После обеда мы переехали из таверны в дом местного врача, который осмотрел раны Оливера и вынес гордый вердикт – «богатырское здоровье у Вас, барон!» После чего хозяин дома лично пригласил нас отужинать с его семьей.

За столом мужчины обсуждали напряженные политические отношения между Англией и Францией, а мне досталось бессмысленное щебетание Матильды, молоденькой хозяйки дома, его супруги. Она болтала о быстрой смене моды на головные уборы, о самой лучшей портнихе в Сан-Жан-де-Мольен, которая является еще и лучшей ее подругой, о домах знатных семей, диктующих моду в городе, и множестве бытовых мелочей. Но мне это было абсолютно неинтересно, зато когда мужчины заговорили о недавнем морском сражении при Слейссе, я оживилась.

Я изучила историю той эпохи, куда собиралась перемещаться, и, конечно, знала про эти военные действия между Англией и Францией у берегов Фландрии. Я высказала свое мнение относительно удачного стратегического положения английских судов, и указала на некоторые недостатки в организации вражеской армии. И, похоже, произвела впечатление на всех, включая притихшую Матильду.

– Где Вы нашли это сокровище, барон? – шутя, спросил врач.

Я заволновалась, и это не укрылось от внимания двоих мужчин – моего жениха и Поля, старшего сына хозяина дома.

– Не поверите, уважаемый доктор, похитил, – в шутку, но резко закрыл тему Оливер.

Засыпая той ночью, я долго вспоминала карие глаза, приятный, низкий голос Оливера, его взгляды, которые принадлежали мне одной. Но даже, когда он улыбался, в нем чувствовалась сосредоточенность. Оливер был серьезным человеком, с которым, как сказали бы в наше время, играть опасно. Я чувствовала это нутром.

Следующим утром я проснулась рано, и сразу вышла в маленький садик на заднем дворе дома. Для меня стало полной неожиданностью то, что в столь ранний час Оливер уже откуда-то прибыл. Он вышел из чужой кареты, и стремительно направился в дом. Неужели он ночевал в другом месте? Я видела через зарешеченную ограду сада, как мой жених снова появился возле ждавшей его кареты и передал какой-то свиток, обвязанный красной лентой.

«Любовное письмо? Тайная возлюбленная? Ведь послание взяла женская рука из окна кареты…»

То, что теперь Оливер остался в доме, не принесло мне облегчения. Я медленно дошла до маленькой беседки в саду и присела в печальных мыслях. Я даже не заметила, как появился Поль. Он стоял в нерешительности чуть поодаль, и, Бог знает, сколько бы там простоял, если бы я не обернулась, ощутив спиной его пристальный взгляд:

– Госпожа, Вас ищет Ваш… спутник. Да и завтрак уже ждет. Не хотите ли пройти в дом или, быть может, пожелаете еще остаться в саду? Конечно, если можно эти пять деревьев да кусты назвать садом. Вы, верно, привыкли к своим огромным садам или паркам…

– Каким еще паркам, Поль! Нет у меня ни садов, ни парков, – и чувствуя, что начала срываться на невиновном Поле, я сменила тему, – сколько Вам лет, Поль? Вы где-нибудь учитесь?

Оказалось, Поль учится на адвоката и ему восемнадцать лет. Он увлеченно рассказывал о перспективах, которые дает ему эта профессия, когда мы вместе зашли в дом. Барон внимательно посмотрел на нас, но ничего не сказал.

После завтрака Оливер попытался заговорить:

– Вы сегодня крайне молчаливы, леди Элизабет.

– А разве Вам так нужны мои речи и общество, сэр Хэдли? – прямо в глаза спросила я.

Он изумленно посмотрел на меня, но разговор на том и прекратился.

Весь день я не находила себе места, убеждая себя, что не желаю его видеть, но когда в дверь постучали, я бросилась открывать. На пороге стоял Оливер. Не зная чего ожидать от такой переменчивой девушки, как я, он не решался войти, и таким поведением напомнил мне Поля. Я пригласила его, желая, чтобы наш разговор положил конец этой скверной ситуации:

– Элизабет, – мягко заговорил он, – я догадываюсь, что Вас мучает, и понимаю, что Вы вправе так относиться ко мне.

Я была готова биться об заклад, что сейчас он поведает о своей тайной пассии в этом городе, к которой он, собственно, и ехал сразу. Но я опять не угадала, и была этому несказанно рада.

– Если наше положение Вам кажется таким оскорбительным, я предлагаю обвенчаться в здешней церкви, и не ждать знакомства с моими родственниками в Англии.

И какие тут могут еще быть сомнения!

Однако вместо ответа на свой вопрос барону пришлось терпеть, наверное, самый нудный допрос в своей жизни:

– Женщина в карете, – выдала я короткую фразу.

– Что? Какая женщина? – не понял он.

– Это я у Вас спрашиваю, сэр Хэдли. Полагаю, красивая женщина, которой Вы что-то пишете и от которой возвращаетесь утром.

Оливер на этот раз, действительно, изменился в лице. И то, что я увидела, мне не понравилось.

– Леди Элизабет, это не более чем мужские дела между мной и графом Грейстоком. Не желая тревожить Вас, я отправился к заутрене один, где рассчитывал встретить графа. Он с супругой проявил расположение и пригласил нас с Вами, Элизабет, на ужин. С самого начала я вез ему послание, и он пожелал взять его сегодня же. Потому и подвез меня в своей карете к дому. А уж если граф разрешил супруге взять это письмо в руки, то в том я не вижу своей вины, – барон говорил строго и напористо, что я не посмела поднять на него глаза, – Вы, леди Элизабет Крауфт, на редкость внимательны. А мне бы не хотелось, чтобы впредь это осложняло наши отношения. В дальнейшем я запрещаю Вам подобные расспросы касательно моих дел.

Сказал, как отрезал.

«Ну надо же!» – возмущенно подумала я, но всеже сменила тему разговора. У меня не было причин подозревать его во лжи или измене. Хотя об этом надо было думать перед тем, как соглашаться выходить замуж. Как женщина, я сделала все, чтобы смягчить «послевкусие» ссоры, и перед его уходом мы договорились завтра пойти в церковь вместе.

А утром, выходя к жениху, я решительно наказала себе помалкивать, пока не освоюсь с нравами, царящими в XIV веке. Да и, правда, если Бог дал мне язык, я не обязана болтать.

Меня уже ждала карета, когда я спешила к ней через сад. Возле беседки суетился Поль, собирая по земле исписанные листы, разнесенные ветром. Естественно, я подняла несколько листов, на которые едва не наступила, и отдала их молодому человеку. Настроение было превосходным, и я пожелала ему доброго утра и хорошей учебы. Поль замер, смотря на меня восхищенными глазами, и тут его прорвало:

– Вы самая удивительная женщина, которую мне только доводилось видеть! Вы не только умны, но и добры, – он завертел головой по сторонам, а потом опять поднял глаза на меня, и в них было столько откровенного восторга, что я просто остолбенела.

– Поль, спасибо, конечно, за комплимент, но все это не к месту.

Но он не замолчал. Напротив, он подскочил ко мне и заговорил о том, что заметил вчера мои натянутые отношения со спутником. То, что мы с ним занимаем разные комнаты и не указали природу наших отношений.

– Из этого я сделал вывод, что он не имеет чести быть Вашим супругом, – выпалил он на смеси французского и английского языков, – Я не знаю, путешествуете Вы с ним по собственному желанию или нет, но я бы хотел предложить Вам остаться здесь со мной. Если Вы не замужем, то Вас ничего не держит. Леди Элизабет, возможно, стоит оставить в прошлом человека, который не ценит Вас по достоинству.

Я с трудом поспевала за его темпом речи, но когда весь смысл этой тирады дошел до меня, я едва не рассмеялась ему в лицо.

– Стоп, подождите, Поль! Я слышала, что французы любвеобильны, но чтоб так сразу…– теперь я не знала, куда себя деть.

– У Вас превосходное образование, мы смогли бы многого добиться вместе, и мой отец сказал, что даст согласие на наш брак.

– Что, уже и отец одобрил?! – тут мне откровенно стало смешно, но ненадолго, – нет, Поль, на меня прошу не рассчитывать в этом деле.

– Пожалуйста, госпожа, подумайте, – не унимался он, – обещаю, что не коснусь вас и пальцем, пока мы не обвенчаемся…

Я уже открыла рот, чтобы приступить к паре отрезвляющих слов, но меня опередили.

– Да как ты осмелился, мальчишка, говорить о подобных вещах с моей невестой?! – В нескольких шагах от нас стоял барон Хэдли, и он разворачивал плеть, сжигая глазами испуганного Поля, – тебе не пристало и глаза поднимать на благородную даму! Ты хоть знаешь, что тебе будет за такие крамольные беседы?

Когда-то я хотела увидеть проявление истинных чувств в Оливере, но определенно – не таких. Когда я встала между женихом и Полем, то сама чуть не попала под плеть. Чтобы я ни говорила Оливеру, он меня не слышал, продолжая угрожать молодому человеку. Оливер вдруг стал абсолютно чужим мне человеком. Неужели мой будущий муж такой и есть, жестокий и надменный воин? Я смотрела на своего избранника, словно видела его впервые, пока он резко не развернулся ко мне:

– А Вас, леди Элизабет, я прошу не забывать, что теперь Вы не безвестная послушница, грехи которой остались за стенами монастыря, а невеста знатного английского барона.

– Какие еще грехи? – возмутилась я.

– Я, признаться, не ожидал, что Вы позволите себе слушать такие речи от первых встречных, это совершенно непозволительно, – меня пугал его тон, но от слова к слову он не менялся, – не давайте мне более повода усомниться в Вас, леди Элизабет!

Оливер продолжал разить своей холодной надменностью, делая мне по-настоящему больно. Впоследствии я пыталась объяснить самой себе, что он просто следует канонам поведения своего времени, но он грубой рукой «прижал» к земле мою парящую от недавнего счастья душу.

В тот же день мы переехали в другой дом. Я старалась не попадаться ему на глаза и не говорила с ним с того момента. Утром я долго не выходила из своей комнаты, настроение было гробовым, и тогда ко мне пришел сам барон.

Он снова был сдержанным благородным аристократом. Оливер спросил, как мое самочувствие, и напомнил, что в субботу я должна блистать на приеме у Грейстоков. Оказалось, он уже позаботился о хорошей портнихе для меня и хотел ее представить. Я немного «остыла» от обиды, к тому же мне польстили его забота и внимание. Все-таки я его любила, а потому приняла от него даже такое «завуалированное» извинение.

При первой встрече мы обсудили с мадам Джеральдиной, лучшей местной портнихой, мою будущую прическу, головной убор, эскиз платья. Мы с энтузиазмом выбрали ткань для него, яркий малиновый бархат, и черное итальянское кружево для украшения по краям и на лифе. Мы неплохо подружились со швеей, и она выразила удивление моей неосведомленностью в отношении моды:

– Вы, наверное, иностранка и недавно прибыли сюда?

– Я прибыла сюда с совсем другими целями, а остаюсь – по личным причинам, – таинственно улыбнувшись, ответила я.

– Но на образование Вам родители, как видно, не поскупились. Однако, Вы очень добрая и открытая душа, леди Элизабет, такая, каких нет среди здешних дам. Мне очень приятно работать с Вами. Вы на удивление просто общаетесь с обычными людьми! У Вас будет много друзей, госпожа.

И, понятное дело, что она в тот же вечер поведала обо мне своим подругам.

А на следующий день она рассказала о семье городского врача, с которой лично имеет знакомство. Джеральдина упорно и долго говорила о молодом пасынке своей подруги по имени Поль:

– Замечательный молодой человек и, кстати, перспективный начинающий адвокат. Семья его отца очень уважаема в нашем городе, – и, продолжая расхваливать Поля, женщина искоса поглядывала на меня.

– К чему Вы это говорите, мадам Джеральдина? – не выдержала я.

– Да что ж непонятного, леди Элизабет? Поль Вас полюбил!

– О какой любви идет речь? Мы знакомы всего один день! Это смешно.

– Какая разница, леди? Если Вы влюблены, то время не имеет значения. Подумайте, кто Вам больше по сердцу: хмурый воин с северных земель или добрый юноша с честными намерениями?

– Вы говорите словами Поля, а ему всего восемнадцать, он совсем мальчишка, – заметила я.

– Вы и сами открыты, как ребенок, леди, и Вам будет сложно со своим нынешним избранником. Поверьте мне, дитя мое.

– Я знаю. Но я приняла решение, – ответила я.

Похоже, эти слова, произнесенные довольно грустно, Джеральдина передала молодому Полю. На другой день портниха вручила мне письмо:

– Поль очень просил передать его. Он сказал, что за Вами осталось последнее слово, госпожа.

Мне вдруг показалось, что сейчас войдет в комнату сэр Хэдли, и все услышит, или же кто-нибудь донесет ему. А гневить Оливера мне вовсе не хотелось. В какой-то минутной панике я схватила протянутое письмо и без раздумий отправила в огонь. После этого мне полегчало.

Вечером я сказала барону, что решительно отказываюсь от услуг Джеральдины. Больше я ее не видела, а платье дошивала мне другая портниха.

Весь вечер у графа Грейстока я нервничала, как бы не сделать чего-нибудь предосудительного, но ужин прошел хорошо, даже великолепно.

Я понемногу осваивалась в 14 веке. Когда графиня Грейсток поинтересовалась, почему я так мало ем, я честно ответила, что не привыкла есть подобные блюда без вилки. На меня вдруг обратилось всеобщее внимание. Оказывается, вилка еще не вошла в обиход всей знати, но королевские особы уже начали использовать ее. Посыпались вопросы о моем происхождении и родственниках, и я невольно стала искать поддержки у Оливера. Он ответил на все это уклончиво и немногословно, чем и прекратил расспросы окружающих. Однако их любопытство не угасло, и некоторые из присутствующих стремились завести со мной разговор. В основном, беседы состояли из банальных, ничего не выражающих фраз, но при этом я не один раз слышала комплимент своему голосу. Если раньше я стеснялась своей манеры разговаривать, то после этого вечера обнаружила, что мужчинам даже нравился мой акцент.

Барон не любил танцевать, а я еще не научилась этого делать, и потому отказывала всем приглашающим, оставаясь рядом с женихом. Но была и еще причина – одна неприятная особа с сомнительными намерениями относительно моего Оливера. А когда я узнала, что они уже давно знакомы, то и вовсе не отходила от него ни на шаг. И, по-моему, Оливеру это было даже приятно.

Я внимательно слушала светские беседы, следила за присутствующими господами и впитывала все, как губка. Мне хотелось быть подстать своему воспитанному жениху, и, чтобы его знакомые женщины, какими бы они ни были, исчезли для него отныне и навсегда.

На следующий день нам пришли приглашения на обеды в нескольких видных домах Сан-Жан-де-Мольен, но Оливер предупредил, что через пару дней нам уже следует выезжать домой. Наступало время морского отлива, а нам надо еще было добраться до порта в прибрежном городе, откуда должен был отплывать его знакомый на своем корабле в Англию.

Мне хотелось принять эти приглашения и набраться опыта в общении с благородными господами, но Оливер лучше знал, что нам надо, и мы отказались от приемов.

Я купила для поездки несколько платьев, полушерстяных и легких, столько же рубах из фламандской ткани, синий плащ из гладкого бархата с большим капюшоном. Времени оставалось мало, но я все-таки заказала своей портнихе женский костюм, состоящий из жилета, длинной приталенной куртки по подобию сюртука и широких брюк.

– Да где ж это видано, что бы дамы в штанах разъезжали. Леди Элизабет, одумайтесь, это может не понравиться сэру Хэдли, – запротестовала новая портниха, уже заметившая серьезный нрав моего жениха.

– А если нам вдруг придется пересесть из кареты на коней, ведь всякое может на дороге случиться? А бархатом полы подметать мне жалко.

– Чего жалеть-то, госпожа, ведь все наряды оплачивает Ваш хозяин, барон.

Когда в очередной раз я стала объяснять, что это мой жених, женщина лишь пожала плечами и отвела взгляд в сторону. Я вывела ее на откровенный разговор:

– Благородная особа, которая является невестой, должна жить при доме своих родственников, а не разъезжать по белу свету вместе со своим суженым. Так что, не стоит уверять всех, леди Элизабет, что это Ваш жених. Не обижайтесь на мои слова, Вы меня сами спрашивали, – и мягко добавила, – это не худшее положение для женщины, тем более, иностранки, а этот господин благороден и богат.

Потом она рассказала о себе. Она родилась на юге Англии, и в четырнадцать лет была уже замужем за своим кузеном-каменщиком. Но спустя восемь месяцев после свадьбы его задавила сорвавшаяся с высоты глыба на работе.

– От него у меня остался ребенок в чреве, и я даже не знала, как дальше справляться с работой по хозяйству, где брать деньги, да еще ухаживать за своим престарелым отцом. Для меня наступили ужасные времена, и если бы не малыш, которого я должна была скоро родить, то я бы точно тогда удавилась. Потом остановился в соседнем доме один смазливый небедный паренек. Пригляделся ко мне, и стал захаживать, так и появилось для меня и моей новорожденной, что надеть и что поесть. Отец знал да молчал, а что он скажет, если сам у дочери на руках. Я устроилась в ученицы к портнихе, стала сама понемногу деньги в дом носить. Вроде налаживаться положение стало, да только пришел под вечер один немолодой господин с подарком и говорит, что мой ухажер – игрок и шулер, и что проиграл он меня ему. Я его поленом попыталась огреть, а он посмеялся, мол, еще с бабой не дрался, и ушел. А потом чума пошла косить, стало нам худо опять: работы никакой, отец Богу душу отдал, хоронить не на что, и решилась я к господину этому пойти помощи просить. Видно, сама судьба меня повела. Уезжал он из города и забрал меня с ребеночком, пожалел, не бросил. Я ему и поварихой, и портнихой, и сиделкой в старости была. Жила я подле него одиннадцать лет и так привыкла, что стал он мне роднее первого мужа. Сынка я ему родила, но умер он, простудился в детстве сильно. Зато он доченьку мою единственную пристроил. Она сейчас замужем за владельцем ткацкой мастерской. Так что, повезло мне с благодетелем. А Вы, как я вижу, из семьи-то хорошей, может, и вправду барон на Вас женится. И детишки законными будут, как знать.

С трудом верилось, что этой женщине всего тридцать один год. Ее биологические часы, явно, очень спешили. У женщин XXI столетия в пятьдесят лет и то больше огня в глазах, чем было у нее.

За время ее рассказа я не промолвила ни слова. Я просто поняла, что без крепкого мужского плеча в этом жестоком XIV веке прожить невозможно, и была рада, что рядом есть такой рыцарь, как мой Оливер. И тут мне вдруг стало смешно. Ведь в XXI столетии мужчинам уже не надо быть воинами, носить на себе двадцатикилограммовые доспехи, охранять и обеспечивать свои замки, в бой вести за собой сотни человек – время позволило им расслабиться и отойти от этих грубых дел. Однако же, некоторые современные мужчины пребывают в таком смятении, когда решаются взять на себя «обузу» и жениться, что иногда слабые нервы этой сильной половины человечества не выдерживают. Тогда они часто передают обязанности в воспитании и обеспечении детей своим недавним женам, уходя искать другую «обузу». Я сама в недавнем прошлом встречалась с человеком, не давшем мне и доли той уверенности в жизни, которую дарил мне Оливер, но зато нервы и годы на моего друга юности я потратила…

Глава 3. Кукла для Серого Вепря

Спустя несколько дней мы выехали из Сан-Жан-де-Мольен. К вечеру мы остановились в другом городке, чтобы докупить провизии и переночевать. Мы, как обычно, расположились в двух разных комнатах.