, подготовлена для асфальтирования, но произошло это в давние годы, с тех пор к деревенскому долгострою никто не возвращался, улежавшийся щебень густо покрывал мусор, а по краям уже и невытаптываемая мурава повылезала, обещая в скором времени обратить площадь в газон.

– Может, стоянку делают? – высказал предположение Юра, хотя он лучше всех знал, что его агрегат здесь проездом, никто его не подряжал, и никакого асфальта перед столовой не ожидается в ближайшие исторические эпохи.

– Какая тебе стоянка? – возмутился старикан. – Тут прежде эмтээсовская столовая была, механизаторов кормили, а чтобы проезжающие все обеды не слопали, директор МТС с ГАИ договорился, чтобы они знак повесили: «Стоянка запрещена». Так он и висит. Сейчас и сами не рады, а снять – нельзя. Вот и живём при большой дороге, а без выручки. Новый директор ходила в милицию, а с неё столько запросили, чтобы знак снять, что дешевле удавиться.

– Какой знак? – внезапно похолодев, спросил Юра.

– Да запрещающий останавливаться. Вон торчит.

Юра залпом допил компот и, не попрощавшись, выскочил из столовой. Самые его худшие предчувствия оправдались в ту же минуту. Возле катка терпеливо курил милиционер.

– Младший лейтенант Синюхов! – козырнул он. – Что ж вы, товарищ водитель, под самым знаком машину поставили…

Сотни было смертельно жалко, и Юра пошёл нахрапом.

– Ко мне этот знак не относится, – заявил он и, предупреждая ответную реплику, быстро добавил: – У меня спецтранспорт. Асфальтировать площадку будем. Сейчас асфальт привезут, и начнём.

– Зачем тут асфальтировать? – изумился младший лейтенант.

– Вот уж не знаю. Моё дело собачье: прокукарекал, а там хоть не рассветай. Прикажут грядки асфальтировать, придётся бабам морковку на асфальте садить. Может, они тут стоянку хотят делать, платную…

– Не было никакой информации о новых стоянках, – произнёс Синюхов. – Что-то вы мудрите, товарищ водитель. Но ничего, я это проверю.

– Проверяйте, – разрешил Юра и, окончательно зарвавшись, добавил с хамской улыбочкой: – А вас, товарищ Синюхов, я поздравляю с понижением.

– Каким ещё понижением?! – взвился милиционер. – Не было никакого понижения!

– Как же не было? Сержантом вы каким были? Старшим. А лейтенантом стали младшим. Это вам каждый скажет, что попасть из старших в младшие означает понижение в должности. Как говорится, лучше быть первым в сержантах, чем последним в лейтенантах.

– Шутите? – догадался Синюхов. – Я тоже шутить умею. Так что до скорого, гражданин Неумалихин! Боюсь, что мы ещё встретимся… с вашим-то отношением к правилам дорожного движения.

«Хрена мы с тобой встретимся! – бормотал Юра, выжимая из катка все доступные ему километры. – Завтра я в Новгородской области буду, там другая власть, другие менты. Не достанешь, ручонки коротки!»

Настроение улучшалось с каждой минутой, спасённая сотня благодарно нежилась в нагрудном кармане.

И Юра запел, громко и бесшабашно, ничуть не беспокоясь, что могут подумать о нём встречные:

 
Когда б имел златые горы
И реки, полные вина,
Всё отдал бы за ласки, взоры,
И ты б владела мной одна!
 

Не всё спетое было понятно трезвому Юриному разуму, но главное в народной песне не понимать, а петь:

 
Оставь, оставь, ты злой изменщик,
Тобой Мария предана!
Ты пропил горы золотые
И реки, полные вина!
 
...
5

Бесплатно

4.35 
(20 оценок)

Читать книгу: «Дорогой широкой»

Установите приложение, чтобы читать эту книгу бесплатно