Только о литературе

Звонок будильника, какую бы красивую мелодию он ни играл, никогда не покажется приятным звуком. А мысль о том, что сегодня после лекций ему ещё придётся тащиться на этот чёртов литературный вечер, совсем не добавляла Алексею бодрости. Приятное вчерашнее впечатление от знакомства с пожилой руководительницей студии за ночь рассеялось, а вот предвкушение того, что ему придётся «освещать» доморощенный литературный вечер, совсем не радовало. Но Алексей понимал, что ему всё-таки придётся тащиться туда и пытаться раскопать хоть что-то, кроме абсолютной посредственности. «Может, там произойдёт какое-нибудь ЧП? – безнадёжно подумал будущий журналист. – Иначе моя работа станет моим последним позором на этом курсе и в универе вообще». Надежда была слабой. Так что он собирал аппаратуру в самом мрачном расположении духа.

«Господи, какой идиот придумал устроить литературный вечер (!) в три часа дня?» Не желая пропустить ещё одну лекцию по зарубежке («Когда я был на ней в последний раз-то?»), Алексей прямиком поехал после неё к гуманитарному корпусу. Времени на обед при таком раскладе, естественно, не осталось, и потому Алексей был голодный и злой.

Наученный горьким опытом, он сразу обошёл теперь уже знакомое здание с нужной стороны. Однако это не помешало обещанной «литературной гостиной» оказаться по закону подлости в самом конце длинного коридора, так что Алексей, несший не очень лёгкую камеру на плече, успел всерьёз задуматься: а вдруг это судьба нарочно препятствует тому, чтобы он попал на этот несчастный «утренник»? Но настойчивому журналисту всё-таки удалось перебороть судьбу.

Студия оказалась примерно такой, какой он её себе и представлял: группа людей, пытающихся создать нечто из ничего и собственного энтузиазма. «Литературная гостиная» являла собой большую комнату, стараниями любителей литературы превращённую одной половиной – в комнату для чаепитий, а другой – в импровизированную маленькую сцену. Впрочем, сцену эта половина комнаты напоминала лишь свободным от мебели пространством и скромно притаившимся в углу стареньким пианино. Вся мебель (столы и стулья) была в художественном беспорядке расставлена на второй половине комнаты. На одном из столов возвышались две немаленькие горки пирогов, обещая сделать приятной, по крайней мере, вторую часть вечера. На остальных столах в художественном беспорядке были разложены листы бумаги, ручки, какие-то брошюры и газеты. На пианино возвышался трёхрогий канделябр с негорящими свечами. Таким образом организаторы сего мероприятия, по-видимому, наивно пытались создать атмосферу литературного салона. И от этих пирогов, от этого нелепо смотрящегося здесь канделябра, от разношёрстных стульев вокруг стандартных парт из ДСП веяло такой самодеятельностью, что первой мыслью Алексея, когда он заглянул в «салон», было сказать, что он ошибся, и уйти. Но мысль о том, что обещанное мероприятие – его последний шанс сдать хоть какую-то работу, заставило молодого человека изобразить на лице приветливую улыбку и поздороваться с женщинами в комнате, которые воззрились на него как на явление свыше, когда он открыл дверь.

В одной из них он узнал Марию Ивановну, три других были молодыми девушками. «Видимо, участницы вечера, которые помогают руководительнице с подготовкой», – догадался Алексей. При виде него они расплылись в улыбках.

– А вот и представитель прессы! – тоже обрадовалась Мария Ивановна. – Давайте знакомиться!

– Алексей, – стараясь быть вежливым, кивнул девушкам молодой человек.

– А это мои помощницы: Анечка, Любаня и Сашенька. Девушки продолжали завороженно улыбаться, не отводя глаз от журналиста. «Да… – подумал он. – Всё запущено. Одно слово – филфак». Что ж, так было испокон веков. Не зря филологический называют факультетом невест. Здесь каждый представитель мужского пола наперечёт. А уж симпатичный представитель, к каковым можно было смело причислить Алексея, вызывал восторженный интерес.

Надо признать, вниманием женского пола он никогда не был обделён. Девушки западали на него мгновенно, и он платил им взаимностью. Однако, по-своему любя свою Леру, заигрывание с девушками Алексей воспринимал, скорее, как игру – приятную и увлекательную, но не более. Хотя несколько раз такие игры всё же заканчивались ночёвкой в его квартире, но, как правило, ему удавалось быстренько превратить подобные отношения в милую дружбу. Это был его талант: так и не добившиеся серьёзных отношений девушки никогда не держали обиды на молодого человека.

Что касается квартиры, то первое время, ещё на втором курсе, получив от родителей возможность самостоятельной жизни, он был горд и счастлив подаренной ему свободой, однако хватило Алексея ненадолго. Всё-таки самому вести хозяйство (ну, как минимум стираться-убираться и мало-мальски готовить еду) довольно утомительно, поэтому скоро он стал частенько наведываться в родной дом, где всегда покормят, приласкают и спать уложат. А квартира стала использоваться либо для работы, когда нужны тишина и уединение, либо для свиданий.

Так вот теперь, отвечая на улыбки «литературных» девушек, Алексей не был удивлён их повышенным вниманием к нему.

– Ты проходи, Алёшенька, располагайся, – сразу сократила дистанцию Мария Ивановна.

– Спасибо, – Алексей выбрал место и стал устанавливать камеру. Вообще-то он не любил, когда посторонние люди обращались к нему на «ты» и, тем более, так фамильярно. Но из уст Марии Ивановны «Алёшенька» и «ты» не показались ему оскорбительными, несмотря на то что он видел её всего второй раз. За этим обращением ему почему-то послышалась душевная теплота, а не фамильярность.

До начала вечера оставалось около получаса. Постепенно собирался народ – в основном, девушки-студентки, но потом Алексей заметил нескольких парней. Пришла молодая женщина – как он понял по разговору, новенькая преподавательница, которая стремилась везде набираться опыта, и ещё парочка взрослых – судя по всему, родителей кого-то из участников.

Мария Ивановна всех встречала очень радушно. Большинство собравшихся знали друг друга, новеньких пожилая руководительница знакомила между собой. Поскольку к новеньким относился и Алексей, его тоже постигла участь знакомства со всеми, и он прошел это испытание вполне героически. Наконец гости собрались, и вечер начался.

Мария Ивановна торжественно преподнесла Алексею программку мероприятия, из которой он узнал, что оно заключается в чтении стихов со сцены (той самой, которая «полкомнаты»), причём вперемешку: собственных (студенческих) и классической поэзии. «Странное сочетание», – подумал Алексей. После чтений планировалось чаепитие с великосветским обсуждением того, что было прочитано со сцены, а также литературная дискуссия на любую тему, какая придёт в чью-либо вдохновлённую этим «искусством» голову. Алексей с некоторым опасением думал о том, что будет представлять собой «творческая часть», но решил, что уж пирогов-то он во всяком случае дождётся.

Наконец Мария Ивановна вышла перед рассевшимися за столами гостями и предложила начать вечер. Алексей включил камеру и, мысленно вздохнув, приготовился слушать.

Первая девушка читала «Я вас люблю…» Пушкина. Читала, в общем, неплохо, довольно прочувствованно, но… Зачем девушке читать мужские стихи? Неужели женских не нашлось? Чем ей хоть Ахматова с Цветаевой не угодили? Алексей не нашёл ответа на свой вопрос.

Девушке зааплодировали. Вторая, словно решив подуспокоить Алексея, читала как раз стихотворение Ахматовой. Но зато (нет в мире совершенства!) читала абсолютно бездарно: с подвываниями и вычурными жестами.

Ей аплодировали не меньше, а может, даже и больше, чем первой.

Стоя за объективом камеры, Алексей понял, что его репортаж будет провальным, если только он не приложит титанические усилия и не сделает из этого г… грандиозного мероприятия конфетку.

Согласно программке, выступающих было тринадцать, и Алексей не знал, радоваться этому (а вдруг всё-таки нарисуется на сцене хоть что-то достойное?) или расстраиваться (надежда на это была слабой, а вытерпеть придётся все выступления до конца). Несчастный журналист встрепенулся, когда услышал стихотворение Есенина в исполнении чуть ли не единственного на этом вечере парня.

Алексею нравились стихи Есенина. Они затрагивали в его душе какую-то струну, заставляя задуматься о собственной жизни.

«Дождик мокрыми метлами чистит

Ивняковый помет по лугам.

Плюйся, ветер, охапками листьев,

Я такой же, как ты, хулиган»…

Но парень читал не это, любимое, стихотворение Алексея, а другое – о любви. В есенинских стихах о любви он вообще ничего не находил, вернее сказать, он их не понимал. По мнению жизнелюбивого журналиста, любовь достойна стихотворного выражения только если она захватывает человека целиком, вспыхивает пламенем в сердце, а у Есенина любовь выглядела какой-то мрачной, болезненной и слишком спокойной. Поэтому звучащие со сцены строки снова разочаровали журналиста.

«Мне бы только смотреть на тебя,

Видеть глаз злато-карий омут,

И чтоб, прошлое не любя,

Ты уйти не смогла к другому»…

Некоторые читали со сцены стихи собственного сочинения, и даже неплохие, но Алексея, пришедшего сюда в поисках мероприятия, которое представляет собой хоть какой-то интерес (если не общественный, то хотя бы культурный), мало трогали эти домашние радости. И, естественно, это обстоятельство не вызывало ни малейшего желания вникать в происходящее.

Ближе к концу, во время одного из последних номеров, у него зазвонил телефон, и он, отчаявшись услышать что-нибудь интересное, оставил камеру и отошёл в дальний угол зала. Звонил отец. Он сообщил, что в субботу у них будут гости и выразил надежду, что сын тоже придёт. Но Алексей представил, как он будет два выходных корпеть над репортажем и с сожалением отказался.

Когда он закончил разговор, очередная девушка уходила со сцены. Получилось, что он даже не слышал, что она читала. «Ладно, – подумал Алексей, – всё равно потом на видео увижу». Общим планом камера продолжала снимать, пока он разговаривал.

Когда выступления закончились, Мария Ивановна предложила всем чаю с пирогами. Девушки – её помощницы – засуетились: стали заваривать чай, расставлять пластиковые тарелки. Гости заговорили хором, знакомые стали выражать своё восхищение выступавшим. Кое-где даже возникли чисто профессиональные споры о литературе.

Алексей водил камерой по залу, выбирая особенно вдохновлённые (и выглядевшие посолиднее) лица, чтобы снять крупным планом. Потом задал несколько вопросов некоторым зрителям о вечере и получил порцию восторгов и восхищений. Он видел, как некоторые девушки бросали на него заинтересованные взгляды, но не заговаривали, видя, что он работает. Зато стоило ему ненадолго выключить камеру, как одна из них тут же подошла с вопросом:

– Вам понравился вечер?

– Да, очень интересно! – Алексей понадеялся, что банальная фраза прозвучала искренне.

– Скажите, Алексей, а для какой передачи вы делаете репортаж?

– Боюсь вас разочаровать, но это всего лишь учебная работа. Вероятнее всего, её увидит только наш курс.

– Вот как… – Девушка явно расстроилась.

– Между прочим, сегодня моя очередь задавать вопросы, – улыбнулся Алексей, включая камеру. – Скажите, пожалуйста, несколько слов о вашем литературном сообществе.

Девушка тут же заволновалась и стала поправлять волосы.

– Ой, ну что вы так сразу… – Голос стал напряжённым, улыбка – ненастоящей, официальной. – Руководителя нашей литературной студии зовут Мария Ивановна. Она прекрасный человек…

И так далее, и тому подобное. Девушка неестественным голосом выдавала сухую информацию. Но за это время вокруг камеры собрались другие участницы. На их лицах мелькал интерес, а некоторые просто мечтали «засветиться» перед камерой. Алексей решил набраться терпения и поговорить со всеми в надежде, что ему расскажут что-нибудь неожиданное.

Его надежды в какой-то мере оправдались. Одна из девушек (она представилась странным именем «Настасья») рассказала, что она учится на фольклорном отделении, а в студию её привело изучение фольклорных мотивов в лирике русских поэтов. С того же отделения оказался и парень, читавший Есенина. Он признался, что это его любимый поэт, и что сам он пишет стихи. Когда парень прочёл несколько своих строк, Алексей заметил в них явное подражание любимому поэту: те же мотивы, похожие образы, любовь к национальной культуре. Кстати, парню очень подходило его имя – Иван.

Все остальные участники были девушки, и, поскольку их было более десятка и говорили они примерно одно и то же, скоро все интервью перемешались у Алексея в голове. Этому способствовало и то (весьма раздражавшее его) обстоятельство, что большинство девушек хотело не столько поговорить о литературе, сколько попасть в объектив камеры. Они прихорашивались, призывно улыбались Алексею и с деланно задумчивым видом произносили красивые слова о литературном творчестве.