Когда толпа желающих сняться в передаче рассеялась в сторону столов с пирогами, Алексей, мысленно стремясь тоже поскорее оказаться там же, стал подводить итоги. Он убрал подаренный ему как почётному гостю последний выпуск университетского альманаха, сунул в сумку программку вечера и стал выключать аппаратуру. И тут понял, что у него не сходятся концы с концами: пролистав отснятые файлы, он убедился, что их двенадцать, а выступающих – тринадцать. Это его заинтересовало. Ведь он отснял всех желающих помаячить перед камерой. Не то чтобы ему было необходимо иметь интервью всех участниц – скорее всего, для репортажа он выберет пару-тройку самых интересных – но ему стало любопытно: кто же та тринадцатая, которая даже не подошла познакомиться с «представителем прессы»? Алексей окинул взглядом зал. Литературный вечер шёл своим чередом: гости увлечённо разговаривали, ели пироги, пили чай. Некоторые девушки иногда поглядывали в его сторону. Он узнал тех, на кого смотрел через объектив камеры. Но где же тринадцатая? Ей что, совсем не хочется «попасть в телевизор»? Заинтригованный, Алексей снова включил камеру и стал просматривать видеофайлы, попутно отмечая в программке тех, чьё выступление он просмотрел. Но, видно, какой-то чёртик решил подразнить журналиста: после третьего файла у камеры сел аккумулятор. Чертыхнувшись, Алексей поднял глаза в поисках розетки и наткнулся взглядом на пластиковую тарелку с аппетитно пахнущим пирожком. Он поднял глаза выше. Перед ним стояла девчонка, по виду ещё школьница, во всяком случае, Алексей не дал бы ей больше шестнадцати лет. «Наверное, чья-нибудь младшая сестра», – подумал он. Девчонка была черноволосая, невысокого роста, её волосы были завязаны в толстый хвост. Алексею бросился в глаза её наряд: короткие шорты, красная рубашка в клетку и тёплые красные колготки – не то чтобы некрасиво, но как-то слишком ярко. Впрочем, ей шёл красный цвет. В ладонях с по-детски короткими пальчиками она держала тарелку.

– Привет! – она с любопытством и без тени смущения разглядывала журналиста. – Съешь пирожок, очень вкусные, особенно с яблоком. Жалко, последний.

– Спасибо, – несколько растерялся Алексей.

Она говорила так, словно они были давно знакомы. Он взял из её рук пластиковую тарелку.

– О, правда очень вкусно! – и посмотрел ей в глаза. Вид у девчонки был несколько удивлённый. Затем она усмехнулась:

– Ну, спасибо!

Он не понял:

– Что?

– Я рада, что тебе нравится.

Тут до него дошло:

– Это что, ты пекла? – «Никогда бы не подумал – она же мелкая!»

Её тёмно-карие, почти чёрные, глаза глядели насмешливо. «Впрочем, – подумал Алексей, – вид у меня, наверно, и правда, глупый».

– Ну, ладно, – она вздохнула, при этом не переставая улыбаться, – пойду себе плюшку возьму.

Она развернулась, толстый хвост хлестнул её по затылку. Алексей ошеломлённо посмотрел ей вслед. И тут до него начал медленно доходить ещё один факт: она и не собиралась угощать его пирогом, она собиралась съесть его сама, а подошла, чтобы просто пригласить его к столу. «Чёрт!» – прошипел журналист. – А я, дурак, выхватил у неё из рук тарелку! Как неудобно! В жизни ещё не попадал в такую глупую ситуацию!»

Девчонка вернулась, откусывая на ходу плюшку.

– Ты извини, я подумал, что ты меня угощаешь… Пирог, правда, очень вкусный! Это был последний с яблоком?

Она заливисто расхохоталась.

– Не бери в голову, я себе ещё напеку.

– Хочешь, я тебе чаю принесу? – Алексею хотелось загладить перед ней свою вину.

Она хитро глянула на него:

– Давай, – и уселась на стул рядом с его камерой, по-детски поджав под себя ноги.

Алексей отправился на поиски чашки.

– Вот. Ещё раз извини… – Она недовольно поморщилась: похоже, её не интересовали его извинения. Впрочем, Алексею показалось, что она и не обиделась. – Как тебя зовут?

– Дусь! – донеслось из зала, и он обернулся. К ним подходила девушка – одна из выступавших. Он даже вспомнил, что её зовут Настасья. – Послушай, что Ваня говорит… – продолжала она, явно обращаясь не к журналисту.

– Евдокия, – не обращая внимания на подругу, ответила на его вопрос черноволосая. Алексей вопросительно вскинул брови и взглянул на свою собеседницу. Та недовольно зашипела, потом ответила: – Ладно, можно Дуся.

– Знаешь, у Вани есть идея по поводу следующего выпуска, – затарахтела подруга, настойчиво добиваясь внимания.

– Какая?

Алексей вполне определённо почувствовал себя лишним, и ему это не понравилось. За последние несколько часов он успел уже привыкнуть к мысли, что он – почётный гость. Но тут Настасья, похоже, всё-таки сообразила, что встряла в разговор.

– Ой, извините, я вас перебила! Дуся, ты даёшь интервью? – она заулыбалась.

– Нет, – ответила черноволосая.

– А почему? – продолжала допытываться подруга.

– Я уже отснял все необходимые материалы, – Алексея начала раздражать её настырность. Им всем что, перед объективом мёдом намазано?! Если он будет брать интервью у каждой малявки, которая забрела на огонёк…

– Так, выходит, Дусь, ты уже выдала прессе все тайны закулисья?

– Ты же слышала: нынче СМИ не интересуется личной жизнью литераторов!

– Литераторов? – глупо переспросил Алексей, чувствуя, что упускает что-то важное в их ироничной перепалке.

И тут его осенило. От неожиданности он сразу выпалил то, что пришло в голову:

– Так ты тринадцатая!

– Смотря в каком смысле, – Дуся насмешливо вскинула брови. – Ну да, я и есть чертёнок номер тринадцать, – ответила она и задорно расхохоталась. Резкие движения, чёрные, торчащие из хвоста волосы, блестящие насмешливые тёмные глаза – она и впрямь была чем-то похожа на чертёнка.

– Да нет, – поспешно заговорил Алексей. Он решил не обижаться на смех, поскольку догадывался, что, и правда, сморозил глупость. – Я пообщался со всеми участницами концерта, кроме тебя. Я тебя не смог найти. – Он не стал признаваться, что вообще не помнил, как она выглядела. Теперь он сообразил, что именно её выступление он пропустил, пока разговаривал по телефону. – Что ж ты раньше молчала!

– Вообще-то я непрерывно разговариваю с тобой, с тех пор как ты съел мой пирог.

Настасья воззрилась на них с подозрением, явно не понимая, о чём речь, но Алексей решил не обращать на неё внимания. Рассказывать в подробностях, как они познакомились с Дусей, ему совершенно не хотелось

– Напомни, пожалуйста, что ты читала, – попросил он, снова доставая камеру. Вообще-то «напомни» было не совсем точной формулировкой: трудно вспомнить то, чего и не знал.

– Берггольц.

– Что?! – Алексей замер, так и не достав аппаратуру. «Эта пигалица, наряженная, как на детский утренник, читала стихи Ольги Берггольц?!» – А, ну да… – опомнился он и продолжил доставать камеру. – Чёрт! Где у вас розетка? У меня аккумулятор сел.

Дуся мотнула головой через плечо.

– Ладно, Дусь, я тогда тебе потом расскажу про декабрьский выпуск, – Настасья отошла обратно к столам.

Алексею удалось наконец включить камеру. Он направил её на собеседницу, которая по-прежнему сидела на стуле, поджав ногу и допивала чай, держа чашку обеими руками.

– Расскажи, пожалуйста, о вашей литературной студии.

Дуся пожала плечами:

– Тебе уж, небось, двенадцать раз рассказали, – поддела она.

Она попала в точку, но журналист хотел услышать именно её впечатления. А Дуся продолжала пить чай, не обращая ни малейшего внимания на камеру. Алексей даже удивился. Все здешние, не привыкшие к объективу девушки смущались перед камерой, но Дусе, по-видимому, было всё равно, какое она произведёт впечатление.

– Тогда расскажи немного о себе, – предложил журналист.

– Что рассказывать?

Ему показалось, что она нарочно дразнит его, но решил набраться терпения. Зачем? Разве ему мало было материала для репортажа? Нет. Всё, что он мог, он выжал из этого мероприятия. Возможно, его просто раздражала её неуступчивость.

– Расскажи, где ты учишься.

– Здесь.

– Где «здесь»?

– В университете, – она посмотрела на него как на дурака.

– А… на каком курсе?

– Первом. Отделение перевода.

– Сколько ж тебе лет? – не выдержал он.

– Семнадцать.

Значит, она была на год младше своих однокурсников, а выглядела и вовсе школьницей.

– Я в школу пошла с шести лет, – пояснила она, очень точно расшифровав его реакцию.

– А что привлекло тебя в литературной студии?

– Хочу печататься.

– Ты пишешь стихи?

– И стихи тоже.

– Тоже?

– Ещё небольшие рассказы. Так, зарисовки.

– Ну, я желаю тебе увидеть когда-нибудь свои строки в печати. – Алексей говорил искренне. Девчонка – такая маленькая и такая настойчивая – была ему симпатична.

– Я уже видела.

– Тебя уже напечатали? – удивился он. «Только начала учиться, а её уже печатают в альманахе!» Девчонка вызывала всё больше уважения.

– Да, в предыдущем выпуске.

– А можно почитать? – Алексею уже на самом деле было интересно, что она умеет.

– У меня с собой нет – дома. – У неё была странная манера выражаться: фразы были обрывистые, как будто какая-то часть слов оставалась у неё в голове. – Могу принести, только ты потом отдай.

– Да, конечно, давай как-нибудь встретимся.

– Окей, ты у нас бываешь?

– Я могу подъехать.

– Если хочешь, мы можем встретиться где-нибудь в метро?

Алексей поразился тому, что она пытается облегчить ему жизнь. Обычно девушкам нравится, когда ради них что-то делают. Тем более что в этой встрече был, в первую очередь, заинтересован он.

– Нет, я на той неделе буду здесь: мне нужно в библиотеку.

Алексей врал. В его корпусе библиотека была лучше, но ему хотелось при встрече поговорить с ней, что вряд ли получилось бы, если бы они встретились в метро. Он подумал о том, что мог бы угостить её кофе – в конце концов, он её должник за сегодняшний пирог.

– Ладно.

Алексей уже выключил камеру, но уходить не хотелось, хотя гости уже начали постепенно расходиться. С Дусей ему было комфортно, от неё словно исходило какое-то тепло. А кроме того, она вела себя так естественно, что с ней ему совсем не хотелось притворяться, пытаться произвести какое-то впечатление. Может быть, это было оттого, что он не смотрел на неё как на симпатичную девушку. Она ему нравилась как человек, а ещё ему доставляло удовольствие говорить с ней, и почему-то было очень легко рассказывать о себе. Он и рассказывал: о том, где он учится, где подрабатывает, рассказывал о своих планах после выпуска.

Гости уже почти разошлись, а они всё говорили и говорили. Девчонка казалась необычной, и ему хотелось разгадать эту загадку, и поэтому он расспрашивать её обо всём подряд:

– Какой твой любимый писатель?

Дуся снова удивила его:

– Достоевский.

«Впрочем, – подумал он, – если ей нравятся стихи Ольги Берггольц, то почему бы ей не любить Достоевского? Судя по всему, Дуся была начитанной девочкой и понимала очень глубокие вещи, несмотря на свой юный возраст.

– А твой?

– Мне нравится Шукшин.

– А из классики?

Классика ассоциировалась у Алексея со школьной программой, и хотя за университетские годы отвращение к ней прошло, но интерес к литературе девятнадцатого века так и не появился. Поэтому он решил отшутиться:

– Ну, Пушкин – это наше всё!

– Мне нравится «Выстрел», – задумчиво добавила она.

– Тебе нравится учиться здесь?

– Очень. Между прочим, переводить лирику ещё сложнее, чем сочинять. Перевод Лермонтова из Гёте печатается в сборнике стихов Лермонтова! – она говорила с жаром. Молодой человек понял, что литература прямо-таки её страсть, и она знакома с ней (во всяком случае, с классикой) гораздо лучше, чем это необходимо студентам-переводчикам. А ещё его насмешило, что их разговор свернул в область литературы. Что ж, в конце концов, так и должно быть на литературном вечере.

– Молодые люди, вы домой не собираетесь? – Перед ними стояла улыбающаяся Мария Ивановна. – Или ещё не все литературные вопросы решены?

Алексей вдруг заметил, что аудитория опустела, остались только они втроём. Со столов уже было всё убрано. Он удивился, что не заметил, как это произошло – настолько он увлёкся разговором с девочкой. Вернее, не только разговором: слушая, он с любопытством разглядывал её. Дусю вряд ли можно было назвать красавицей, но её лицо привлекало внимание. Оно было настолько живым, на нём отражалось так много эмоций, что хотелось смотреть на него не отрываясь. А ещё у девочки был странный разрез глаз: уголки опущены книзу, отчего взгляд всегда казался немного грустным, даже когда она улыбалась. А когда Дуся опускала длинные чёрные ресницы, то глаза словно подёргивались туманом. Говорила она тоже очень эмоционально, помогая своим мыслям быстрыми жестами. На тонком запястье Алексей заметил большие мужские часы, явно несовременные.

– Это твои?

– А ты думал, я их украла?

Алексей подумал о том, надоест ли ей когда-нибудь дразнить его.

– Нет, но я подумал, что они старше тебя.

– Точно, это часы моего дедушки. Можно сказать, наследство, – она хмыкнула. – Ему подарила их бабушка – первый подарок после войны – очень дорогой подарок, – она вдруг заговорила негромко и с нежностью в голосе.

Алексея впечатлило то, как она относилась к памяти, к истории своей семьи, ну, конечно, и то, что она вообще носила их – весьма странное украшение для девушки.

– Ой, уже все ушли! – подскочила Дуся. Алексей догадался, что она тоже на время разговора выпала из реальности. – Давайте я вам помогу поставить на место парты, – и ринулась двигать мебель. Он, конечно, поспешил помочь девушке.

Когда аудитория приняла вид обычного класса, Дуся попрощалась с Марией Ивановной, Алексей тоже поблагодарил пожилую руководительницу за приятный вечер, пообещал подарить диск с готовым репортажем и вышел вслед за девочкой в длинный коридор.

– Ты сейчас куда? – спросил он, когда она, закинув за плечо рюкзак, застёгивала на ходу спортивную куртку.

– Домой.

«Замечательный ответ!» – с сарказмом подумал Алексей, а вслух пояснил (с некоторой гордостью): – Я имел в виду, что мог бы тебя подвезти на машине.

– Не, я люблю ездить на метро, – Дуся не удосужилась поблагодарить за предложение.

– Впервые встречаю такого человека! – поразился Алексей.

Действительно, что может быть привлекательного в толпе народа в душном, шумном вагоне, если ты, конечно, не гость столицы? Алексею всегда было жалко времени, потраченного на дорогу.

– Наверно, многие думают, как ты, – заявила она. – Так вот почему почти все в метро едут с мрачными лицами!

– А должны ехать и непрерывно улыбаться, как дураки? – поддел он.

Она фыркнула.

– В метро можно переделать кучу дел: читать, слушать музыку, спать, в конце концов. Я люблю писать стихи или просто думать. В метро можно побыть наедине с собой, – проговорила она задумчиво.

– В толпе?

– В толпе как раз человек всегда одинок. Не замечал?

– Пожалуй…

В её рассуждениях было немало философского, хотя, похоже, она сама не осознавала этого.

– Так ты поедешь со мной или предпочтёшь думать?

– Думать. И я ненавижу пробки.

Алексей постарался не обидеться, к тому же, как ни странно, он был уверен, что она говорила только то, что думала. Она, действительно, просто не хотела ехать на машине.

– Так я тебе позвоню по поводу альманаха?

– Да, пиши номер.

Он набрал цифры на телефоне, и из её сумки донеслась песня:

«…Возможно, ты цветок на лугу,

А может, ветерок в облаках.

Тебя я удержать не могу,

Ты вянешь в руках…»

– Любишь «Несчастный случай»?

– Я много чего люблю.

– Например?

– Русские романсы, Scorpions, иногда слушаю этническую музыку.

«Ну и разброс! – подумал Алексей. – Как она умудряется любить всё это одновременно?»

– Ладно, тогда созвонимся, – сказал он, когда они уже почти дошли до метро.

– А где твоя машина? – вдруг спросила она.

– Там, – он кивнул головой назад.

– А зачем тогда ты идёшь к метро?

Алексея удивил столь наивный вопрос.

– Тебя провожаю.

– Да я сама дойду, ты поезжай!

– Да мне не трудно.

Она посмотрела на него подозрительно, но промолчала. А Алексей задумался над её реакцией. Что необычного в том, чтобы проводить до метро? Её что, ещё никто никогда не провожал? Возможно, так оно и было, во всяком случае, до этого момента Алексей и не думал провожать её – просто шёл рядом, не желая прерывать разговор. А теперь он сам прервался, и повисло напряжённое молчание. Так, молча, они и дошли до красной буквы «М».

– Ладно, пока! – она подняла раскрытую ладошку, что, по-видимому, должно было означать жест прощания, развернулась и пошла, не оглядываясь.

– Приятно было познакомиться, – проворчал он себе под нос.