Очень важно знать: любое разочарование, любая неудовлетворенность могут служить ключом к двери самопознания и, следовательно, к собственной зрелости.
М. Люшер, Закон гармонии в нас
Кто психолог?
Я психолог.
Кто психолох?
Я психолох.
И если задавить поднимающуюся гордыню (мол, нет, не во всем же…), правда предъявит очевидные факты.
Мне стыдно за ряд моментов в моей психологической практике и в жизни.
Знаете, к психологам применяют двойные стандарты: если ты психолог, должен быть чуть совершеннее остальных людей. Вести себя вежливей, проявлять доброту и участие. И главное, быть умнее и мудрее. А еще всегда помогать. Даже, если жизненную ситуацию тебе рассказали на ходу: в очереди в поликлинике, на скамейке во дворе, в магазине.
Меня эта повышенная требовательность к психологам возмущала и злила.
А сейчас я думаю, что в этом что-то есть.
Ведь, работая с израненными людьми, действительно, надо быть и сильнее, и умнее, и опытнее, и мудрее среднего человека. Иначе не потянешь этот груз: выдерживать море чужой боли, скорби, горя, отчаяния, продолжать оставаться в контакте, даже, если все это клиент пытается разместить в тебе и т.д.
А еще спокойно переносить враждебность со стороны клиента и обесценивание тебя, твоего труда и совместной работы.
Если таких качеств у специалиста нет, или они слабо выражены, а сам он на личную психотерапию не ходит, клиенту приходится иметь дело с психолохом и напрасно тратить время и деньги. В лучшем случае.
В худшем с таким недоспециалистом клиент может получить ретравматизацию. Вместо реальной помощи откатиться в еще большую боль и недоверие миру. Сорваться во внезапную авантюру типа увольнения и переезда или разрушить брак.
К психологу идут как к гуру. Если вместо гуру встретят дуру неумного, пиши пропало.
Кроме того, коллегам такого психолога в коллективе очень непросто. Странный он: иногда конфликтный, иногда застенчивый, иногда лживый, иногда с непомерными амбициями и склонный к интригам. Иногда антилидерствует (борется с начальником).
Отягощенный психологическими знаниями, горе-психолог может неплохо манипулировать людьми, применяя навыки для достижения бессознательных или осознаваемых личных целей.
Психолоху трудно с собой. С другими. Окружающим с ним еще трудней.
Ведь многие психологи имеют отягощенный анамнез, из-за которого и пошли в профессию: глубокие детские травмы, которые привели к заострению некоторых черт характера и невротичности, а иногда, к более глубоким расстройствам.
Так было и со мной. Мое детство было непростым. Как травмированный человек, которому не смогли помочь многие психотерапевты, я как работник, как специалист и как клиент часто была неэффективна.
Была ли я в роли психолога или на месте клиента, проклятые травмы не давали свободно дышать, быть спокойным и полноценным человеком.
Конечно, за свою практику и работу я много ошибалась, иногда вела себя странно, с точки зрения окружающих, и меня с полным правом можно причислить к психолохам.
Увы и ах.
Много советов дается отовсюду, но если думать о пользе, то нет ничего лучше собственного мнения, если, конечно, совесть чиста.
Эвергетинос (Благолюбие. Том 1-4)
На заре моей профессиональной практики, точнее, когда я только поступила в университет и училась на первом курсе, ко мне обратилась соседка – школьница с необычной просьбой.
Девочке не давалось изучение иностранного языка. Зная, что я учусь на психолога, она попросила меня… ее загипнотизировать и освоить язык под гипнозом.
Или это я предложила ей помощь в качестве гипнотизера, теперь уже не припомню. Много времени прошло. Но перспектива психологического эксперимента вдохновляла.
И мы с энтузиазмом взялись за дело.
Соседка (назовем ее Таня) оказалась на редкость гипнабельной и легко вошла в транс.
Через 5-7 минут проговаривания гипнотических фраз Таня глубоко заснула. При этом она осталась со мной «на связи», прекрасно слышала все внушения и отвечала на вопросы.
Я была ошеломлена.
Мой первый опыт ввода в глубокий гипноз другого человека дался неожиданно легко и быстро. Радовалась недолго: передо мной была рабочая задача.
Вооружившись учебником немецкого языка, знания которого были ограничены немецкими фразами из фильмов о Великой Отечественной войне, приступила к делу.
– Таня, как ты себя чувствуешь? – спросила соседку.
– Хорошо, – медленно и глуховато произнесла девочка.
– Ты сейчас в Германии, в Берлине. Едешь в автобусе. Тебе нужно передать кондуктору деньги за проезд. Обратись, пожалуйста, к стоящему рядом мужчине с просьбой передать деньги – немецкие марки. Говори по-немецки.
Сеанс прошел как по маслу. Под гипнозом Таня неплохо изъяснялась на немецком языке, возможно, освободившись от каких-то психологических блоков.
Я с грехом пополам коряво ей подыгрывала, пытаясь произносить уместные по сюжету немецкие фразы, которые вычитала в учебнике.
Кроме того, по ходу действия щедро внушала девочке, что с каждым днем ее знание немецкого усиливается и растет.
В конце занятия, как нас учили, для проверки степени погружения в гипнотическое состояние я дала соседке простое постгипнотическое внушение: «Через пять минут после пробуждения ты включишь телевизор».
Так же легко, как ввела в сон, я вывела Таню в состояние бодрствования.
Мы поболтали: как все прошло, самочувствие и т.д.
Соседка чувствовала себя хорошо, нам было весело.
Я с замиранием сердца ждала, включит ли девочка телевизор.
Не прошло и десяти минут, как Таня, смущаясь, заявила, что ей очень хочется посмотреть телевизор. Видно было, что это сильное желание ее саму удивляет, Таня чувствовала неловкость.
Но резво рванула к телевизору, включила его (тогда не было пультов управления, надо было нажать кнопку на самом телевизионном ящике) и прямо выдохнула от облегчения. Даже заулыбалась.
Не помню, в какой именно момент: тогда или позже во мне вдруг появилось смутное неприятное чувство. Что другой человек безвольно выполняет мое тупое внушение. Что на время гипнотического сеанса и даже позже он – пластилин в моих руках, марионетка, послушная игрушка.
Делай, что хочешь.
Причиняй любой вред и любую пользу.
Но чувство это после первого занятия было смутное, я его едва понимала, просто стало как-то нехорошо на душе.
Мы договорились о следующем занятии.
И оно состоялось.
Таня снова легко погрузилась в гипнотический сон, мы говорили на немецком. Точнее, говорила соседка, я поддакивала: «Я, я…»
Игнорируя свое смутное недовольство ситуацией, я вновь напоследок дала девочке проверочное бытовое постгипнотическое внушение: что через пять минут после пробуждения она споет песню «В лесу родилась елочка».
И когда точно в срок после пробуждения Таня, сильно смущаясь и осознавая нелепость своих действий, запела эту детскую песенку, у меня «сложились пазлы».
Я вдруг почувствовала омерзение к происходящему.
Не к девочке, не к себе, не к методу (наверняка, существуют ситуации, когда его применение уместно: например, некоторые коллеги под гипнозом внушали алкоголику отвращение к спиртному ).
К самому факту: от моего воздействия у человека напрочь исчезла личная воля, он беззащитен против внушения, воздействия, манипуляции. Мне удалось сломить его психологические защиты, открыть доступ к бессознательному, добраться до некоего пульта управления его психикой.
Я не знаю, что в таком случае чувствуют мои коллеги-психологи, кто практикует гипноз, не спрашивала.
Может быть, исследовательский интерес. Может, удовлетворение, что терапевтическая цель достигнута.
Допускаю, что не очень психологически здоровая личность может переживать некое упоение полным контролем над другим человеком, элементы всемогущества.
Я испытывала крайне неприятное, негативное, прямо омерзительное чувство.
Чувство протеста против такой неограниченной власти одного человека над здоровьем, психикой, жизнью другого. Я не хотела, чтобы кто-то был пластилином в моих руках, увидела что-то неестественное, нездоровое в такой власти.
И ситуация тогда показалась мне отвратительной.
Возможно, я интуитивно поняла, что существует опасность нанести непоправимый вред психике, здоровью доверившемуся тебе человеку, так глубоко погрузившемуся в гипноз… Ведь мы совершенно не представляем отдаленных последствий таких манипуляций. Только думаем, что понимаем происходящее. А психика до сих пор – черный ящик.
И какой именно процесс мы запускаем своим вторжением в нее в момент почти полного ослабления психологических защит, никто не знает.
Гораздо позже я узнала о проведенном в Болгарии эксперименте: 35 спортсменов изучали под гипнозом иностранный язык. У всех испытуемых отмечалось ухудшение здоровья, и в течение семи лет они умерли.
Стало понятно: глубокий гипноз повреждает защитные силы организма, последствия непредсказуемы.
Ни единого раза в своей практике я больше не использовала гипноз, только транс.
Постоянно говорила окружающим и клиентам, чтобы не давали себя глубоко гипнотизировать, всматривались в того, кто предлагает гипноз (с какой целью он это делает, что за человек, какие гарантии безопасности), защищались от взлома психологических защит и берегли психику от чужих, подчас не очень здоровых воздействий.
Предлагаю, уважаемый читатель, позаботиться об этом и вам.
Гипноз слишком сильнодействующее средство, чтобы перед применением не вчитаться в противопоказания и не соотнести их с вашими личностными особенностями.
Будьте, пожалуйста, бережны к своей психике!
Но зачем тогда мировоззрение – спросят меня, – если без него и так хорошо? Однако с таким же основанием можно было бы спросить меня: зачем же сознание, если хорошо и без него? Ибо что такое, в конце концов, мировоззрение? Это не что иное, как расширенное и углублённое сознание! Причина, почему существует сознание и почему оно стремится к расширению и углублению, очень проста: без сознания дела обстоят хуже.
К. Г. Юнг
О, сколько нам открытий чудных
Готовят просвещенья дух
И опыт, сын ошибок трудных,
И гений, парадоксов друг,
И случай, бог изобретатель.
А. С. Пушкин
Брат спросил старца:
– Почему некоторые видят откровения и созерцают ангелов?
– Чадо, блажен, кто постоянно созерцает свои грехи, потому что всегда в трезвом уме.
Эвергетинос (Благолюбие. Том 1-4)
Вы должны были надеяться изо всех сил.
А. Линдгрен, Малыш и Карлсон, который живёт на крыше
Я не особо понимаю в парапсихологии.
Но как любознательное существо с поврежденным моими травмами инстинктом самосохранения, я часто влезала в небезопасные авантюры.
Одной из которых было временное помрачение погружение в эзотерику.
Когда я была юной девушкой, одним из самых сильных моих желаний было научиться понимать, что, на самом деле, происходит с людьми. Что именно чувствует, думает человек, и что им движет, когда действует определенным образом.
Поэтому я с интересом прислушивалась к интерпретациям чужого поведения. Завидовала тем, кто уверенно говорил: «Он поступил так, потому что…»
Иногда обращалась к гадалкам, которые мгновенно выдавали резюме причин поведения близких, чем немало меня удивляли.
Интерес к психологии также во многом был продиктован желанием точно знать, что происходит во внутреннем мире людей.
Что же стояло за этим желанием?
Во-первых, стремление помогать людям. С детства мне нравилось выслушивать, утешать и поддерживать. Можно сказать, с подросткового возраста я была готовым психологом в части выслушивания тех, кому надо «поплакаться в жилетку».
Во-вторых, думаю, играли роль амбиции и желание управлять происходящим. Из-за детских травм психику переполняли страхи и тревога, ожидание ударов со стороны других.
Как следствие, возникло стремление влиять на ситуацию, предупреждая негативные поступки других.
В-третьих, я смотрела на психологов, психотерапевтов, гадалок, ясновидящих, астрологов и думала: если они могут, значит, и я смогу.
Читать людей, как книгу.
Я стала самообразовываться: покупала и изучала тонны книг по психологии и психотерапии. Ходила на многочисленные семинары и тренинги по практической психотерапии, потому что в университете преподаватели больше давали теоретических знаний, чем практики. Несмотря на то, что я училась в одном из ведущих вузах России, как именно работать с клиентом, нас не учили.
К наставникам у меня нет претензий – получив замечательное образование, я стала грамотным человеком. Только на занятиях почти не давали практических навыков работы, а преподавали философию, политэкономию (да-да, я еще тот мамонт), историю религии, высшую математику, психодиагностику, физиологию нервной системы, биологию, анатомию и т. д.
И преддипломная практика у нас была. Я, например, на заводе тестирование проводила. Его результаты в дипломе описывала. Но так, как позже на курсах повышения квалификации или платных тренингах нас обучали, в вузе не учили.
А на курсах сажали напротив человека и говорили: вот, твой клиент, консультируй. А потом устраивали разбор полетов.
Очень доходчиво.
Именно на платных курсах за свои деньги я приобрела большую часть своих навыков психотерапевта. Особенно понравилось нейролингвистическое программирование (НЛП) за скорость получаемых в процессе применения результатов.
Но больше всего практике работы меня научили те специалисты, кому я платила за работу со мной как с клиентом. С кем прорабатывала свои обиды, конфликты, трудности и проблемы. На чьих сеансах опробовала на себе лучшие психотерапевтические техники и приемы и от кого научилась нужной терапевтической интонации, оборотам речи, стратегиям психотерапии.
Психологов и психотерапевтов, кого я выбрала в наставники, было много. Но самые любимые и впечатлившие – преподаватели Санкт-Петербургской медицинской академии последипломного образования: Э. Г. Эйдмиллер, И. М. Никольская, И. В. Добряков и другие (в 2011 году академия преобразована в Северо-Западный государственный медицинский университет имени И.И. Мечникова).
Широтой души, профессионализмом и щедростью они, наряду с университетскими преподавателями, побудили меня посвятить психологии всю свою жизнь и заложили основы моей профессиональной этики.
Казалось бы – живи и радуйся. Есть призвание, любимая работа, прекрасное образование, знания и навыки, основанные на научных исследованиях, доказанные и объективные.
Но нет, как истинный психолох, параллельно я продолжала пользоваться услугами эзотериков, в частности, ясновидящих и гадалок, наблюдая и учась у них способам считывания информации с человека и прогнозирования будущего.
У меня не было сомнений, что мне позволено этим заниматься.
Сейчас мне самой до конца непонятно, почему я так упорно стремилась овладеть парапсихологическими тайнами, настолько кардинально поменялось мое отношение к занятиям эзотерикой впоследствии вплоть до полного отказа от применения всего неакадемического.
Но в прошлом солидный кусок жизни я осваивала два направления человековедения одновременно: одно научное, объективное, доказуемое и выверенное на миллионах: психология.
Другое околонаучное: парапсихология (пара – от греч. para – рядом, возле, вне), мистическое, паранормальное, иррациональное, никакого отношения к науке не имеющее.
Очень жаль, что в молодости, имея маленький жизненный, профессиональный опыт и никакого духовного, в конечном итоге, я потратила огромное количество сил, энергии и времени на изучение парапсихологии.
В которой добилась определенных успехов. Могла гадать по линиям на ладони, на кофейной гуще, на картах, затем рунах и картах Таро. Изучала нумерологию, астрологию, экстрасенсорику, целительство, да, много еще чего. Исключение составляла магия, применению которой я всегда инстинктивно сопротивлялась. Развивала интуицию, прокачивала чакры, тренировала умение предугадывать грядущие события…
И жизнь щедро сводила меня с людьми со сходными интересами и способностями. Много лет я не только изучала соответствующую литературу, но и общалась с личностями, практикующими парапсихологические способы самосовершенствования и саморазвития.
Четыре года жизни были отданы занятиям с преподавателем, называвшим себя колдуном. Я воспринимала его как хорошего практического психолога, совместно разбирала текущие трудности и конфликты, выполняла домашние задания, в основном, психологические упражнения, иногда слушала, как, с эзотерической точки зрения, устроен мир и человек.
Несколько раз просила погадать мне картах.
Возможно, наше общение и продлилось, если бы наставник слишком сильно не пичкал меня парапсихологической литературой, которую я и сама с интересом читала.
Подошел час расплаты. В один прекрасный день, точнее, ночь в полусне я увидела, как к моей кровати подошли двое. Это были не люди. Или… не совсем люди.
Не знаю, существуют ли инопланетяне. Если бы существовали, то, возможно, это были они.
Наше общение хотя и было в некотором полусне, но вполне реально: я себя осознавала, как и происходящее вокруг.
Эти двое пришли выяснить одну вещь. Возможно, самую важную для представителей иных измерений.
«Кто твой Бог?» – спросили они меня.
В испуге и абсолютно автоматически я ответила: «Иисус Христос!»
Откуда? Из каких глубин бессознательного вырвались эти искренние слова? Кто знает…
«Ну-ну», – произнесли пришедшие и… испарились.
А я перевела дух.
С этой ночи началось мое отрезвление.
Сейчас, оглядываясь назад, не понимаю, как могла быть такой слепой. Точнее ослепленной. Своим желанием все это – парапсихологическое, наряду с психологическим – освоить и применять. Чужими успехами на этом поприще и моей завистью к ним.
О проекте
О подписке