– Ольга была с нами чуть ли не с самого начала, а потому могла уже до всего и своим умом дойти.

– Вряд ли, – с сомнением покачала головой Мила. – Ткань надо чувствовать и… любить, а Тесаковой этого не дано. Она всего лишь неплохой исполнитель.

– Но она может найти того, кто ткань чувствует так же, как ты, – не сдавалась Геля.

Мила вскинула на нее растерянные глаза и спросила:

– Ты что-то можешь предложить?

– Ничего! – Гелена безнадежно махнула рукой. – Я просто поставила тебя в известность – только и всего. Будем надеяться, что у Тесаковой ничего не получится.

– Да-а-а… пожа-а-алуй… – протянула Мила и, не без усилия заставив себя выбросить из головы предательницу, тут же начала о другом: – В общем так, Геля: через пару часов я еду к «Холмсу», а пока займусь доработкой панно для кинотеатра. Тебя прошу позвонить в мебельный салон «Уют».

– Что еще за «Уют»? Первый раз слышу.

– Они только что открылись, на проспекте Стачек. У них огромные и абсолютно голые окна.

– Хочешь предложить им шторы? – сразу догадалась Геля.

– Да.

– А если…

– Никаких «если», Гелька! Ты обязана их заинтересовать. В конце концов, можно предложить, что мы «оденем» их окна шторами на продажу. Пусть висят с ценниками в качестве образцов!

– Окна, говоришь, огромные?

– Огромные!

– Тогда мы потерпим колоссальные убытки, если никто эти шторы не купит!!

– Да, но если покупатели все же заинтересуются нашими тканями, то… В общем, не мне тебя учить! Давай-ка лучше работать! Тем более что у меня сегодня вообще очень мало времени…

– Переживаешь? – осторожно спросила Геля.

– Естественно, – тяжело вздохнув, отозвалась Мила.

* * *

Из «Ивы» Мила выехала в четверть двенадцатого. Она похвалили себя за то, что не стала ждать полудня дома. За работой отвлеклась от дум об Олеге, Дарье Александровне Сельвинской и о предательнице Ольге Тесаковой. Даже предстоящее свидание с детективом беспокоило ее уже гораздо меньше, чем с утра. Да и в самом деле, что она потеряет, если обратится к частному сыску? Ничего, кроме денег. Зато приобретет ценную информацию. Возможно, что наличие в жизни Романца Дарьи Александровны объяснится как-нибудь очень тривиально, и она, Мила, наконец перестанет мучиться ревностью и даже наконец выйдет за Олега замуж. При мысли о замужестве с любимым человеком у нее сладко замерло сердце. Даже, возможно, позволит себе ребенка… Хотя… в ее-то годы…

Если бы сыскное агентство находилось в обшарпанном полуподвальном помещении, Мила даже не стала бы в него заходить. Так она решила с самого начала. Даже условившись о встрече, она допускала, что не станет связываться с сыскарями из подвала. Серьезная фирма должна себя уважать и не жалеть денег на приличное помещение. К радости Милы, контора «Шерлок Холмс» находилась на шестом этаже многоэтажного современного офисного центра с вертушкой и секьюрити у входа, с бесшумными скоростными лифтами и красивыми лапчатыми растениями у окон.

– Владимир Юрьевич вас ждет, – приветливо кивнула Миле юная секретарша. Она нажала кнопку связи и, продолжая улыбаться, четко произнесла: – Владимир Юрьевич! К вам Людмила Леонидовна Ивина.

Видимо, получив разрешение ввести в кабинет посетительницу, девушка выпорхнула из-за компьютерного стола легкой стрекозкой и поспешила открыть перед Милой дверь.

Владимир Юрьевич Цебоев, глава частного детективного агентства «Шерлок Холмс», приветствуя Милу, приподнялся над своим столом и широким жестом указал ей на мягкое кресло, обитое черным велюром. Мила почему-то с неудовольствием подумала, что церемоний слишком много. Конечно, ей не хотелось связываться с палеными подвальными сыщиками, но и подобная галантность несколько настораживает. Хотя… если проводить аналогии с настоящим Шерлоком Холмсом… Тот ведь на скрипке играл…

Когда настал момент переходить к тому вопросу, ради которого она, собственно, и пришла в сыскное агентство, Милу опять сковали неловкость и смущение. То, что она намеревалась сделать, меткий на язык русский народ называл копанием в грязном белье… В данном случае копание будет, конечно, не в чужом белье, а в своем собственном, но… все же посторонний человек, пусть и по долгу службы, будет его самым тщательным образом разглядывать и нюхать.

– Вы напрасно смущаетесь, – неожиданно сильным баском произнес Владимир Юрьевич. – Как уже было сказано, мы гарантируем полную конфиденциальность нашего разговора и всех последующих за ним действий.

Мила вскинула на него глаза и наконец рассмотрела. Частный сыщик Цебоев оказался очень… круглым человеком… то есть плавно закругленным со всех сторон… У него было добродушное широкое лицо, откинутые со лба назад волосы неопределенного пегого цвета и покатые пухлые плечи, туго обтянутые светлым пиджаком. Даже кончики толстых бледно-розовых пальцев, в которых он крутил ручку, были сильно скруглены, чем напоминали диетические сосиски. Мила подумала, что это все как-то не годится для сыщика. У Холмса был выразительный череп… Хотя, если вспомнить, к примеру, Эркюля Пуаро… Впрочем, все это к делу никак не относилось…

Кругло-розовый Цебоев спокойно ждал, пока взбудораженная посетительница придет в себя. Конечно же, Мила была далеко не первой из тех, кто нервничал перед ним. Он наверняка давно привык к исходящим от заказчиков флюидам смущения, тревоги и стыда, а потому никак на них не реагировал. Мила почувствовала, как у нее начали разгораться щеки. Одну из них она закрыла нервно подрагивающей ладошкой, тяжко вздохнула и начала излагать собственное дело.

– Насколько я понял, из доказательств у вас только письмо, которое вы нашли в кармане Олега Станиславовича Романца, – сказал Владимир Юрьевич, когда измученная Мила наконец закончила.

Она вздрогнула. Неужели этого мало? Неужели ему хотелось бы, чтобы Мила достала из кармана Олега женские трусики или бюстгальтер?

– Да, у меня только письмо, – сказала она и впервые посмотрела в глаза детектива. Они были светло-голубыми и какими-то отсутствующими. По ним совершенно невозможно было понять, о чем он думает. Но, может быть, у детектива и должны быть именно такие глаза и непроницаемое лицо?

– Вы принесли его с собой? – спросил он.

– Конечно, – невнятно ответила Мила, у которой все еще сводило скулы от стыда. Она суетливо покопалась в сумочке, с трудом отыскала среди кучи ненужных бумажек неприлично смятое письмо и протянула Цебоеву.

Он быстро и, как показалось ей, бесчувственно пробежал его глазами и опять спросил:

– А конверт? Был ли конверт?

Миле пришлось рассказать, куда делся конверт.

– Адрес вы помните?

– Только улицу – Оружейная.

– А что-нибудь о Сельвинской вам самой удалось узнать? – Цебоев продолжал допрашивать Милу совершенно бесстрастно, что ей не нравилось. Ей казалось, что человек должен загораться предложенным ему делом, как всегда горела она, приступая к разработке нового узора или к совершенствованию технологии. Она с трудом сдерживала себя от того, чтобы не вырвать из сосисочных пальцев Владимира Юрьевича письмо и не уйти, выразительно хлопнув дверью.

– Видите ли… мы… с подругой позвонили в телецентр… – И Мила рассказала ему все, что узнала по телефону Геля.

– Имя вашей подруги?

– Геля… Гелена Короленко…

– Фотографию Романца вы принесли?

Миле хотелось предложить ему не придуриваться, потому что всякий знает, как выглядит человек, входящий в пятерку самых модных модельеров Санкт-Петербурга, но она не сказала ничего. В конце концов, ее соседи по подъезду никак не реагируют на Романца. Похоже, им, занятым своими бесконечными личными делами, даже не приходит в голову, что Милин мужчина – тот самый… Еще бы! Разве «тот самый» может жить с ними в одном подъезде! Ну… разве что слегка похожий на Романца… Сам Олег никогда не стремился к тому, чтобы его узнавали. Одевался очень просто и неброско, был со всеми приветлив и улыбчив, но всегда умудрялся уходить от разговоров – по-простому, по-соседски.

Еще раз порывшись в сумке, Мила выложила на стол, как ей казалось, самую лучшую фотографию Олега, где он был снят на фоне гобелена под названием «Ночь», который Мила тоже считала лучшей своей работой.

Цебоев вложил письмо Сельвинской и фотографию Олега в светло-голубую, под цвет собственных глаз, пластиковую папочку с белой кнопкой и надписью на бумажном уголке сбоку: «Дело Ивиной Л.Л.». Припрятав папочку в один из ящиков стола, он сказал:

– Ну что ж! Пока у нас есть все, что нужно для работы. Мы тут же сообщим вам, как только появятся первые сведения. Но если по какой-то причине Олег Романец в течение недели никак не проявит свои симпатии к другим женщинам… не будем обсуждать причины этого… – сразу же предупредил он Милины возражения. – Придется по самому классическому образцу спровоцировать его на контакт с… назовем ее… подругой… да, пока подругой…

– Это как? – растерянно спросила Мила.

– Вы объявите Романцу, что уезжаете из Петербурга на несколько дней. У вас есть возможность уехать?

– Да… конечно…

– Ну вот и славно. Кстати, совершенно необязательно на самом деле уезжать. Можно отсидеться, например, у родственников.

– Нет-нет! Ни в коем случае! – поспешила сказать Мила. – Я не хочу их впутывать в мои личные дела! Но у меня есть подруга, хорошая… давняя… проверенная…

– Вот подруг я вам не посоветовал бы…

– Это потому, что вы не знаете мою подругу!

– Зато я хорошо знаю людей вообще, Людмила Леонидовна, – улыбнувшись лишь уголками губ, сказал сыщик и долгим взглядом посмотрел ей в глаза. Мила почему-то смутилась и как-то чересчур жалко промямлила:

– Сколько я вам должна?

– Снежана, моя секретарша, скажет вам, сколько стоит час моего времени, времени наших агентов, и объяснит, на какие расходы вам придется пойти в ближайшем же будущем.

Владимир Юрьевич встал из-за стола, церемонно склонил голову в легком поклоне и строго, как директор школы, прощающийся с родителями проштрафившегося ученика, произнес своим сильным, хорошо поставленным голосом:

– Всего хорошего, Людмила Леонидовна. Мы будем держать вас в курсе расследования.

Людмила Леонидовна еще более жалко кивнула и постаралась как можно скорее покинуть этот весьма негостеприимный кабинет. При этом она чувствовала на своем затылке пристальный взгляд сыщика вплоть до того момента, пока за ней не закрылась дверь его кабинета.

В общем, Миле все не понравилось. Встреча с детективом произошла не в том ключе. Ей казалось, что Цебоев должен был бы гораздо живее и заинтересованнее откликнуться на ее беду. В конце концов, она же будет платить ему деньги, и немалые. Вот если взять, к примеру, врачей из частных клиник! Они за деньги чуть ли не из своих халатов выпрыгивают, чтобы произвести хорошее впечатление. После этого им даже прощаешь, что лечат не слишком хорошо. Душевность – она многое искупает. А Цебоев стильную Снежану себе завел… Нет чтобы какую-нибудь уютную Мариванну… или, на худой конец, миссис Хадсон…

* * *

После посещения сыскного агентства Мила чувствовала себя не в своей тарелке. Ей казалось, что она только что совершила тягчайшее преступление. Она предала Олега, который ей доверяет. Как теперь смотреть ему в глаза? Как отвечать на его поцелуи? Хотя… он ведь совершенно спокойно смотрит в глаза ей, хотя занимается любовью еще и с какой-то Дарьей Александровной Сельвинской! Возможно, что и не с ней одной!

Как Мила ни уговаривала себя, что все сделала правильно, выдержать взгляды Олега в этот вечер так и не смогла. Сославшись на головную боль, она легла в постель виноватым лицом к стенке. Олег какое-то время еще послонялся туда-сюда по квартире и завалился к Миле под бочок, зарывшись лицом ей в волосы. Она не шевельнулась. Романец заснул первым, жарко дыша ей в шею. Может быть, у него все же чистая совесть? Если частный сыщик, Цебоев Владимир Юрьевич, это докажет, счастливее Милы не будет никого на свете. А Олег… Олег никогда не узнает, что она на полном серьезе подвергала его искренность сомнению. А говоря иначе – предала.

* * *

В конце следующей недели, когда Мила уже начала радоваться тому, что Олег «никак не проявил своей симпатии к другой женщине», ей позвонил Цебоев и предложил встретиться. Мила согласилась и остаток времени до встречи с сыщиком провела в таком нервном напряжении, что у нее начали непроизвольно съезжать набок губы.

Вместо того чтобы сразу выложить Миле то, что выяснил, Владимир Юрьевич долго копался в ящиках стола, перекладывая туда-сюда какие-то бумаги, и даже поменял местами настольный календарь с пачкой ядовито-желтой бумаги для заметок.

– По-моему, вы тянете время, – дрожащим голосом заметила ему Мила. – Неужели то, что вы узнали, настолько ужасно?

– Нет, собственно, не ужасно… – ответил он и сложил ровной стопочкой журналы, которые до этого валялись на краю его просторного стола в полном беспорядке. – Просто Оружейной улицы в Петербурге нет.

– Как это нет?! – возмутилась Мила. – Я же видела адрес на конверте: Санкт-Петербург, улица Оружейная…

– В Петербурге есть улица Оружейника Федорова…

– Нет-нет! При чем тут какой-то Федоров? – возмущенно перебила его Мила. – Уж Федорова я запомнила бы…

– И, тем не менее, просто Оружейной улицы у нас нет. Можете сами посмотреть по карте города. – Владимир Юрьевич придвинул к ней толстый справочник.

Мила с ужасом взглянула на уже изрядно потрепанную книгу, отрицательно покачала головой и промямлила:

– То есть вы ничего не узнали…

– Нет… почему же… Вот посмотрите… – Цебоев достал из выдвижного ящика стола ту самую голубую папочку с надписью «Дело Ивиной Л.Л.» и извлек из нее пачку фотографий, которую протянул Миле. Она неохотно взяла ее в руки.

– Вы посмотрите, посмотрите, – вынужден был еще раз предложить ей сыщик, потому что Мила никак не могла заставить себя взглянуть на фотографии. Она очередной раз тяжело вздохнула и все-таки принялась перебирать яркие снимки:

Олег входит в подъезд дома.

Крупная кирпичная кладка, на которой табличка с надписью: «ул. Разъезжая 17». Не Оружейная…

Олег выходит из подъезда с миловидной женщиной лет тридцати.

Олег обнимает эту женщину и тянется губами к ее щеке.

Женщина обнимает Олега.

Они вместе садятся в его машину.

Олег с мальчиком-подростком стреляют в тире.

Олег с этим же мальчиком в кафе.

Олег, мальчик и все та же миловидная женщина лет тридцати идут по улице и улыбаются.

– Кто это? – прошептала Мила, ткнув пальцем в миловидную женщину.

– Это Кострикова Зоя Сергеевна, – охотно отозвался детектив, любовно оглядывая снимки.

– Зоя Сергеевна… – зачем-то повторила за ним Мила. – А где же Сельвинская Дарья Александровна?

– Дарья Александровна Сельвинская не зарегистрирована среди жителей Санкт-Петербурга.

– Как не зарегистрирована? – окончательно испугалась Мила. Неужели конверт и письмо ей примерещились на почве ужасающей ревности? Нет… этого не может быть… Гелька ведь тоже видела письмо… Она и газету с адресом конторы «Шерлок Холмс» подсунула…

– Не зарегистрирована, и все, – твердо ответил Цебоев. – Может быть, она живет без прописки? Снимает квартиру на птичьих правах?

– Я… я не знаю… А эта… Зоя… она кто? Любовница… – Мила с большим трудом произнесла это слово при постороннем, хотя уже сто раз проговаривала его мысленно. Сыщик сделал вид, что не заметил ее сорвавшегося голоса, и с удовольствием объяснил:

– Зоя Сергеевна Кострикова – бывшая жена Олега Станиславовича Романца. Разве он не сообщил вам, что был женат?

– Сообщил, но… В общем, он говорил, что женитьба была ошибкой юности, что они с бывшей женой не общаются…

– Как видите, общаются!

– А этот мальчик… он… – Мила не смогла закончить вопрос, но Владимир Юрьевич мгновенно пришел ей на помощь:

– А мальчик по имени Ваня приходится сыном Зое Сергеевне и Олегу Станиславовичу.

– Не может быть… – с трудом проговорила непослушными губами Мила.

– Похоже, что о сыне Романца вы слышите первый раз? – с легкой усмешкой спросил Цебоев, и Мила поняла, что беспристрастие гораздо больше шло его круглому лицу. Ей пришлось нехотя согласиться:

– Да… первый…

– И вас это сообщение не радует?

– Представьте, нет! – довольно зло ответила она.

– Но, к сожалению, это все сведения, которыми мы пока располагаем. – Владимир Юрьевич вытащил из напряженных пальцев Милы пачку фотографий и аккуратно вложил ее все в ту же голубую папочку с белой кнопкой.