Литература

Афанасьев А. Н. Поэтическое воззрение славян на природу. Т. 1. М. 1995.

Афанасьева 3. «Сию прялку работал…». Красный Север. Вологда, 1980, 23 января.

Бакушинский А. Роспись по дереву, бересте и папье-маше. М. 1953.

Бернштам Т. А. Прялка в символическом контексте культуры. Из культурного наследия народов Восточной Европы. М. 1992.

Бобринский А. А. Народные русские деревянные изделия. Вып. I – XII. М., 1910—1914.

Богуславская И. Я. Русское народное искусство. Л. 1968.

Брюсов А. Я. Очерки по истории племен Европейской части СССР в неолитическую эпоху. М. 1952.

Брюсов А. Я. Сетчатая керамика. СА, XIV, 1950.

Василенко В. М. Народное искусство. М. 1974.

Воронов В. С. О крестьянском искусстве. М. 1972.

Глебова А. Едет князь за княгиней. Русский Север, Вологда, 1992, 18 января.

Даркевич В. П. Символы небесных светил в орнаменте Древней Руси. СА, 1960 №4.

Денисова И. Сия прялица изрядна. Сельское хозяйство Нечерноземья. 1986 №6.

Дилакторский П. А. Святочные шалости в Пельшемской волости Кадниковского уезда. ЭО, 1898 №4

Ефименко П. С. Материалы по этнографии русского населения Архангельской губернии. Ч. 2, М. 1878.

Жарникова С. В. Фаллическая символика севернорусской прялки как реликт протославянско-индоиранскои близости. Историческая динамика расовой и этнической дифференциации населения Азии. М. 1987.

Жегалова С. К. Художественные прялки. Сокровища русского народного искусства: резьба и роспись по дереву. М. 1967.

Жегалова С. К. Северодвинская роспись по дереву. Русское художественное дерево. М. 1983.

Жегалова С. К. Экспедиция Государственного Исторического музея на Северную Двину. Советская этнография, 1960 №4.

Жегалова С. К. Русская народная живопись. М. 1975.

3абылин М. Русский народ, его обычаи, предания, суеверия и поэзия. М. 1880.

Иванова Ю. Б. Секреты старой прялки. ж. Важская область, Шенкурск, 1972.

Крестьянское искусство СССР. Искусство севера, Т. 1. Л. 1928.

Круглова О. В. Границы распространения прялок Русского Севера и Поволжья. Сообщения ГРМ, В. XI, М. 1976.

Круглова О. В. Грязовецкие прялки. Декоративное искусство СССР, 1971 №5.

Круглова О. В. Жанровые росписи Русского Севера. Сообщения Загорского ГИХМЗ. Вып. 3, Загорск. 1960.

Круглова О. В. Русская народная резьба и роспись по дереву. М. 1974.

Круглова О. В. Северодвинские находки. Декоративное искусство СССР, 1960 №3.

Круглова О. В. Северодвинские росписи. Русское народное искусство Севера. Л. 1968. Круглова О. В. Границы распространения прялок Русского Севера и Поволжья. Сообщения ГРМ, Вып. XI. М. 1976.

Крутова О. Северные прялки. Красный Север, Вологда. 1969, 25 декабря.

Ломоносов М. В. Избранные произведения в двух томах. Т. 1, М. 1984.

Лукьянова Г. А. Пермогорские прялки. Земля Красноборская. Архангельск. 1991.

Мазалецкая В. Обычаи русских посиделок. Новая жизнь, Кириллов. 1987, 10 января.

Малицкий Г. А. Бытовые мотивы и сюжеты народного искусства в росписи и резьбе по дереву. Казань. 1923.

Мальцев Н. В., Тарановская Н. В. Русские прялки. Л. 1971.

Народная роспись Северной Двины. М. 1987.

Олейник Т. М. Народные росписи по дереву Верховажского и Грязовецкого районов Вологодской области. Искусство современной росписи по дереву и бересте Севера, Урала и Сибири. М. 1985.

Притчина В. А. Тотемские прялки. Ленинское знамя, Тотьма. 1984, 5 января.

Притчина В. А. Прялки из собрания Тотемского краеведческого музея. Тотьма. Историко-литературный альманах. Вып. 1, Вологда. 1995.

Пряник, прялка и птица Сирин. М. 1967.

Рупасов Н. Н. Коллекция прялок в Красноборском музее. Земля Красноборская. Страницы истории и культуры. Архангельск. 1991.

Рыбаков Б. А. Язычество Древней Руси. М. 1987.

Соболев Н. Н. Русская народная резьба по дереву. М.– Л. 1934.

Северные прялки. Выставка из собраний Загорского и Вологодского музеев. Каталог. Вологда. 1969.

Тарановская Н. В. Росписи по дереву Нижней Тоймы. Мастера. Народное искусство: исследования и материалы. Спб. 1995.

Тарановская Н. В. Русские прялки. Добрых рук мастерство. Л. 1981.

Тарановская Н. В. Резьба по дереву. Роспись по дереву. Русское народное искусство в собрании Государственного Русского музея. Л. 1984.

Томилов С. Кустарничество прялок в селе Покшеньгском. Бюллетень Северо-Восточного областного бюро краеведения. Вып. 2, Архангельск. 1926.

Щекотов Н. Русская крестьянская живопись. М. 1923.

Иллюстрации

Швейки. 19 век

О попытке интерпретации значения некоторых образов русской народной вышивки архаического типа (по поводу статьи Г.П.Дурасова)
С. В. Жарникова

Кто изображался издревле в том месте, которое занял двуглавый орел? И тут мы вновь вспоминаем о древних изображениях богини-рожаницы. Не она, ли, дающая жизнь всему живому на земле, сохраненная памятью многих поколений, издревле почитаемая и увековеченная в вышивке на подолах рубах, концах полотенец и на головках кокошников северорусских женщин, находилась до XVII – начала XVIII в. в центре рассматриваемых нами композиций?

Такое предположение довольно несложно проверить, наложив одну композиционную схему на другую. И что же? Очертания фигуры богини удивительно хорошо вписались в изображение двуглавого орла, которое в композиции, распределении масс как по вертикали, так и по горизонтали построена по тому же принципу, что и древнее изображение богини-рожаницы. Это наглядно прослеживается в прилагаемых образцах вышивок на головках тарногских повойников (рис. 1, 2).

Рис. 1. а, b – золотная вышивка на четвертях тарногских повойников. Вологодская губ. XIX в. (Вологодский областной краеведческий музей, инв. №18660 и 20927). Рис. 2. a, b – золотная вышивка на четвертях тарногских повойников. Вологодская губерния. XIX в. (Вологодский областной краеведческий музей, инв. №27078/5).

Еще нагляднее замену одной композиции другой, более поздней, можно проиллюстрировать на примере изменений орнаментики наверший ярославских теремковых прялок (рис. 3).

Если в типе А представлена наиболее развернутая древняя схема, где слившиеся изображения коней, птиц, собакоголовых существ и змей как бы образуют фигуру древней языческой богини, то в навершии типа В композиция суше, схематичнее, головки змей поднимаются вверх, трехлистник, венчавший предыдущее навершие, приближается по очертаниям к короне; наконец, тип с демонстрирует нам смену древнего языческого змеиного комплекса изображением двуглавого царского орла, увенчанного короной.

Новая форма – двуглавый орел – свободно и легко наслоилась на старую (архаичную), значение которой как благопожелания, надежного оберега еще не было утрачено, смысл же древней композиции во всех ее деталях начал забываться. Вероятно, изображение древней богини жизни – Рожаницы земледельцу X – XV вв. говорило значительно больше, нежели его далеким потомкам в XVII – XIX вв.

Однако значение этого божества, видимо, было еще достаточно велико и в позднее время, так как не везде и не всегда его полностью удаляют из композиции. Очень часто мы встречаем, как абсолютно верно заметил Г. П. Дурасов, двуглавого орла и женщину внутри него или над его головой. А в отдаленных от шумных дорог местах Вологодской и Архангельской областей мы и по сей день можем встретить в сундуках старушек полотенца, рубахи и головные уборы, где во всей красе изображена древняя языческая богиня жизни – Рожаница, совершающая великий акт творения всего сущего на земле.

Архаические образы северорусского фольклора
С. В. Жарникова

Говоря о символическом языке русской прялки, мы уже отмечали, что зачин сказки «О Царе Салтане» берет свое начало в древнейших пластах индоевропейской мифологии. Действительно, идея трех изначальных нитей – гун, творящих все во Вселенной (белой, красной, черной), известная еще ведической мифологической традиции, трех прях-богинь судьбы в древнегреческой мифологии, очень четко зафиксирована в русской народной сказке. Дальнейшее развитие сюжета свидетельствует о том, что именно ведические мифологемы легли в основу данной сказки. Вспомним, что сделали бояре с царицей-пряхой, матерью князя Гвидона и её сыном-богатырем, «росшим не по дням, а по часам» (что обычному человеку не свойственно, а присуще только божественным персонажам, пришедшим в человеческом облике в мир людей и обязательно возвращающимся в мир богов). В отличие от многих, широко распространенных сюжетов с вынужденным отправлением младенца в лодке, коробе и т. д. по водам (во имя его спасения, или с надеждой на это спасение), здесь совершается целенаправленное убийство. Бояре «царицу… в бочку с сыном посадили, засмолили, покатили и пустили в Окиян». Отданный стихии воды Гвидон именно в бочке начинает стремительно расти, именно ему, а не его матери, подчиняются волны. И это закономерно, ведь само его имя – Гвидон говорит о связи с водой, водными глубинами: древнеиранское Дон, Днепр, Днестр и русское слово «дно» – родные братья. В дальнейшем сюжет – строится таким образом, что убийство превращается в свою противоположность – вечную счастливую жизнь на чудесном острове Буяне, где сбываются все желания, где «все богаты, изоб нет, везде палаты». И здесь имеет смысл вспомнить один из сюжетов зачина Махабхараты – рассказ о Бхишме. Суть его такова: за провинность перед Творцом Брахмой восемь бессмертных богов были наказаны тем, что каждый из них должен был в человеческом облике прожить человеческую жизнь в мире людей. Но они упросили богиню священных вод Гангу избавить их от этой участи. Она согласилась семерых богов вернуть на небо, однако один из них (в образе воина Бхишмы) должен был остаться среди людей. Став женой царя Шантану, Ганга родила ему одного за другим семь сыновей и каждого новорожденного она топила в реке. Отдавая царю восьмого сына – Бхишму, царица сказала: «Знай, я богиня этой реки и мое имя Ганга. Блажен, кто оканчивает свою жизнь здесь, в волнах, – он обретает бессмертие и живет в обители богов». Таким образом, в сказке «О Царе Салтане» брошенные в море-океан (представление о котором в древности было связано с космическим, небесным океаном) мать и сын приплывают на остров-Буян, где на зеленом холме растет «дуб единый»…

И, наконец, ещё одна важная деталь, способствующая объяснению семантики Масленицы и возвращению её древнего, исконного названия. В той же Вологодской губ. в начале 20 века была записана причеть, с которой невеста – сирота, выходя на перекресток дорог, обращалась к своей умершей матери, называя её «Моя Красная Красигорка»! А ведь именно на Масленицу строились ледяные горы, с которых каждая молодая пара, после троекратного поцелуя должна была съехать вниз. Именно на Масленицу женщины и девушки катались с этих гор на прялках, держа в руке или в кармане блин. И делалось это для хорошего урожая вообще и льна в особенности. Прялка же в русской традиции была не только простым инструментом для получения нити. Она символизировала собой мужское начало, участвующее в процессе прядения нити – аналога жизни, судьбы, мысли, потомства; она была воплощением Древа жизни, несущего на своих ветвях Вечное Время – прошлое, настоящее и будущее; она была надмогильным памятником и соединяла мир живых и мир ушедших, предков и потомков. Будучи воплощением Верховного Изначального Божества, прялка была символом плодородия и способствовала увеличению плодородия всего живого на Земле. Именно в ней, как нельзя лучше, воплотилась идея вечной гармонии бытия, с его бесконечным перетеканием жизни в смерть, а смерти – в жизнь…

Д. К. Зеленин считал, что некоторые элементы масленичных обрядов «свидетельствуют о том, что когда-то этот праздник совпадал с окончанием периода свадеб. С одной стороны, в них содержатся величания молодых, вступивших в брак в течение последнего года, с другой – наказания для тех, кто не сумел воспользоваться только что закончившимся свадебным периодом». Он отмечал, что Вьюнишник, то есть пение песен с поздравлением новобрачных, в некоторых местах также приходится на Масленицу. Один из распространенных в 19 – начале 20 века обычаев – катание молодоженов с горы на салазках «прокатывание». Особенно устойчиво катание молодых с ледяных гор сохранилось на Русском Севере (Архангельская, Вологодская, Олонецкая губернии). Этому катанию здесь придавалось особое значение. Молодая, как правило, поднявшись на гору, низко кланялась три раза и, сев на колени мужа, целовала его. Скатившись с горы, молодая еще раз целовала мужа. Считалось, что для плодородия молодых необходимо сажать прямо на снег, на них наваливались все, кто скатывался с горы, их зарывали в сугроб. В этом обряде молодоженам наглядно демонстрировали истину: «Жизнь прожить – не поле перейти». Катанию с гор в древности приписывалось магическое значение. До начала 20 века во многих областях России продолжали кататься с гор на прялках (или донцах прялок) «на долгий лен». Так в Кубенском уезде, с гор катались и замужние женщины…

Вспомним, что супругу Зевса – «белокурую Геру» – верховную олимпийскую богиню, дочь Кроноса и Реи, чье имя означает «охранительница», «госпожа», в античных гимнах называют «Тещей». Исследователи отмечают, что в ее образе «усматриваются черты великого женского божества доолимпийского периода» и указывают на ее связь с хтоническими силами. Это великое матриархальное Божество имело зооморфное воплощение – корову и именовалось «волоокой». А ее древним фетишем в храме Геры Самосской на острове Самосе была деревянная резная прялкообразная доска. Отметим также, что знаменитая любовная сцена Зевса и Геры из Илиады происходит среди благоухающих цветов на вершине горы Иды. Но гора Ида и река Ида есть на севере России, на Приполярном Урале…

Великий древний праздник, посвященный Матери – Земле, Вечному Вселенскому материнскому началу, чье пробуждение праздновалось в день весеннего равноденствия – 22 марта. Просыпаясь целый месяц (с 21 февраля по ночь с 21 на 22 марта), она пробуждалась окончательно, чтобы порождать всё живое. И её просили о приплоде скота, о здоровом потомстве, о богатом урожае. Просили, катаясь на роскошно украшенных конях, чьей хозяйкой она была – «Владычица коней». Просили, скатываясь на прялках с посвященных ей ледяных гор. И здесь уместно вспомнить деревянный фетиш древнегреческой Геры, представлявший собой прялкообразную деревянную резную доску, стоявшую в храме Геры на острове Самос. Отметим также, что такая же резная доска была символом Великой Богини Матери жителей Гиндукуша (Афганистан).