«И некто сказал Ему: вот, Матерь Твоя и братья Твои стоят вне, желая говорить с Тобою. Он же сказал в ответ говорившему: кто Матерь Моя, и кто братья Мои? И указав рукою Своею на учеников Своих, сказал: вот матерь Моя и братья Мои; ибо кто будет исполнять волю Отца Моего Небесного, тот Мне брат и сестра и матерь» /Мф 12:47–50/.

Ревностное следование духовному завету и дало возможность росам уже к VII–VIII вв. проявиться в истории как многочисленному и сильному народу – союзнику и сопернику христианской Византии, пытавшейся незыблемо утвердить свое духовное водительство.

Переселение народов I–II вв. вытеснило значительную часть славянского населения, и среди них росов, из регионов Малой и Передней Азии, Средиземноморья и Черноморья на земли современной России, где издревле существовали славянские поселения^[9], в разное время подпитываемые выходцами из других регионов. О таких колониях, исходящих из очагов арийских цивилизаций, сообщает еще Заратуштра. Смешиваясь на пути своего следования и расселения с небольшими народами и племенами, передавая им свой язык, веру, культуру, древние росы заложили основу будущей великой нации русских.

Во всяком случае, для Древней Руси очевидно стремление к устроению государства по принципу христианских представлений об иерархии (подобные воззрения на иерархичность вселенной, видимого и невидимого миров ранее всего мы обнаруживаем на разных этапах существования древнейших государств – Шумера и Египта). Очевидно, к тому были существенные предпосылки, на что указывают прежде всего многие жития русских святых, и в их числе – русских князей.

«Церковная идея служения легла в основу сословного строя России, основанного на разделении общих обязанностей, а не на иерархии прав, как это было на Западе <…> ключ к пониманию русской жизни лежит в области религиозной, церковной, и не усвоив этого, не поймем мы ни себя, ни свой народ, ни свою историю» /15/.

Только яростная борьба, ставившая русских на грань выживания на протяжении многих веков, мешала воплотить высокие духовные заветы христианства.

«Христианское мировоззрение давно подметило в череде исторических событий некую необъяснимую на первый взгляд странность. Походы и войны, мятежи и революции, смены династий и свержение престолов, экономические кризисы и политические интриги – эти внешне бессвязные и хаотические явления соединены между собой удивительным единством последствий. Их конечным результатом всегда является разгром национальной государственности и попрание христианских святынь. <…> “Ибо тайна беззакония уже в действии, только не совершится до тех пор, пока не будет взят от среды удерживающий теперь” /2 Сол 2:7/. В этом апостольском призыве – ключ к пониманию многих загадок истории и наших сегодняшних недоумений» /16/.

По подсчетам В. О. Ключевского, великорусская народность «за 234 года (1228–1462 гг.) вынесла 160 внешних войн. В XVI веке Московия воюет на северо-западе и западе против Речи Посполитой, Ливонского ордена и Швеции 43 года, ни на год не прерывая между тем борьбы против татарских орд на южных, юго-восточных и восточных границах. В XVII веке Россия воевала 48 лет, в XVIII веке – 56 лет. В целом для России XIII–XVIII веков состояние мира было скорее исключением, а война – жестоким правилом» /17/.

Тем не менее именно Россия подняла знамя Православия после падения Византии и пронесла его вплоть до начала XX в., когда мощная, раскинувшаяся на две части света держава не имела в своих официальных анкетах и справочниках графы «национальность», но лишь графу «вероисповедание».

О древнейших, пока не проявленных страницах истории народа рос (рош), о его связях с этрусками и этрусской письменностью, обусловленных прежде всего общим арийским происхождением, об исторической связи нашего народа с землями библейской Палестины, на которых разыгрались трагические события, описываемые в тексте Перуджианского камня, мы поговорим после переведенного нами текста.

А пока, прежде нежели приступить к этому сложному и крайне неожиданному по своему содержанию тексту, разбивающему многие предвзятые представления о нашей вере и нашей истории, придется хотя бы кратко коснуться некоторых особенностей древних письмен, а также представить описание самого памятника.

Вполне понятны затруднения специалистов, десятилетиями бьющихся над попытками расшифровки этрусской письменности. И дело здесь не только в том, что при переводах до сих не принимался в расчет русский язык, но, что не менее важно, упускалась из виду вероятность того, что этрусская письменность (как и древнейшее славянское письмо типа «черт и резов») несла в себе признаки и свойства особого священного письма арийских народов, пришедшего из глубокой древности.

Известный знаток эзотерики Сент-Ив д’Альвейдр писал об этом так:

«По моему исследованию древнего алфавита Кабалы, состоящего из двадцати двух букв, самый скрытый и тайный, служивший, вероятно, прототипом не только для всех других такого же рода, но и для знаков ведийских и для букв санскритских, – есть алфавит арийский <…> буквы его имеют морфологическое строение, то есть представляют доподлинно идею своими очертаниями, что делает из них тип исключительный <…> внимательное изучение показало мне, что эти буквы есть первообраз зодиакальных и планетных знаков, что также имеет огромное значение. Браманы называют эту азбуку “Ваттан”. По-видимому, она принадлежала первой человеческой расе, потому что своими пятью начальными формами, строго геометрическими, она сама себя обнаруживает <…> эта азбука пишется снизу вверх, и ее буквы расположены таким образом, чтобы составлять морфологические схемы или говорящие изображения. Пандиты <…> пишут ее слева направо подобно санскритской, следовательно, по-европейски. На основании всего вышеизложенного, эта основная из всех азбук “Каба-Лимг” принадлежит арийскому племени».

Кабала, по мнению д’Альвейдра, пришла к иудеям из Вавилона и «составляла часть того, что академии метрополий называли мудростью, то есть синтезом наук и искусств, приведенных к своему общему принципу. Этот принцип был Слово или Глагол», но он был «утрачен и искажен примерно за 3000 лет до Спасителя»^[10] /18/.

В существовании сакрального алфавита убеждает не столько вышеприведенная цитата, сколько глубочайшие, утраченные современным миром знания в области языка, фрагменты которых мы то и дело обнаруживаем при изучении древних культур, а также само масштабное, воистину космическое миропонимание некоторых цивилизованных народов древности.

Старинная истина «все гениальное просто», на наш взгляд, влечет за собой простой вывод: а следовательно, должно быть естественным и не противным законам жизни.

При работе с древнейшими именами собственными, в процессе которой обнаруживается настойчивое повторение некоторых корней, эта ставшая расхожей истина и наталкивает на мысль о том, что к столь долго искомым наукой пракорням скорее всего может привести изучение младенческой речи. Ибо первые звуки младенца: А, ВА (АВА), ДА, ПА, БА, РА и проч., столь часто повторяющиеся в именах древних народов Азии, Африки и Европы (начиная с ветхих Адама и Евы), – несомненно принадлежат к словам-семенам и, что особенно важно, некогда, видимо, являлись древнейшими именами Бога-Творца. (А потому эти значащие созвучия логично назвать пракорнями^[11].)

На это указывает прежде всего частица «А», превращенная впоследствии – в результате раскола веры – в отрицание у многих восточных народов (кстати, и у греков, о которых речь ниже); и устойчивые зачины русских былин и песен – А и ДА, в XIX–XX вв. почти вытесненные именем И (ИЛИ).

Вопреки общепринятому мнению, что А, ДА, И (ИЛИ) русского фольклора являются всего лишь союзными частицами, есть основания предположить, что А следует рассматривать как имя Единоначального Бога, а ДА – как его синоним в качестве Бога Утверждающего, Правого, причем оба имени являются древнейшими. Что касается имени И (ИЛИ), оно, возможно, отразило момент религиозного разделения некогда единоисповедного народа^[12] (ср. условный союз или – или). Потому, видно, наш богатейший язык столь бережен и осторожен в обращении с «А»: с началом на «а» у нас почти нет причастий и глаголов, в основном только существительные /21/. Но и эти немногие существительные, как правило, имеют древнейшие формы на о, ха, ка либо являются заимствованиями из чужих языков.

Во всяком случае, эта гипотеза объясняет частое отсутствие (с современной точки зрения) каких бы то ни было религиозных реалий, хотя бы и языческих, во многих русских обрядовых – в том числе свадебных и погребальных – песнях. Что, несомненно, указывает на их глубокую древность^[13].

В этом же значении выступают имена ДА и, видимо, более позднее И^[14], иначе затруднительно объяснить, почему обрядовые песни глубоко религиозного народа практически не упоминают имени Бога. Возможно ли это было во времена, когда русский человек и малого дела не начинал, не призвав на помощь имя Творца? Поздним отголоском уже неосознаваемого значения этого имени предстает истовое стояние за «единый аз» русских старообрядцев в борьбе за наследованную веру.

И наконец, особую глубину в этом случае являют Господни слова: «Аз есмь алфа и омега, начаток и конец…» /Откр 1:8/.

Что до упомянутого выше сообщения д’Альвейдра о «звездном» происхождении священного арийского алфавита, то изучение знаков этрусской письменности и сопоставление начертаний некоторых из них с наиболее яркими созвездиями наводят на вполне фантастическую, по нашим временам, мысль: если такой алфавит действительно существовал, то не являлся ли он последовательным соотнесением все более отчетливого произношения и освоения звуков младенцем с постепенным проявлением на вечернем небе видимых глазу очертаний созвездий, где некоей определяющей точкой, может быть, являлась Полярная звезда – альфа и омега всех странствующих и путешествующих, всех ищущих познания, всех ощущающих свою связь с Вышним, иначе, говоря на языке древних, – живых.

Эта воистину фантастическая для наших современников гипотеза, возможно, рано или поздно найдет подтверждение^[15]. По крайней мере, известно, что древней мысли не были чужды поиски такого рода, чему находится много свидетельств.

Отец истории Геродот сообщает, что фараон Псамметих (VII в. до Р. Х.), желая определить, какой из народов на земле является древнейшим, повелел отдать двоих новорожденных младенцев на воспитание пастуху. «По приказу царя никто не должен был произносить в их присутствии ни одного слова <…> Так поступал Псамметих <…> желая услышать, какое первое слово сорвется с уст младенцев после невнятного детского лепета. Повеление царя было исполнено. Так пастух действовал по приказу царя в течение двух лет. Однажды, когда он открыл дверь и вошел в хижину, оба младенца пали к его ногам и, протягивая ручонки, произносили слово “бекос” <…> Псамметих <…> велел расспросить, какой народ и что именно называет словом “бекос”, и узнал, что так фригийцы называют хлеб. Отсюда египтяне заключили, что фригийцы еще древнее их самих» /27/ ^[16].

И хотя, возможно, Геродот здесь передает всего лишь легенду, от нас не должна ускользнуть суть: детская речь как некий исходный материал входила в круг древних исследований, касающихся языка. А знакомое нам изречение «устами младенца глаголит истина» некогда могло выражать самые определенные и конкретные знания о праязыке и связанных с ним изначальных именах Бога. «Да! разве вы никогда не читали: “из уст младенцев и грудных детей Ты устроил хвалу”?» /Мф 21:16/.

Следующая ссылка на материалы древности заставит нас оторвать взгляд от колыбели и обратить его к звездному небу:

«…Лишь одна группа звезд в египетской картине мира приобрела устойчивую, прочную значимость <…> ее важность была связана с победой над смертью. В прозрачном воздухе Египта звезды выделяются своим блеском. Большинство звезд скользят через небосвод по серповидной кривой и исчезают за горизонтом. Но на одном участке неба звезды движутся по меньшей орбите и, ныряя к горизонту, все же никогда под ним не исчезают. Это – около-полярные звезды, обращающиеся вокруг Полярной звезды, те звезды, которые египтяне называли “не знающими уничтожения” <…> В древние времена этот северный участок неба был важной частью вселенной. Очевидно, там не было смерти, а стало быть, это было место вечного блаженства…» /29/.

Какое же отношение имеют эти рассуждения к этрусской письменности? Разумеется, мы пока не можем настаивать на «звездном» ее происхождении. И все-таки считаем вероятным предположить, что знаки этрусских надписей, по крайней мере отчасти, действительно «представляют доподлинно идею своими очертаниями», а кроме того соответствуют рисунку сочетаний звезд, «не знающих уничтожения».

Таковыми прежде всего представляются следующие:

1 (знак, идентичный начертанию арабской единицы; по Гриневичу, соответствует звучанию ПО; его вариант I – по Гриневичу, И). Логично этот знак рассматривать также как несущий значения ПРО (старый) – Первый, Единый, Единственный, Высший и Первенец;

q (БА – БЕ, по Гриневичу). Знак, возможно, воспроизводящий своими очертаниями ковш Большой Медведицы – созвездия, которое привлекало особое внимание в древнем мире; знак, дающий в этрусском тексте начало слову БАЖЕ – Бог (отметим, что, повернутый вправо, этот знак в современном русском письме означает Р, что отсылает к древнейшему имени Солнца – Ра, видимо, принадлежащему пракорням);

M (МО, по Гриневичу) – знак, воспроизводящий очертания созвездия Кассиопеи, обращающегося вокруг Полярной звезды, в центре Млечного Пути, в гуще скопления звездной материи. Одновременно этот уникальный по выразительности знак, согласно нашему предположению, символизирует положение женщины в момент деторождения и в связи с этим в ряде случаев может рассматриваться как идеограмма МАТЬ;

↓ (КИ, КРИ – кровь, по Гриневичу). В скандинавской рунической письменности этот знак «указывает на упадок сил» /30/. Может, видимо, расшифровываться как идеограмма КРОВЬ, СМЕРТЬ;

8 (З(Е), по Гриневичу). По нашему предположению, основанному на символике, распространенной у древних народов /31/, может рассматриваться также в ряде случаев как идеограмма ЗМЕЙ. Древнерусское звучание этого слова – зъя – близко к озвучиванию этого знака Гриневичем.

К сути этих нескольких идеограмм этрусского текста мы, вероятно, только приблизились, ибо исчерпать их значения, в силу общего изменения способа мышления и закрытости от нас знаний, известных древнему миру, едва ли просто.