2

Илья оказался прав: Алим Петрович Пичугин в самом деле не пострадал от дыма и искр вечерних взрывов. Его телохранители отделались несерьезными пятнами на костюмах, да и машины все как одна остались целы.

Несмотря на это, уголовное дело о покушении было возбуждено. Алим Петрович, человек состоятельный, стало быть, мнительный и упрямый, поднял правоохранительные органы на дыбы. Он во всеуслышание заявил, что его кончину спят и видят конкуренты из сети гастрономов «Вкуснота», а также соседи по элитному поселку Суржево и какой-то Самсонов по кличке Смык, бывший бандит, а теперь владелец автомойки.

Машины, накануне озаренные фейерверком, к утру были свезены на экспертизу. Осмотр места происшествия выявил остатки взрывных устройств в виде цветных бумажек с китайскими иероглифами и пригоршни конфетти.

Эти красноречивые детали свидетельствовали: для покушения на Алима Петровича использовалась бытовая шутейная пиротехника. Она была приклеена к дну машины Тазита жвачкой и подорвана искрой, бежавшей по шнуру, который тянулся из-за ближайшего куста.

Дело на глазах упрощалось. Следственная группа, что работала на месте, воспрянула духом. Тихими радостными голосами сыщики уже сговаривались переквалифицировать покушение в мелкое хулиганство, учиненное шкодливыми подростками.

– Какие подростки! Почему подростки? – кипятился Алим Петрович Пичугин.

Он негодовал. Его элегантный галстук в оливковую и лимонную полоску вздувался на горячей груди и норовил выхлестнуть из жилетного выреза.

– Не было никаких подростков! – кричал Пичугин. – Это Смык, шакал, подстроил! Чтоб следствие запутать, он и бумажек нарвал, и жвачки нажевал, и людей своих в кустах поставил!

– Смык дядя серьезный, – заметил один из следственной группы, самый внушительный на вид. – Он не стал бы мелочиться с хлопушками, а послал бы к вам снайпера или заложил кило тротила, чтоб вас разнесло в бефстроганов.

– И разнесет! А сейчас предупреждает, запугать меня хочет! – кричал Алим Петрович и тряс своими короткими руками.

Если Смык или зловредные подростки желали запугать Алима Петровича, то им это удалось. Охрана Пичугина была максимально усилена. Грозные Тазит и Леха в целях безопасности теперь лепились к шефу так тесно, что издали всех троих можно было принять за сиамских близнецов, не сросшихся только разновысокими головами. Когда Алим Петрович сидел в своем кабинете, кто-нибудь из его стражей обязательно оставался у дверей и стоял, широко расставив ноги и глядя исподлобья.

Накануне вечером оперативники работали по горячим следам, а наутро начали подробный опрос свидетелей. Алим Петрович был крайне влиятельным в округе лицом. Помочь ему жаждал каждый, и свидетелей набралось много. Даже не верилось, что такая пропасть народу могла толкаться у «Фурора» в одиннадцатом часу вечера в неважную погоду.

Показания свидетелей были самые противоречивые. Охранники и менеджеры «Фурора», выходившие вчера вечером на крыльцо покурить, взрывников не видели – за машинами простиралась пустота и дикая непроглядная темь. Зато посторонние прохожие наблюдали и могучих верзил, и толпы шпаны, и хохочущих девиц, и кого угодно. Конечно, все эти разномастные лица вполне могли мелькнуть у бокового крыльца «Фурора», причем без всякого злого умысла – там как раз пролегала тропа к аллее, по которой Илья вчера удирал от алкашей. Аллея вела на Радужную улицу. Любой, кто не брезглив и не чурается помоек, мог там вчера пройти.

Свет в конце туннеля не забрезжил даже тогда, когда явилась старуха, которая накануне кричала про негодяев в кепках. За ночь ее память прояснилась до невозможной степени – она подробно описала не только пуговицы и надписи на кепках преступников, но и рубчик на ткани их брюк, и бородавки на их губах и под носами. Физиономия у свидетельницы была настолько правдивая, что сразу стало ясно: верить ей нельзя.

Алим Петрович сам отверг ее показания:

– Врет, все врет! Она хочет, чтоб я ей с утра налил. А ведь вчера ночь была темная, фонарь у нас на крыльце слабый, энергосберегающий – что увидишь? Нет, пусть не ждет – не налью!

Работники «Фурора», которые еще не разошлись по своим отделам, злорадно хихикнули.

– О, Илюха? Ты как тут? – вдруг спросил, оглянувшись, один из милиционеров, молоденький лейтенант с пергаментным лицом восточного принца.

– Наиль? Откуда? – в свою очередь изумился Илья.

Он явился на работу в самый разгар следственных действий и не успел еще понять, что к чему. Наиля он не видел года три. Раньше семья Мухаметшиных дружно соседствовала с Бочковыми на лестничной площадке, но квартиру разменяла и уехала. Теперь Наиль обитал на другом конце города, в Березках. Он не только успел закончить школу милиции и поступить в уголовный розыск, но до того в этом розыске пообтерся, что дело о покушении на бизнесмена Пичугина не вызвало у него ни малейшего трепета.

– Подростки шалят, – пояснил он Илье. – Вчера вот петарду взорвали на парковке, у машины владельца фирмы. Знаешь его?

– Еще бы! Я здесь работаю, пока грузчиком. На следующий год поступаю на информатику, – сообщил Илья.

– Это здорово, – одобрил Наиль и на всякий случай осведомился: – Ты тут вчера вечером не был? Взрыв не видел?

– Нет, я раньше ушел, – соврал Илья.

При этом совесть его дрогнула, но помочь следствию он в самом деле ничем не мог: покушавшихся не видел. Ну да, стоял он вчера в тени склада, но как раз в это время мысленно грузил темноту невероятными опасностями и чудовищами. Как-то не до мелочей было! Взрыв на парковке вышел плевый, достойный детсадовской елки, а погоня на аллее и вовсе не относилась к делу. И пластырь на подбородке – его личная мелкая проблема.

Илья очень хотел расспросить Наиля о его интересной службе, но не решался. Вообще-то Наиль всегда был парнем простым и дружелюбным, но на шесть лет старше, поэтому в приятелях Ильи не ходил. Теперь оба они вполне взрослые и могут общаться на равных, без скидок на малолетство и желторотость Ильи.

Однако беседы не вышло: первой на Наиля успела наброситься Тамара Сергеевна. Она была уже в бирюзовом халате с надписью «Тома» на беджике. Как честная гражданка, Тамара Сергеевна сначала сообщила лейтенанту, что ничего вчера не видела, так как убежала домой еще до исторического взрыва (на кухне у нее с обеда размораживалась курица). Еще Тамара Сергеевна добавила, что Алим Петрович мухи не обидит, и потому какие у него враги? А вот у Ильи уже сколиоз и, наверное, развивается косоглазие, а Бочков из Сургута так и не пишет. Да, Покулитова с первого этажа в прошлом году попала под автобус и теперь живет в Новокузнецке!

После этого Тамара Сергеевна перешла к расспросам. Она выведала у Наиля, как поживают его мама и братья, а также более дальние родственники, о каких Илья по молодости лет даже не подозревал, а его мать, напротив, знала всю подноготную. Еще ей было интересно, сколько сейчас платят в милиции и страшно ли стрелять в живого человека из пистолета. Несмотря на все потрясения, «Фурор» должен был открыться в обычные девять часов, так что выведывать информацию у Наиля приходилось на бешеной скорости.

– Строго тут у вас, – заметил Наиль, когда Тамара Сергеевна осеклась на полуслове и убежала в свой молочный отдел (ее спугнул мелькнувший вдали светлый костюм Алима Петровича).

– Да, у нас дисциплина, – подтвердил Илья.

Сам он тоже облачился в фирменный лазоревый халат и лазоревую шапочку. В этом наряде он немного напоминал медика-практиканта. В руках он держал свое профессиональное орудие – большой стальной крюк. Было в этом крюке нечто средневековое, и Илья предпочитал его вульгарной тележке. А если, сжимая крюк, принять напряженную позу и напустить на лицо побольше озабоченности, никто не догадается, что ты бьешь баклуши.

– Этот ваш Пичугин в самом деле такой миляга, как тетя Тома говорит? – осведомился Наиль. – Неужели мухи не обидит? Почему же ему угрожают?

– Насчет мух не знаю. Может быть, он их и любит, – ответил Илья. – А вот человека обидеть ему – раз плюнуть. Наши девчонки каждый день от него ревут.

– Сексуальные домогательства?

– Да нет! Это наши девчонки бы стерпели. Алим отлучаться с рабочего места не дает и готовить в подсобке не разрешает. Коллектив давится чипсами и лапшой, паренной в кипятке. Я-то лапшу люблю даже сухую, а девчонкам супчик подавай. Чашку с лапшой они под прилавок прячут. Покупатель подходит – бросай лапшу. Это унизительно.

– Как, и обеденного перерыва нет? – посочувствовал Наиль.

– Да разве девчонкам только в обед жрать хочется?

Наиль нахмурил тонкие брови:

– Нет, лапша не повод для покушения.

– Значит, что-то другое есть. Пичугин выглядит очень противно. Костюмов у него сотни три. Ты только посмотри на него!

Наиль посмотрел и пожал плечами. На первый взгляд в Алиме Петровиче ничего подозрительного не было – разве лишь то, что никто не знал, какой он национальности.

Пичугин отличался небольшим росточком. Его фигура заметно расширялась от плеч к бедрам, а затем так же энергично сужалась к небольшим ступням, отчего пичугинский силуэт напоминал юлу. Однако эта далекая от идеала фигура всегда была наряжена в костюмы, доставленные прямиком из Милана и Лондона.

В одежде Алим Петрович предпочитал мягкие, пастельные тона. Его костюмы, рубашки и галстуки были настолько тонко подобраны друг к другу, что захватывало дух. Маленькие ножки Алима Петровича неизменно были обуты в пару светлых, тоже миланских туфель, и каждую из них можно было бесконечно рассматривать, находя все новые красоты. А ведь подобной обуви – то с пряжками, то с ручным плетением, то с фигурной строчкой и прочими чудесами – Алим Петрович имел горы. Девчонки из «Фурора» много раз принимались ее считать попарно, но всякий раз сбивались.

На пальцах Алима Петровича блестели перстни (один, как говорят, был с изумрудом, но Илья считал, что это просто крупная стекляшка).

Однако стоило отвести взгляд от ботинок, галстуков и колец Алима Петровича, как сразу становилось ясно, что он вовсе не безобидный щеголь зрелых лет. Прямо на пухлое тело Пичугина без всякой шеи была посажена идеально круглая мужественная голова, лысая до блеска. Недаром шар у древних воплощал совершенство: черты лица Алима Петровича пугали своей правильностью. Его лиловая смуглость вообще отдавала чем-то инопланетным. Глаза-яхонты искрились.

Не будь Илья ночным рыцарем Альфилом, он, как и все в «Фуроре», просто боялся бы Пичугина, как боятся начальников-бурбонов. Но Альфил знал, что Алим Петрович скрывает свою истинную сущность. Он не кто иной, как черный маг Бальдо – тот самый, что плодит чудищ и заправляет нечистью в нордических замках.

Внешне Илья не слишком походил на могучего Альфила, зато Алим Петрович смотрелся настолько внушительно, что мог дать Бальдо сто очков вперед. Все лики зла, придуманные разработчиками игр, казались глупыми мультяшками в сравнении с угрожающе-правильной физиономией Алима Петровича. Резкий голос Пичугина, переходящий то на визг, то на сип, не дался бы ни одному из артистов московских театров, вопивших и скрежетавших в знаменитых RTS. Все прочее у Алима Петровича еще хуже: его черная как ночь машина глядит на мир адски раскосо, его телохранители имеют бессмысленные, нечеловеческие лица, его гражданская жена Анжелика Шишкина как две капли воды похожа на беловолосую колдунью Изору. Какие еще нужны доказательства? Все и так понятно! Но как рассказать об этом Наилю?

– Пичугин очень противный, – повторил Илья.

– Не пойдет! Быть противным не преступление, – строго сказал Наиль. – Вот когда у вас здесь случится что-нибудь странное или нехорошее, тогда звони.

Он вручил Илье свою визитку и попрощался.

– Тете Зиле привет! – крикнул ему вслед Илья.

Следственная группа удалилась, и начался обычный скучный день.

Смену в «Фуроре» составляли трое грузчиков. Злоязычные девчонки-продавщицы звали эту бригаду тремя богатырями. Кроме длинного и тощего Ильи, в нее входили пенсионер Снегирев и Толян Ухтомский, член великой ложи местных алкоголиков.

Толян был необщителен и держался в сторонке. Его товарищи по пороку весь день слонялись у «Фурора». Они заходили в магазин, выходили сами, выводились охраной, перемигивались с Толяном, строили друг другу какие-то многозначительные гримасы и делали тайные, дикие для непосвященных знаки. От этого всего Ухтомский к концу дня соловел, тяжелел и начинал дышать перегаром, хотя ничего не пил и ни на минуту никуда не отлучался. Сдав трудовую вахту, он радостно воссоединялся с соратниками. Они уходили дружно, втроем или вчетвером, обняв Нинель, единственную на всех прекрасную даму.

– Толян только на вид квелый, – с сожалением говорил тогда старик Снегирев. – Он ведь чудовищной силы парень! Первый был на «Машстрое» гиревик! Естественно, он числился сборщиком, но больше честь завода защищал, рекорды ставил. Спился Толян уже тут, у нас, в «Фуроре». Это, кстати, неплохой вариант. Пошел бы в братки – давно бы уже закопали. Вот покойный Капитонов…

Снегирев любил поговорить о покойных и напомнить, что все там будем.

– Илюшенька, поди-ка сюда, зайчик! – позвала сына Тамара Сергеевна около полудня.

Илья решил, что пора ставить молоко в холодильник и матери требуется помощь. Но он ошибся.

– В «Фуроре» через час начнется какая-то рекламная акция, – сообщила Тамара Сергеевна. – Я договорилась, чтобы тебя тоже взяли. Лишние деньги нам не помешают.

В нескольких рекламных действах Илья уже участвовал. Поэтому он настороженно спросил:

– А делать что надо? Снова ныть: «Вы чувствуете тяжесть внизу живота? Тогда попробуйте ложечку нашей горчицы!» Да? Чтоб меня опять все посылали?

– Что ты! Ни к кому приставать не придется, – успокоила его Тамара Сергеевна. – Просто надо будет надеть какой-то костюм и немного постоять. Кажется, еще и рукой помахать. Это просто! Снегирев просился, но Анжелика ему отказала. Ради меня! Вот она придет и все объяснит.

Анжелика? Опять штучки Изоры!

Белокурая Анжелика, копия нордической ведьмы и незаконная жена Алима Петровича (законная сидела где-то в Калуге с детьми и внучатами), прежде была специалисткой по рекламе и организации тематических вечеринок. Нрав она имела беспокойный и живой, обожала суету и многолюдство. Трескучие шоу, бешеные краски, шум, грохот и прочая чертовщина были ее стихией.

Оставив рекламную карьеру ради любви, Анжелика дома, в неге и холе, очень скучала. Чтобы она не натворила взаперти бед, Алим Петрович позволял ей резвиться в своем магазине. Чаще всего Анжелика украшала рекламные акции собственными выдумками и устраивала КВН между отделами (обычно побеждал бакалейный). Не было недели, чтобы в «Фуроре» не случался бизнес-капустник, или театрализованные именины, или тематический пикник. В подобных мелочах Алим Петрович гражданской супруге отказать не мог.

Капризы Изоры нелегко давались коллективу. Однако все без исключения работники «Фурора» держались за свои места и трепетали перед хозяином. Потому веселились они безропотно: рядились героями мультфильмов, пели хором и соло, учили стишки, перетягивали канат и бегали в мешках. Некоторые даже сделали карьеру на прихотях неугомонной фаворитки. Так, коллега Ильи, Снегирев, давно бы вылетел из «Фурора» по древности лет. Однако старик умел вальсировать, бил чечетку своими непропорционально крупными, плоскими ступнями и без звука одевался во что скажут. Анжелика стояла за него горой.

Впрочем, у прекрасной Анжелики сложился в «Фуроре» целый двор. Кое-какие продавщицы в прошлом были фабричными девчонками с «Мехмаша». Теперь они утратили свежесть молодости, зато сохранили комсомольский задор, румянец во всю щеку, зычные голоса и бойкие ухватки. Они пели частушки, плясали, пили беленькую и были вовсе не против сабантуйчиков, которые назывались теперь корпоративными вечеринками.

Тамара Сергеевна Бочкова и здесь оказалась незаменимой – по любому поводу она сочиняла стишки и куплеты, не всегда складные, но всегда с душой. Ее талант Анжелика очень ценила.

Нет, все-таки, как ни посмотри, Алим Петрович человек нерусский! К такому выводу после долгих наблюдений пришли фуроровские девчонки. Ведь, влюбившись в Анжелику, Пичугин тотчас сделал ее своей женой, пусть неофициальной и не единственной. Зачем? Ведь мог бы, как все, просто встречаться с ней на разных кстати подвернувшихся квартирах. Девчонки знали, что благодарить за нежность принято покрытием расходов на закуску. Перепадают и букеты роз, которые расцвели в Голландии еще прошлой весной и так набальзамированы, что от них несет приемным покоем. Время от времени от любимого можно дождаться даже пузырька духов, которые обожает его жена. Вот, собственно, и все!