Вот если б у Маргит появились дети, Илона с удовольствием слушала бы все новости про них! Будь у Илоны хоть один племянник или племянница, тогда сразу появился бы повод приезжать в столицу, и не потребовалось бы никакого тёткиного приглашения, чтобы выманить затворницу из глуши, но, увы, старшая сестра оказалась так же бездетна, как младшая.

«На всё воля Божья, – мысленно повторяла себе Илона и очень старалась не роптать, а лишь спрашивала: – Господь, чем я согрешила? За что мне от Тебя наказание?»

Как же грустно было смотреть на женщин, окружённых детьми! Все эти дети, даже самые непослушные и капризные, казались Илоне сокровищем. «Почему у меня нет таких?» – спрашивала она себя и даже в церкви, глядя на искусно раскрашенную деревянную статую, изображавшую Деву Марию с маленьким Иисусом на руках, не могла не задумываться о том, что чувствует женщина, держа на руках собственного ребёнка.

Деревянный младенец в полумраке храма казался похожим на настоящего. Такой розовый и румяный, с задумчивым выражением на щекастом личике! Как же чудесно выглядели эти маленькие пальчики на руках и ногах! Как мило смотрелся круглый животик!

Конечно, это был не настоящий ребёнок, но маленьких детей неспроста называли куколками. «И я хочу себе куколку, – думала Илона, глядя на младенца Девы Марии. – Матерь Божья, ты, как никто, понимаешь меня. Почему же ты не упросила Господа, чтобы Он послал мне дар?»

Даже после того, как Вацлав умер, эти мысли не ушли. Молодая вдова не переставала мечтать о детях. Новый муж ей был не нужен, но дети… как грустно казалось жить без них! «Пусть даже будут приёмные, – думала она, – но лучше – свои. Почему у меня их нет?»

Разумеется, Илона понимала, что дети не появятся сами по себе, то есть новое замужество и появление детей взаимосвязаны, но замуж не хотелось. Да, детей хотелось, но замуж – нет, а поскольку внебрачная связь была для Илоны просто немыслима, упорное избегание повторного брака казалось глупостью.

«Хочешь детей – выходи замуж», – говорил разум, однако Илона не могла себя заставить, помня о Вацлаве. Ей хотелось всего, но в то же время ничего не хотелось, и это странное состояние, когда ни на что не хочешь решиться, сохранялось уже пять лет.

II

Илона никогда не испытывала чувства родства по отношению к своей тёте. Умом племянница понимала, что родство есть, но лишь умом. Возможно, чувство не приходило оттого, что Эржебет Силадьи казалась слишком могущественной и недосягаемой. Неудивительно! Ведь её сын Матьяш носил венгерскую корону, то есть Эржебет называлась матерью правящего монарха, причём неженатого, поэтому безраздельно повелевала всей женской половиной королевского двора.

Гордая и властная тётя Эржебет. Наверное, она и родилась такой, но Илона не могла об этом судить, потому что впервые встретилась с ней, когда тётя была уже пожилой женщиной.

Племяннице тогда минуло лишь двенадцать с половиной лет. Илону впервые привезли в столицу, а тётя уже властвовала там, считаясь первой дамой королевства. Не королева, но почти.

Даже издалека было заметно, что тётя держится очень прямо. Её фигура, облачённая в тёмные одежды, расшитые золотом, выглядела подобно мужской: ни покатых плеч, ни особенно выраженной талии.

В лице не ощущалось никакой мягкости, которая полагалась бы женщине: острый взгляд, плотно сжатые губы. На щеках виднелись неглубокие морщины, но тётя не стремилась ничего припудрить. Наверное, поэтому её лицо тоже походило на мужское, ведь именно мужчины обычно не стыдятся своих лет и не пытаются обмануть время.

Эржебет не скрывала своего возраста, ведь годы позволяли ей считаться мудрой и опытной, давали право говорить, то есть давали власть, а тётя стремилась к власти. Вот почему белая ткань, по обычаю обёрнутая вокруг головы и скрывавшая волосы, уложенные в причёску, прилегала не очень плотно и невзначай показывала, что в золотисто-каштановых, как у всех Силадьи, прядях появились серебряные нити.

Помнится, двенадцатилетняя Илона, глядя на это серебро, задумалась, сколько пройдёт времени прежде, чем её собственные каштановые волосы поседеют так же, но эта мысль даже не успела толком оформиться, потому что суховатые тётины пальцы ухватили малолетнюю племянницу за подбородок. Так Эржебет Силадьи заставила её приподнять голову, опущенную в поклоне.

– Девочка моя, не бойся. Дай мне на тебя посмотреть. Ты очень хорошенькая, – раздался тётин голос, в котором за нарочитой ласковостью чувствовались холод и жёсткость. Наверное, тётя в эти мгновения думала о том, как её племянница поможет возвыситься Матьяшу – думала о борьбе за трон для него, а в борьбе нет места мягкости и теплоте.

Матьяша, тётиного сына, в те дни ещё не избрали королём, но всё уже решилось. Дядя Илоны, Михай Силадьи, устроил это – вступил в союз с несколькими богатейшими и влиятельнейшими семьями королевства. Они договорились, кому из претендентов на корону отдаст голоса Государственное собрание, а с одной из семей ради укрепления союза Михай обещал породниться, для чего и понадобилась племянница.

У Михая не было детей, но у его младшего брата, Ошвата, родилось две дочери. Старшая, Маргит, к тому времени уже вышла замуж, но оставалась младшая, Илона, которая и сделалась залогом прочности политического союза – союза с семьёй Вацлава.

Для семьи Силадьи это оказалось чрезвычайно выгодно. Родители Илоны возвысились благодаря удачному браку своей дочери. Дядя Илоны получил возможность создать политическую лигу и обрёл немалую власть, возведя своего племянника Матьяша на королевский трон. Тётя Эржебет тоже обрела власть, ведь, несмотря на то что все политические дела находились в руках мужчин, положение матери короля всё равно очень значительно.

Лишь Илона не получила выгод. Она сделала то, что должна, и не ради себя. Ей не хотелось выгодного брака, и казалось всё равно, станет ли она благодаря разным политическим интригам родственницей короля.

Даже спустя много лет Илона, уже овдовевшая, не ощущала себя особенно знатной и до конца не могла поверить, что нынешний венгерский король – её двоюродный брат. Эта близость к трону не радовала, а лишь тяготила, потому что накладывала обязательства.

Если ты родственница короля, значит, надо соответствовать положению. «Если в столице теперь носят другие вырезы и рукава, значит, придётся что-то сделать, то есть пройтись по лавкам, купить новые ткани, нанять портниху», – в очередной раз сказала себе Илона, но ей так не хотелось со всем этим возиться, пусть даже вместе со старшей сестрой!

Ещё не приехав к тёте, племянница уже мечтала, как поедет обратно: «Сколько нужно прожить в гостях? Наверное, трёх недель хватит?» Предстоящие недели казались пыткой, а столица представлялась чужой, враждебной. Пусть это чувство никак не подходило знатной аристократке, но самой Илоне казалось вполне простительным, ведь она пребывала на вершинах не всегда. Знатность появилась внезапно и довольно поздно – когда взросление почти завершилось.

* * *

Всё детство и отрочество Илона жила очень скромно, потому что её кузена, Матьяша Гуньяди, в то время ещё не избрали королём, а её отец, Ошват Силадьи, ещё не стал старшим в роду и не начал заседать в королевском совете.

Пока оставался жив дядя Илоны, Михай, именно он владел Страной Силадьи, а отцу достался крохотный кусочек этих земель: десяток сёл, один городок и один небольшой замок – довольно-таки тесный.

Пусть отец Илоны принадлежал к знатной семье, но ведь он родился младшим сыном, а младшим достаётся очень мало из семейного богатства, так что отцовский замок не походил на иные громадины, занимающие собой всю возвышенность, на которой стоят. Он занимал лишь самую верхушку холма и благодаря своим серым стенам мог издалека представляться даже не рукотворным строением, а куском скалы, ведь многие холмы имеют каменную вершину.

Внутри это строение напоминало пещеру, потому что штукатурки там не было почти нигде, и окон имелось не так много, а в башнях, если пробираться вверх по узкой винтовой лестнице, казалось, что выбираешься из некоего подземелья.

Лишь главный зал мог считаться по-настоящему удобным. Совсем не тесный, он легко вмещал полсотни человек. К тому же благодаря большому камину там никогда не становилось холодно, а высокие окна с витражами – совсем не как в остальном замке – пропускали много света.

Неудивительно, что в зале частенько собиралась вся семья. Мать любила сидеть и вышивать в резном кресле возле камина. В одном из углов, на широкой пристенной скамье обычно играла маленькая Илона вместе со старшей сестрой. А посредине зала, на обеденном столе отец мог разложить охотничью снасть, чтобы вместе с помощниками осмотреть и, если надо, починить.

Жизнь в замке отличалась простотой. Прислуги не хватало, на кухне готовилась почти деревенская пища, а повседневные платья Илоны, её матери и старшей сестры выглядели как одежда горожанок среднего достатка.

Бархат и шёлк надевались только по воскресеньям, когда следовало идти в церковь в городок у подножья замкового холма, а по возвращении Илона стремилась поскорее переодеться, не желая слушать материнские напоминания:

– Не испачкай подол.

Дорогие материи, как нарочно, пачкались очень легко. На них становилось видно каждое пятнышко и пылинку, а семья испытывала затруднения в средствах и не могла покупать новое всякий раз, когда старое испачкается.

Следовало бережно относиться к тому, что имеешь, но в детстве это так трудно! Пройдёшься по мокрой траве, и весь нижний край белоснежной исподней рубашки сразу становится серым. Захочешь нарвать цветов – весь лиф зелёного атласного платья оказывается обсыпан жёлтой цветочной пыльцой. А уж пятна от ягод: синие, красные… да они сами по себе появлялись, но мать чуть ли не пересчитывала их, чтобы за каждое попенять отдельно.

Даже зимой, когда нет ни мокрой травы, ни цветов, ни ягод, а кругом один лишь чистый снег, Илона умудрялась испачкаться копотью от камина и воском от свечей. Поэтому казалось лучше избавиться от дорогого наряда, надеть простое коричневое платье из шерстяной ткани, а лисью шубку сменить на овчинный тулупчик. Тогда можно было, не опасаясь материнских упрёков, бежать играть с подругами.

Подруги Илоны и её старшей сестры Маргит не отличались знатностью и жили в городке рядом с замком, но сёстры Силадьи не кичились перед ними своим положением. Когда девочки все вместе катались с горки или водили хоровод, казалось невозможно отличить барышень от простушек. Лишь когда приходило время для менее шумных игр, различие в положении проявлялось.

Илона и Маргит, несмотря на семейные затруднения, всё же могли похвастаться кое-чем – дорогими деревянными куклами, которых отец купил в столице. Раскрашенные цветными красками и покрытые лаком, эти куклы вызывали зависть у всех окрестных девчонок, мастеривших себе кукол из глины или даже из старых тряпок. Однако куклы сестёр Силадьи выделялись не только лицами – ещё и наряды были особенные.

Когда мать всё же решалась пошить себе новое платье, а служанки принимались кроить его, Маргит и Илона вертелись подле, желая раздобыть два достаточно больших куска красивой ткани и несколько обрезков тесьмы, чтобы сшить платья своим куклам тоже. В этих обновках сёстры выносили кукол показать подругам, послушать ахи и охи.

Судя по всему, Маргит видела в своей кукле воплощение себя, потому что сама получала несказанное удовольствие от возможности появиться в обновке. А вот Илона шила не для себя. Пусть она поначалу не сознавала этого, но её кукла больше напоминала ей деревянную фигурку в церкви – фигурку младенца Иисуса, которого держала на руках Дева Мария.

* * *

Беззаботные игры продолжались, пока Илоне не исполнилось десять лет. Старшей сестре в то время уже минуло двенадцать, и тогда мать сказала, что для Маргит нужно новое платье, причём взрослое – с юбкой до пят. Для него купили отрез шёлка нежно-розового цвета, чтобы выгодно подчеркнуть золотисто-каштановый цвет волос, которые можно было пока не прятать под белой тканью, и светло-карие глаза.

Радостная Илона, ещё не понимая, что всё меняется, набрала лоскутков, сшила платье своей кукле, но радовалась недолго. Оказалось, что старшая сестра больше не хочет играть в куклы. Маргит говорила лишь о своём собственном платье и о том, что скоро у неё будут и другие взрослые обновки:

– Мама обещала, – мечтательно улыбаясь, повторяла сестра.

Она при всяком случае поглядывала на себя в зеркало, стоявшее на туалетном столике, и ждала чего-то, а в середине зимы – вскоре после того, как Маргит получила платье – отец устроил в замке праздник, позвал всех соседей и, будто невзначай, представил им свою старшую дочь:

– Маргит, выйди, покажись.

Та остановилась посреди главного зала, наполненного незнакомыми мужчинами и женщинами, присела в поклоне, а затем начала чуть поворачиваться из стороны в сторону и скромно опускать глаза, как научила мать, ведь на самом-то деле Маргит по характеру была бойкая, но гостям этого знать не следовало.

На хозяйскую дочь также смотрели несколько мальчиков чуть постарше, чем Маргит, но было видно, что главное здесь – мнение взрослых мужчин и женщин, а вовсе не мальчишек. Вот почему, когда взрослые гости сказали, что «девочка очень мила и хорошо воспитана», на лицах её родителей появились довольные улыбки, а вслед улыбнулась и сама Маргит.

Не улыбалась лишь десятилетняя Илона, которая с куклой в руках, одетая в зелёное детское платьице, выглядывала из полуоткрытых дверей. Младшая сестра уже понимала, что же происходит – что всё меняется, и что детские годы Маргит вот-вот подойдут к концу.

Как и следовало ожидать, у Маргит вскоре появился жених, и теперь все разговоры она вела только о нём, хоть и видела его лишь раз – на празднике. Так прошёл год. Затем старшая сестра вышла замуж и уехала, оставив младшей свою куклу и детские платья, которые Илона донашивала, а ещё через год мать сказала, что пора и для младшей дочери шить взрослый наряд – из тёмно-синего шёлка, чтобы стало не так заметно, если дочь по обыкновению испачкается.

В начале апреля, когда подсохла дорожная грязь, в замок ненадолго приехал отец, привёз из столицы материал на дочкино платье и сказал, что вернётся летом, когда всё будет готово.

Илоне уже исполнилось двенадцать, и она понимала, что скоро повторит путь старшей сестры. Правда, никакого праздника родители устраивать не стали, а вместо этого, выбрав время в середине лета, посадили младшую дочь в колымагу и повезли по дороге через зелёные поля «к соседям».

Оказалось, что на давнем зимнем празднике решилась судьба не только Маргит, но и самой Илоны, ведь родители тогда заверили гостей, что младшая дочь со временем сделается очень похожа на старшую.

Как и надеялись отец с матерью, их словами очень воодушевилась одна из семей, живших неподалёку, где подрастал сын. Маргит стала бы для мальчика слишком взрослой, а вот Илона – в самый раз.

Семья, с которой предстояло породниться, жила в таком же маленьком замке, как и сами родители Илоны, а жених оказался таким же мальчишкой, как те, которых привезли на давний праздник. Вернее, те мальчишки уже выросли, а этот только собирался. Он был ровесником своей невесты, поэтому свадьба могла состояться лишь через год-два, но родители будущих супругов решили, что «детям» следует увидеться и познакомиться.

Когда «дети» церемонно поклонились друг другу и замерли, не зная, что же делать дальше, мать жениха мягко улыбнулась и сказала:

– Я думаю, вы можете пойти поиграть вместе.

Мать Илоны с беспокойством взглянула на неё:

– А ничего не случится?

Мать жениха снова улыбнулась всё той же мягкой улыбкой:

– Ну, что вы, Агота. Волноваться не о чем. Он ещё не дорос.

Лишь позднее Илона поняла, что мать опасалась, как бы «дети не сыграли свадьбу раньше времени», но волнения оказались напрасны. Наверное, мать сразу успокоилась бы, если б могла заглянуть в мысли дочери и увидеть то же, что видела Илона, ведь дочь в своём полудетском возрасте ясно чувствовала, что её жених тоже ещё невзрослый. Судя по выражению его лица, никаких взрослых мыслей он в голове не держал и оказался весьма недоволен, что надо играть с девчонкой. Наверное, этот жених просто не знал, что придумать, если мать велела развлекать невесту, а Илона смотрела на него с любопытством, гадая, как же он выкрутится.

В итоге жених, обречённо вздохнув, повёл навязанную ему девчонку сначала во двор замка, а затем вышел за ворота и начал спускаться к реке по крутой тропинке. Илона старалась не отстать. Длинная юбка взрослого платья только мешала в этом, но жаловаться вряд ли следовало, а жених, как нарочно, шёл быстро, даже не оглядываясь на свою спутницу.

Возле реки показалась огромная ветвистая ива. Именно там – на берегу возле дерева – путь окончился, и Илона вдруг заметила среди ветвей что-то похожее на шалаш. Жилище состояло из палок, связанных верёвками, а от земли к нему тянулась самодельная лестница, собранная таким же способом, то есть без гвоздей.

– Вот, – сказал жених, указывая на иву, – это мой собственный замок.