Я вздохнула, оглянулась и немного смягчилась.

Барон держался ровно и воспитанно, без единого намека на нахальство, в котором я его подозревала. Он еще раз поблагодарил меня за помощь, на что я, сама от себя не ожидая, растерянно опустила глаза.

Тут шепотом вмешался Джек, выглянув из-за соседнего дерева, за которым нес охрану от посторонних:

– Видите, сэр, леди Элизабет скромна и красива, как я и говорил.

– Как?.. и Вы здесь? – засмеялась я в сторону Джека.

– И при этом она еще обладает храбростью, которой позавидовали бы многие воины, – добавил сэр Хэдли с улыбкой.

– Если Вы говорите о воротах монастыря, то всё это относительно. Вы называете меня храброй, а мать-настоятельница, напротив, считает меня безрассудной, – вздохнула я, присаживаясь на скамью.

Оливер возразил мне. Разговор был недолгим, но я запомнила каждое слово, каждое движение рыцаря. В нем было те благородство и уверенность, которые нельзя сыграть, это просто являлось неотъемлемой частью его самого. Я видела, он обладал сильным характером, но при этом оказался приятен в общении. Спиной он опирался о дерево, поскольку был еще слаб, чтобы длительное время стоять на ногах, но присесть рядом со мной даже не подумал. На прощание я подарила рыцарю самую милую улыбку, на которую была способна, и быстро отправилась обратно в монастырь. Ах, этот маленький курортный роман…

На пороге меня встретила Мэгги, и по ее глазам я поняла – она видела больше, чем следовало.

Следующим вечером мы снова увиделись с бароном. Я не ожидала, что он решит встретиться со мной второй раз, поскольку для меня это превращалось в откровенные свидания. Но оно было назначено в одностороннем порядке, поэтому изменить что-либо я не могла. А вопрос – хотела ли я его увидеть – отпал сам собой, когда он просто возник в тени уже знакомого места.

В тот вечер мы говорили с ним о многом: о науке, о религии, даже о политике. Его мировоззрение и ответы, как человека из Средневековья, были очень ценными с исторической точки зрения. В ответ же – моя политическая осведомленность поразила барона как ничто другое, поскольку женщинам рассуждать о таком не полагалось. На основании всего этого барон посчитал меня некой знатной леди, скрывающейся в монастыре по неизвестным причинам, возможно, даже политическим.

– Я слышу Ваш акцент, леди Элизабет. Могу я спросить, откуда Вы родом, где жили, воспитывались?

Он настойчиво задавал вопросы о моем происхождении и родственниках, но я не стала развивать эту тему.

– Сэр Хэдли, я не стану Вам рассказывать о себе. Скажу прямо, я не вижу причин для этого. Вы все равно должны скоро уехать.

– Но я еще здесь, – улыбнулся он, – прошу Вас, моя спасительница, скрасьте эти унылые вечера своей историей, если Вы не возражаете.

Я уже ощущала пустоту, которая зародится в душе после его скорого отъезда. Но я сцепила руки на коленях и продолжила с самым спокойным видом:

– Барон, я рада нашей встрече. Скорее всего, Вы останетесь единственно приятным воспоминанием в этих стенах, но давайте все-таки поставим точку в наших с Вами… – я не могла подобрать другое слово, кроме как «отношений» и практически выдохнула его.

Получилось как-то слишком томно и печально, как в мелодраме. Я так не хотела. Однако лицо Оливера в ту секунду выражало повышенное внимание к моей персоне.

– Вам неприятно меня видеть? – вдруг спросил он.

– Нет, нет, что Вы! – протянула я по-дружески руку к нему, но тут же отдернула, – Вы воспитаны и ведете себя учтиво по отношению ко мне. Но надеюсь, что в третий раз Вы не станете искать встречи со мной. Я вижу Вашу благодарность, сэр Хэдли. И я рада, что Вы поправляетесь и сможете скоро уехать домой. Больше причин для наших встреч – нет. Вы же сами все понимаете.

Наверное, в глубине души я хотела услышать какие-то особые слова, увидеть его настоящего, удивленного, может, немного огорченного моей просьбой.

– Я Вас понял, леди Элизабет, – только и ответил он после моей тирады.

– Я не особенно романтичная девушка, – постаралась я как-то оправдаться, – поэтому простите мне мою откровенность и позвольте попрощаться с Вами.

– Вы и вправду, чрезвычайно откровенны для юной леди, – улыбнулся он, – но это делает Вам честь в Ваши годы.

– О, – повеселела я, – мои годы не так юны, сэр.

И я протянула руку, чтобы на этой ноте проститься с ним. Насколько хватит моего псевдо-хорошего настроения при прощании, я не знала, поэтому торопилась уйти. В любом случае, будущего у нас не было.

– Вы выбрали покой монастырских стен, и я уважаю Ваше решение, – сказал мужчина.

Оливер Хэдли взял мою протянутую руку самым благочестивым образом – смысл этого прикосновения был совсем иным, чем стал в мое время. В те далекие века в благородном обществе любое мимолетное соприкосновение обладало неведомым очарованием. И надо же было ему и тут возникнуть! Оливер склонился к моим пальцам и нежно коснулся их губами. И если для меня это было едва ли не соблазнением, то для него – лишь проявлением благодарности и уважения к даме. Затем он перевернул мою ладонь и, поцеловав уже ее, вложил туда какой-то предмет и сжал мои пальцы.

Так я и стояла, набрав воздух в легкие, и забыв его выдохнуть. Оливер неспешно отпустил мою руку и поднял на меня глаза. Определенно, он владел собой гораздо лучше, чем я в этой ситуации. Продолжая смотреть на него и только на него, я даже не взглянула, что было в моей руке. Я изо всех сил старалась определить по его лицу – был ли он нейтрален в своих чувствах ко мне или тоже старался смириться с предстоящей разлукой.

«Да когда же он уедет отсюда?» – пульсировало в моей голове.

– Что это? – спросила я севшим голосом и перевела взгляд на свою ладонь.

– У Вас нет родных, а здешние места неспокойны, леди Элизабет. Я живу в другой стране, и не смогу помочь, если с Вами случится беда. Поэтому хочу, чтобы в трудной ситуации у Вас было что-то ценное, если понадобится. Это фамильный перстень моей семьи, но он лишь малая плата за Вашу доброту.

Я посмотрела на его громоздкий перстень с сапфиром.

– Сэр Оливер, – нахмурилась я и аккуратно положила дорогой перстень на скамью, – спасибо за заботу, но я не возьму его. Мне не нужна никакая плата. А эта вещь для Вас более ценна, чем для меня. Фамильные драгоценности должны оставаться в семье. Вы еще подарите это кольцо другому человеку и при других обстоятельствах. Все это у Вас впереди.

Мне вдруг стало невыносимо смотреть на него.

– Бог ты мой, я и не думал Вас обидеть, – на лице Оливера Хэдли впервые отразилось негодование, – ничем меньшим я отплатить Вам не посмел бы! Почему Вы так…

– Да не надо мне ничего от Вас! – горячо прервала я его и уже направилась по тропинке к выходу, – просто выздоравливайте, сэр Хэдли, и езжайте домой с миром!

Был ли он обижен на меня за такое поведение – не знаю, не видела. Я просто боялась оглянуться. Удивительно, Оливер не был красавцем, в кого влюбляешься с первого взгляда, но его внутренняя манера себя держать, говорить, смотреть – просто гипнотизировала меня. Я восхищалась им больше, чем кем-либо в своей жизни. И когда это только случилось?.. Где-то в глубине себя я хотела, чтобы сэр Хэдли остановил меня по дороге в келью. Но он этого не сделал. То ли натура моего рыцаря не была такой страстной, как обещали легенды его времени, то ли у него просто не было чувств ко мне.

«Ну и хорошо» – решила я тогда, ведь это выглядело бы непристойно, если бы мужчина стал хватать меня за руки в монастырском саду.

Однако войдя в свою келью, я поняла, что прощание с Оливером было не самым тяжелым испытанием для меня. Две пожилые монахини и мать-настоятельница ожидали меня и, похоже, уже давно. Оказалось, Мэгги вместе со мной читала письма барона и помогала писать ответы на них, а потом рассказала о них настоятельнице, изменив содержание до унизительно-пошлого. И никто не верил, что барон Хэдли, и я вели себя прилично и только общались. Вот это было не просто обидно, это было страшно, ведь мы находились в Божьей обители!

После этого меня заперли в самой холодной келье, я бы сказала, в подземелье и посадили на хлеб и воду один раз в день. Такая пища не могла бы утолить голод и на час, что уж говорить про целый день и целую ночь. Из-за сырости каменных стен, через день я простудилась и слегла. Явившаяся мать-настоятельница предупредила, что вскоре пребывает некий аббат Говард, который и даст настоящее наказание мне, как прелюбодейке.

Но у меня был выход – вернуться в мое время, в 21 век. Необходимые снимки фресок у меня уже были, и я могла снять цепочку с шеи, а, значит, навсегда вернуться домой. Но всеже я решила отложить этот шанс до непосредственной угрозы моей жизни. В то время меня мучил еще один вопрос: неужели мы расстались с Оливером на такой ноте? Ведь я так и не услышала его «Прощайте»…

Я отлично понимала, что после такого скандала барон будет обязан покинуть наш монастырь в самое ближайшее время. И решила: во что бы то ни стало следующим утром узнать у монахини – уехал ли, наконец, сэр Хэдли. После чего со спокойной душой я смогла бы вернуться в свое время.

Но то, на что пошел Оливер, для меня явилось поистине неожиданностью.

Глава 2. Побег из монастыря

Я лежала больная, свернувшись клубком, на своей кровати, когда за узким окном моей кельи услышала приглушенный голос Оливера:

– Леди Элизабет! Вы здесь? Отзовитесь…

– Сэр Хэдли! – я подлетела к окну, взявшись за прутья решетки, – Боже мой, что будет, если Вас увидят здесь!

– Вы здесь из-за меня, поэтому не волнуйтесь, ангел мой, я Вас здесь не оставлю.

От такого обращения я расплылась в улыбке, причем если бы рыцарь не был сосредоточен на решетке, то смог бы сосчитать все мои тридцать два зуба.

Оливер расшатал и рывком выдернул один из прутьев, раскрошив старый раствор, крепивший прутья к окну. Было заметно, как он сморщился от боли, поскольку его левая рука была еще далека до полного выздоровления. Я к тому времени обулась и схватила свою полупустую сумку, еще не до конца веря в происходящее. После чего он подхватил меня под локти и настолько легко вытащил через образовавшееся окно, что я невольно поразилась его силе.

Наступала ночь, и мы незамеченными добрались до ворот монастыря. Я даже не хотела думать, как безоглядно меняю свою жизнь, отдавая ее в руки средневекового воина, ведь рыцарем он был, наверное, не все двадцать четыре часа в сутки.

Джек открыл нам ворота, и барон тихо вывел под уздцы наших лошадей, на одной из которых сидела я. Потом оруженосец, разбудив сторожа, сказал, что барон уже отбыл из монастыря, и что он следует за господином.

Любопытно, скоро ли монахини обнаружили мое отсутствие? Хотя тогда мне казалось все это таким мелочным. Оливер, узнав, что я больна, посадил меня на свою лошадь перед собой. Он здоровой рукой держал поводья, а раненой – меня, словно, хрустальную вазу. Покоясь на плече рыцаря, я чувствовала себя после всего произошедшего героиней любовного романа. Я не спрашивала, куда мы держали путь, я просто ехала с ним, с моим Оливером. И зачем я только изводила себя все эти дни, если всё образовалось само собой?..

С рассветом мы втроем въехали в город с французским названием Сан-Жан-де-Мольен. Стражники у ворот отпустили несколько двусмысленных шуток про рыцаря и послушницу, путешествующих вместе, но Оливер и бровью не повел. Как говорится, господину все равно, что там челядь болтает.

Мы временно остановились на постоялом дворе, но Оливер был недоволен контингентом, и уже к вечеру Джек снял две хорошие комнаты в частном доме.

Дочь хозяина постоялого двора Грета принесла мне одежду, купленную по просьбе Оливера. Эта рыжеволосая девочка помогла мне перевоплотиться из заморенной послушницы в слегка утомленную путешествием благородную даму. Окончательным штрихом в моем богатом одеянии стал светлый плащ с капюшоном, гармонировавший с нежно-бежевым цветом шелкового платья. Отказавшись от головного убора, я подобрала волосы в высокую прическу. И тогда Грета спросила, действительно ли у меня немецкие корни:

– Просто господин в разговоре со своим слугой называл Вас леди Элизабет Крауфт.

Я про себя улыбнулась. Видимо, моя фамилия Кравченко – трансформировалась в памяти Джека в некую «Крауфт». Но это было даже на руку, так появилась идея о моей родословной, немного славянской и немного германской. Некоторые страны, как Германия и нынешняя Россия, в те века не были централизованными государствами. Они состояли из множества родовых земель во главе со своими князьями и их родственниками. Так откуда англичанам знать судьбы всех приближенных и родных славянских и германских князей?

Я размышляла над этой легендой, когда на пороге появился сэр Хэдли, и мои мысли сразу изменили направление. Я смотрела на него, с каждым разом все больше убеждаясь, что с точки зрения красоты его глаза превосходят все остальные черты лица. Как он мог показаться мне обычным мужчиной?

Мы прекрасно поужинали, хотя мой желудок еще был в «полубессознательном» состоянии после мора в монастыре. Однако настоящей радостью для меня стала возможность открыто общаться с дорогим мне человеком, и столько, сколько нам обоим хотелось.

На следующее утро барон пришел справиться о моем здоровье и рассказал, что дом, куда мы на время переедем, принадлежит врачу, живущему с двумя сыновьями от предыдущего брака и молоденькой женой. А затем он серьезно спросил:

– Леди Элизабет, я должен извиниться перед Вами за то, что не сделал этого раньше. Я понимаю двусмысленность нашего положения, и хотел бы узнать, есть у Вас родственники, чтобы я смог их разыскать.

На меня просто обрушилось вселенское разочарование. Мне показалось, что в тот момент, мои легкие просто перестали функционировать. Возможно, виной тому был еще и непривычно тугой корсет. Я открывала рот и закрывала его снова, не зная, что сказать. Я-то искренне думала, что у нас с Оливером чувства, взаимные к тому же… а, получалось, сэр Хэдли увез меня из монастыря с последующей доставкой родственникам из-за того наказания и заточения. Вот это да…

– Нет. Нет у меня родственников.

Я оперлась я ладонями о край стола, чтобы взять себя в руки, затем собралась с духом и даже услышала, как в моем голосе зазвучали нотки металла:

– Но, сэр Хэдли, не извольте волноваться, я не собираюсь быть Вам обузой, и не пропаду. Я могу сделать так, что Вы более не услышите обо мне. Причем, хоть сейчас.

Оливер замотал головой и, по-моему, даже опешил от моего тона:

– Нет, Элизабет! Я вовсе не о том хотел говорить с Вами. Я собирался просить у родственников Вашей руки!

Я остолбенела. Тут я поняла, что собственными ногами растоптала весь романтизм этих прекрасных минут, и виной тому была наша разница в веках. В мое время любая девушка восприняла бы это как деликатный намек на скорое расставание, а здесь… Боже, я почувствовала себя такой дурой, что на глазах невольно выступили слезы. Я не знала, как себя вести.

Спасло ситуацию только то, что Оливер воспринял мое нервное поведение и слезы как болезненное воспоминание о какой-то семейной трагедии:

– Леди Элизабет, я, наверное, коснулся каких-то Ваших душевных ран. Возможно, если Вы расскажете мне трагедию своего прошлого, я смогу отмстить за Вас и Ваших родных.

– Нет, мстить никому не надо, пожалуйста. И трагедии никакой нет.

– Но от кого-то же Вы скрываетесь в монастыре чужой страны? – пытался выведать у меня правду Оливер.

Я отлично понимала, что любая придуманная ложь выглядела реальней факта моего пребывания в 1343 году прямиком из двадцать первого столетия.

– Сэр Хэдли, я, действительно, родилась в другом месте, и в нынешних обстоятельствах я, можно сказать, сирота. Наследства, как видите, у меня нет, но я из приличной семьи. Я – ровно то, что Вы видите, – наконец, улыбнулась я.

– Я прошу Вас, Элизабет, поговорите со мной. Я должен хоть что-то о Вас узнать, – напирал Оливер.

«Вот упрямый», – подумала я тогда. Мне была отвратительна ложь, но я не виновата, что его век предъявлял иные требования к людям, нежели мой 21-й.

Тогда я похлопала ресницами и сдавленно сказала, надеясь хоть на какие-то актерские качества в себе:

– Хорошо, я расскажу Вам страшную тайну. Моя фамилия Крауфт, и я происхожу из знатной семьи с северо-восточных земель Европы, слышали когда-нибудь о славянских княжествах? Значит так, когда-то у меня было все, и я осталась наследницей. Но после смерти родителей мне пришлось сбежать в дальний монастырь, чтобы мой коварный кузен не убил меня из жадности. Только это меня и спасло, и я ни за что не вернусь в те земли, которые теперь принадлежат ему. Увы, сейчас я не более чем бесприданница. В итоге, мы вернулись к тому, с чего и начали, сэр Оливер.

Я отвернулась и подошла к распахнутому окну, уверенная, что Оливер готов хохотать над этой сценой:

– Сэр Хэдли, я была бы Вам крайне признательна, если бы мы более не затрагивали этой темы. К тому же и рассказчик из меня никудышный…

Оливер приблизился:

– Элизабет, то, что произошло в Вашей жизни, останется навсегда Вашим. К сожалению, я не могу этого изменить, но превыше всего я желаю стать спутником Вашей дальнейшей жизни. Окажите мне эту честь, леди Элизабет Крауфт.

Ну, что я могла ответить на это! Да, да, тысячу раз да… Но, правда, сказала я это гораздо скромнее, как требовали приличия.

Оливер снял с мизинца своей руки фамильный перстень с сапфиром и надел его на мой средний палец. Да, тот самый, который я в первый раз вернула ему обратно.

Так состоялась моя помолвка с рыцарем из 14 века.

Далее Оливер рассказал о своих владениях на севере Англии, о том замке, где нам предстояло теперь прожить нашу жизнь, о слугах, о ратниках, о набегах и осадах вражеских отрядов.

Еще он рассказал о своем первом браке. Его первую супругу звали Агнессой Маллет, и она приходилась дочерью виконта Гарольта Маллета, шерифа того округа, где находятся земли барона Хэдли. Она была на последнем месяце беременности, когда замок подвергся осаде. Опасная травма вызвала у Агнесс тяжелые роды, в результате чего она сама умерла от кровопотери.

– Я до сих пор не могу себе простить, что не нашел способа привезти ей лекаря. Мы не прожили вместе и трех лет, но знали друг друга с детства, – Оливер немного помолчал и продолжил, – зато у меня есть одиннадцатилетняя сестра Анабелла и мать леди Марион Уилмот. Несколько лет назад у матери возникли опасения, что она станет жертвой интриганов, отравивших ее последнего супруга – английского лорда Уилмота. Но я склоняюсь к тому, что его убийство носило чисто политический характер, так как он входил в палату лордов парламента. Это запутанная история, итогом которой стало желание моей матери покинуть свой городской дом и переехать в наш замок под мою защиту.

Я задумалась о том, какая свекровь у меня теперь будет. Оливер же аккуратно добавил:

– У леди Марион щепетильный характер, но добрая и привязчивая душа.

Барон рассказал о том, что его замок называют Берзхилл, в переводе на русский это означает Медвежья гора. В гербе барона Хэдли был изображен вставший на дыбы черный медведь с острой пикой, и под этим стягом еще в 1096 году французские предки барона вели свои отряды на Святую землю.

Он сидел рядом, держа мою руку – в своей. Я увидела, что из-под рукава его бархатного камзола до фаланги указательного пальца шел старый рубец. Я поинтересовалась, как его свежие раны, не беспокоят ли, не кровоточат? Он ответил, что на груди они уже затянулись, но он продолжает носить повязку с целебной мазью. Однако больше его беспокоит рубленая рана на предплечье, которая сковывает движения левой руки. Я вдруг вспомнила, как касалась его плеч, видела его оголенный торс, пока лечила его страшные раны… кто бы мог подумать, что для меня все так обернется.