Младший безымянный не отставал от среднего. Ожидая, что прохождение ущелья потребует от них больше сил и времени, он был приятно удивлён тем, что старший брат сделал всю работу за них, пока они выбирались из пещеры Чёрного дракона. Видимо, старший безымянный тоже очень спешил, и, скорее всего, его преследовало то же чувство опасности провала их миссии, которое младший прочёл не только в своей душе, но и в глазах мчавшегося со всех ног среднего брата, когда тот оглянулся проверить, не отстал ли он. Прыгая с камня на камень, младший из путников поглядывал на вершины деревьев над его головой. Отблески заката уже начали окрашивать их ветви, придавая им зловещий красный оттенок. Младший подумал, что было бы неплохо в этот день добраться до снежных вершин. Решив, что эта же мысль, наверное, посетила ушедшего вперёд старшего брата, безымянный порадовался тому пониманию, которое установилось между ними. Они были единым целым, и младший испытывал боль при мысли о том, что двое из них должны будут погибнуть. Как он не представлял себя без братьев, так был уверен и в том, что братья не представляют себя без него. Они были единым целым, единым организмом, существовавшим лишь для того, чтобы осуществить предначертанное. Они не ценили свои жизни. Именно так воспитывали подобных им многие века, и именно так они сами относились к себе. Не было цели выше осуществления пророчества, потому собственная жизнь мало беспокоила младшего брата, но потерять остальных было для него как удар в спину. Когда один из безымянных умирал, то на смену ему приходил другой. Он должен был быть сиротой от рождения, и обязательным условием было то, что род его с обеих сторон должен был идти от хранителей. Так случалось всегда. Отец мальчика погибал ещё до его рождения в пасти дракона, а мать не доживала до того момента, когда малыш издавал первый звук. Некому было давать имя младенцу. И в момент рождения нового безымянного, оставшиеся двое переносили на него те чувства, которые они питали к почившему брату. Всегда было ощущение того, что дух умершего безымянного словно ожил в ребёнке, отданном им на воспитание. Каждый новый безымянный быстрее обучался и был намного сильнее родившихся до него, словно вбирал силу всех тех братьев, которые оставили этот мир в ожидании осуществления предначертанного.

Лишь когда до путников донёсся слабый запах костра с пекущейся на нём кукурузой, они поняли, как проголодались. Ещё раз порадовавшись тому, что старший брат облегчил им путь, двое остальных сделали последнее усилие и спустя несколько минут добрались до устроенного для них привала, где старший из них уже заканчивал приготовление пищи. Солнце уже зашло, тьма ночи неуклонно надвигалась, заполняя ущелье чернильными тенями. Лишь слабый отблеск костра освещал стоянку людей. Ночь была тёплой, поэтому не было необходимости дополнительно утеплять построенное жилище. Средний брат решил дежурить первым, отправив на второе дежурство младшего. Тот, должно быть, слишком переволновался в этот день, побывав в цепких когтях дракона, поэтому ему нужно было отдохнуть и перевести дух. Старший же из них, прорубая дорогу, скорее всего, смертельно устал, поэтому средний решил, что старший будет дежурить последним, не стоило разбивать его сон промежуточным дежурством.

Когда двое безымянных, наконец-то, удалились в шалаш и заснули, средний, поддерживая огонь, задумался над словами пророчества. Было ощущение, что он уже родился со знанием того, что должно было произойти. Но как во всех пророчествах, у этого предсказания была оборотная сторона. До того момента, пока не появится последнее, седьмое предзнаменование, путь, предначертанный пророчеством, может перемениться. И если до седьмого предзнаменования девочка не будет в руках безымянного, наступит день, когда мир рухнет, погубленный тем, кого нужно остановить. Именно это гнало сейчас их быстрее и быстрее. Но ночь не для путников. Ночь диктовала свои правила, нельзя в этих местах идти ночью. И эта задержка в момент, когда ещё были силы идти, раздражала безымянного. Умом он понимал, что каждому из них необходим отдых, иначе они просто в какой-то момент упадут от усталости, но сердце подгоняло его, не желая слушаться разума, твердившего об опасностях, сопутствующих тем, кто передвигается в скалистых горах в тёмное время суток. Единство души и разума – этому учили безымянных долгие годы их существования, именно это даст возможность выжить достойнейшему из них в трудном пути, который предстоит пройти воинам, в последнем пути к началу исполнения предначертанного. А сейчас дух и разум безымянного находились в состоянии конфликта. Мужчина встал, прислушиваясь к ночным звукам. Не услышав ничего, что могло бы вызвать опасения, он решил обойти лагерь вокруг. Сидеть и думать о том, что может случиться, если что-то пойдёт не так, было просто невыносимо. Медленно обходя окрестности, безымянный внимательно прислушивался ко всем звукам, раздающимся вокруг. Он рассчитывал, что это отвлечёт его от неприятных мыслей, роем копошащихся в его голове. Но отвлечься было не просто. В памяти возникали ужасные видения, навеянные ему снами в период обучения в храме хранителей. Он знал, что некоторые комнаты храма побуждают организм засыпающего там к вещим снам – видениям, которые могут исполниться в обозримом будущем. Тогда он был маленьким мальчиком и не решился рассказать старшим о своих снах. Он видел отрубленные головы в руках огромного человека с обнажённым мечом, с которого капала кровь. Видел младенца в крови женщины, державшей его на руках, видел казни огромного количества людей. И всё это каким-то образом было связано с тем, ради чего он находился в храме и обучался искусству безымянного воина-монаха, всё это было связано с пророчеством. Сейчас видения с новой силой захлестнули его, как будто пытаясь заставить продолжить дорогу как можно быстрее. Лёгкий шорох отвлёк его от мыслей. Весь напрягшись, безымянный быстро развернулся, сжимая два кинжала, выпавшие по мановению его рук из специальных карманов в подкладках рукавов. Прямо перед ним стоял младший из них. Увидев сталь в глазах брата и поняв, что обеспокоил его своим тихим появлением, младший безымянный склонил голову в приветствии. Средний брат кивнул в ответ, расслабился, незаметно спрятав лезвия на своё место, поднялся на ноги и, не оборачиваясь, направился к шалашу, поняв, что пришло время сменяться.

После того, как бывший первым в дозоре скрылся в шалаше, младший безымянный подошёл к уже почти потухшему костру и подбросил хворосту. Хотя пока и не возникло причин для волнения, но всё же стоило учесть, что дикие звери опасаются огня и вряд ли нападут на них, пока костёр не погас. Юноша поёжился. Он вспомнил, как дракон тащил его в свою пещеру. Какое-то время ему казалось, что зверь имеет интеллект человека. Когда дракон швырнул его в саркофаг, безымянный собрался сразу выпрыгнуть оттуда и скрыться, но взгляд огромного зверя пришпилил его к месту. Тот словно угадывал все дальнейшие действия жертвы. Зарычав и выпустив когти, дракон угрожающе двинулся к безымянному, и остановился лишь в тот момент, когда человек полностью расслабился, позволив своему пленителю накрыть саркофаг камнем. Безымянный не был уверен, что поступил в этот момент правильно, но что-то подсказывало ему, что ослушайся он своего тюремщика, тот бы убил его на месте, забыв о вечерней трапезе. Младший брат аккуратно прикоснулся тех мест на своём теле, за которые держал его дракон. Он ещё не осматривал себя, но был уверен в том, что практически всё там было покрыто кровоподтёками, оставленными лапами чудовища. По какой-то странной причине зверь спрятал когти, когда нёс его в своё жилище. Рептилия не старалась уберечь свою жертву от боли, лишь от смерти, так как чёрный дракон не питается падалью, в пищу ему идут лишь те жертвы, которые только-только потеряли жизнь в его когтях. Рёбра ныли, видимо, дракон причинил своему пленнику не только наружные увечья, но и внутренние. Скорее всего, одно из рёбер было если и не сломано, то точно ушиблено. Но сейчас не было смысла осматривать себя. Ночь уже опустилась на землю, и вряд ли безымянный смог бы много увидеть, тем более на своей спине.

Монах взглянул на небо. Луны все ещё не было. Мужчина осматривал знакомые очертания созвездий. Его учили определять время и направление по звёздам, читать по ним судьбы людей, и ему совсем не нравилось то, что он видел сейчас. Один из них должен умереть до наступления рассвета. Безымянный знал, что вернётся домой с младенцем только один, но это было пророчество, которому суждено сбыться когда-то. Узнать, что первый из них погибнет сегодня, было для него ударом. Он видел, что не ошибается, хотя не мог определить, кто именно будет принесён в жертву судьбе. Их было трое, и они были единым целым. Безразлично было, кто тот один, который покинет их. Это было так, словно от них отнимали часть тела и духа, которую уже невозможно будет восстановить. Раньше каждый умерший из безымянных сразу заменялся другим, и как они предполагали, дух и сила умершего брата переходили к тому младенцу, который рождался в этот момент. Но теперь всё было по-другому. Теперь больше не будет рождаться безымянных. Некому будет заменить погибшего брата. Ком сдавил горло младшего безымянного. Он не представлял свою жизнь без братьев и был уверен, что и братья не представляют свою жизнь без него. Безымянный быстро вскочил на ноги, стараясь не думать о боли, которую причиняло ему каждое движение, и попытался размяться. К утру становилось холоднее. Странно было, что, когда он пробирался по проходу и далее по Ущелью Миров, он практически не чувствовал боли, забыв о ней за теми видениями об избранной, которые преследовали его. Но сейчас, ночью, видения исчезли, видимо, оставив его на то непродолжительное время, когда его братья были погружены в сон. Возможно, видения проявлялись лишь в то время, когда все они бодрствовали, точно трое безымянных были единым проводником знаний о тех событиях, которые происходили по ту сторону гор сейчас, или могли бы произойти в ближайшем будущем. Младший брат хотел отвлечься от мыслей о гибели одного из них, преследующих его, но это было выше его сил. Юноша ещё раз взглянул на небо, где-то в глубине души надеясь, что звёзды изменят своё решение, и, не увидев изменений, бросился ничком на землю, пытаясь хотя бы физической болью заглушить те душевные страдания, которые принесло ему знание. Знание того, как именно закончится для них сегодняшняя ночь.

Лёжа на земле, юноша чувствовал, как к нему приближается старший брат. Он почему-то был уверен, что это был именно старший брат, в течение всей недолгой жизни заменявший ему отца. В голове быстро, словно молнии, одно за другим проносились воспоминания… Он, совсем маленький, наткнулся на змею, с которой решил поиграть. Три дня старший безымянный не смыкал глаз, дежуря возле его кровати и рассказывая ему всякие забавные истории… Ему уже десять лет, день его рождения. Он чувствует себя уже совсем взрослым, пробирается в оружейную и берёт меч среднего брата. Меч кажется ему слишком тяжёлым, но он должен научиться им владеть, как настоящий воин-хранитель. В этот момент старший безымянный входит в оружейную и быстро ловит меч, когда он, замахнувшись и не выдержав тяжести, падает и роняет непривычное для руки оружие, которое летит острой стороной лезвия прямо на то место, где находится его живот, грозя разрубить мальчика пополам. Тогда старший брат даже не упрекнул его, понимая, что испуг в этом случае – лучший учитель, но начиная с этого дня братья стали заниматься с ним фехтованием, правда, меч он пока получил намного более лёгкий, чем тот, которым чуть не лишил себя жизни… Вот он уже подросток. Внимательно изучив всё, что касается пророчества о безымянных воинах-хранителях, он ощутил себя настоящим героем. Вооружившись кинжалами, мечом, кистенём и пращой, он пошёл воевать с драконом. Старший безымянный нагнал его уже на опушке запретного леса, позже оказалось, что как только тот понял, куда именно отправился его младший брат, он опрометью кинулся вслед, молясь богам лишь об одном – успеть, пока мальчишка не натворил глупостей…

Старший безымянный потряс младшего за плечо, показывая, что пришло его время дежурить. Все годы жизни в монастыре он оберегал своих братьев. Его твёрдая рука часто удерживала младших от необдуманных действий и поступков, способных причинить им и физические страдания, и духовные. Когда подрос средний брат, особой заботы обоих удостоился младший – на редкость бесшабашный, готовый к любой авантюре юнец. Старший брат помнил, как учили его, когда он ещё сам был ребёнком, он помнил тех двоих братьев, которые уже почили, но ни один из них не был настолько самоотвержен и смел. За младшим безымянным постоянно нужно было следить. Его неопытность, присущая юности, часто заводила его в опасные ситуации, из которых он сам выбраться бы не смог. Сейчас младший брат стал юношей, почти мужчиной, он был не по годам умён, и теперь уже на него самого можно было положиться. Но старший безымянный, наверное, по инерции, всё так же внимательно наблюдал за всем, что делает его младший товарищ. Вот и сейчас во внимательном взгляде старшего брата младший увидел сочувствие и понимание той душевной боли, которая мучила его, хотя наверняка тот не имеет представления, что именно снедает душу юноши, заставляя изо всех сил сдерживать слёзы. Старший ободряюще взъерошил непослушные волосы лежащего на земле безымянного, подал ему руку, чтобы тот поднялся, ухватив, как обычно, брата за локоть, и мягко подтолкнул к шалашу, показывая, что перед дорогой необходимо отдохнуть. Младший понуро поплёлся ко временному жилищу, боясь, что если ещё раз оглянется на старшего безымянного, то уже будет не в силах сдерживать свои чувства. А старший, не зная, чем вызвано такое настроение юноши, проводил его беспокойным взглядом, и когда тот скрылся в чёрном проёме входа, подбросил веток в костёр. Ещё некоторое время новый дозорный смотрел на языки пламени в сооружённом им каменном очаге. Ему очень не понравилось то, что он увидел в глазах младшего брата. Там была боль, сожаление и утрата. Что могло случиться такого, чтобы так расстроить юного безымянного? Каждый из них был крепок духом. Эта черта была присуща всем безымянным, начиная с сотворения поселений хранителей. Воины-монахи спокойно относились к любым событиям и бедам, постигшим их. Младший брат не мог так расстроиться из-за его приключения с чёрным драконом. В этом старший безымянный был абсолютно уверен. Не могла его расстроить и предполагаемая смерть. Несмотря на то, что младший из них очень юн, идея бренности бытия была не чужда ему, как и каждому из них. Никто из монахов не боялся смерти, и их религия располагала к этому, долгие годы воспитывая в послушниках идею первичности изначально бессмертного духа над телом, которое есть лишь вместилище, временный дом для духа, проходящего обучение в мире живых. И как только обучение окончится, дух переходит в следующий свой дом, приготовленный для него заранее теми, кто распоряжается этим и другими мирами. Отрицая страх перед собственной смертью, монахи, тем не менее, считали жизнь тем основным, что необходимо защитить, потому что без этой ветви обучения дальнейшее развитие духа было просто невозможно. Именно это служило основой их религии, и именно поэтому они были готовы отдать свои жизни и свой храм за то, чтобы в отдалённом будущем сохранить жизни всех обитающих в этом мире.

Когда младший безымянный ложился спать, старший не видел в нём того горя, которое прочёл в его взгляде сейчас. Значит, что-то случилось во время его дежурства. Но что могло случиться такого, чтобы так выбить его из колеи? Старший встал и медленно пошёл вдоль окрестностей, внимательно изучая лагерь. Ничего. Безымянный вздохнул, ему не нравилось то, что он никак не мог определить причины беспокойства своего юного брата. Он поднял голову, посмотрев на небо, оно уже начинало светлеть. Скоро рассвет. Безымянный двинулся дальше, изучая землю под своими ногами. Увидев небольшой холмик, он пнул его и резко остановился. Его взгляд устремился на выкатившийся из ямки человеческий череп, уже заросший мхом и поэтому не замеченный им ранее. Кто-то здесь уже был, и этот кто-то пытался пересечь горы через Ущелье Миров, найдя свою смерть на этой поляне. Безымянный вынул кинжал и лихорадочно начал раскапывать землю вокруг. Он быстро обнаружил всё остальное, что осталось от этого человека – переломанные кости конечностей, перекушенный хребет. Безымянный горько усмехнулся. Нельзя пересечь Ущелье Миров, не принеся жертвы чёрному дракону, охраняющему эти места. Теперь он понимал смысл того, что безымянных всегда было трое. До него дошло и то, почему в предании говорится, что вернётся с избранной только один из них. С детства его учили, что дракон умён и хитёр, и ум его намного превосходит разум всех людей, живущих в долине. Чёрный дракон бессмертен и неуязвим. Есть только один человек, способный победить чёрного дракона. И он уже рождён. Безымянный подумал, что вскоре должно свершиться седьмое предзнаменование, названное в пророчестве предзнаменованием разума. Сейчас он понял, что младший безымянный, как все юнцы, обратил свой взор к ночному небу. Но юность не умаляла его знаний. Хватило одного взгляда, чтобы прочесть по звёздам то, что один из них останется на этой поляне. Хотя он и не мог узнать, кто именно и почему останется здесь. Всё свершается так, как должно было свершиться. Он дежурит последним. Не было смысла отдавать жизнь более молодого и сильного. Жертва указана и будет принесена.

Безымянный взглянул на вершины деревьев, окрасившихся светом восходящего солнца, стал на середину поляны, раскинул руки и закрыл глаза в ожидании появления зверя. Всё случилось в одно мгновенье. Он почти не почувствовал боли. Ударом когтя дракон распорол его горло, кровь хлынула из разорванной артерии, залив сочную зелёную траву на поляне, а вместе с ней вытекла и жизнь, добровольно отданная за то, чтобы свершилось предначертанное. Дракон принялся за трапезу, громко разгрызая человеческие кости и отдирая от них куски свежего мяса.

Безымянные, спавшие в шалаше, резко открыли глаза. Страшная боль пронзила каждую частицу их тел. Было ощущение, что их раздирает изнутри, что-то разъедает их плоть. Но эта боль была ничем в сравнении со знанием, пришедшим к ним вместе с пробуждением. Их старший брат мёртв. Они не могли двинуться, пока боль, сопровождающая проникающие в них силы и знания старшего брата, не ослабит свою хватку. Они слышали, как дракон раздирает тело того, кто учил их долгие годы, но не могли ничего сделать, чтобы спасти от надругательства хотя бы то, что осталось. Да и что они могли сделать против чёрного дракона? Выйдя из шалаша, они могли лишь отдать себя на растерзание зверю. А это именно то, что могло провалить их миссию целиком, сделав напрасной жертву старшего из них. Сейчас ощущение того, как мудрость брата проникает в их разум, впитывающий его мысли и чаяния, заботу и любовь, отданную каждому из них, воспринимающий все навыки, знания и умения, пришедшие к погибшему и его предшественникам на протяжении многих веков, прожитых ими в Долине Хранителей, делало боль утраты более резкой, почти невыносимой, такой, от которой не могла их отвлечь даже физическая боль, вызванная проникновением в них силы и опыта. Они познали истории жизней всех тех, кто был до старшего брата, тех, кто отдал ему силу в момент рождения, они восприняли новый опыт, опыт той трети безымянных, который передавался по ветви старшего брата. Теперь им не только было известно, но также и понятно, как именно оставшийся станет единым, вобрав в себя силу всех трёх.

Только через час после того, как дракон покинул поляну, безымянные смогли пошевелиться. Тела их всё ещё болели. Но разве можно было сравнить физическую боль с душевной мукой, испытываемой ими? Им не хотелось смотреть в глаза друг другу. Теперь, когда сила и разум старшего проникли в них, они знали, что он добровольно принёс себя в жертву. Они видели необходимость его поступка. Но души их протестовали против этого решения, сердца твердили, что можно было найти другой выход, хотя разум говорил об обратном. Другого выхода не было. Должен был погибнуть один, чтобы дать возможность остальным продолжить свой путь и исполнить возложенную на них миссию. Безымянные шли по тропе, проложенной за день до того их старшим братом. Не было других мыслей, кроме скорби по утрате. Но, несмотря на горе, лишающее их сил, они должны были идти к своей цели. Зов всё так же звучал в такт биению их сердец, и они машинально продолжали вдвоём тот путь, что был начат тремя. Путь, ведущий их к спасению всего, что было дорого живущим в одном с ними мире.