Мила опять резко вскочила с дивана и бросилась на кухню.

– Его нет!!! – крикнула она оттуда.

Геля вынуждена была отправиться к подруге.

– Вот гляди… – Мила потрясла стопкой рекламных листовок, которые держала в руках. – …Журналы с рекламой так и лежат кучей, а конверта – нет! Быстренько Олежек прибрал обрывки!

Подруги молча посмотрели друг на друга. Геля некоторое время в задумчивости кусала губы и наконец изрекла:

– Предлагаю тебе сходить в какое-нибудь частное сыскное агентство!

– Зачем? – изумилась Мила.

– Ну… пусть они узнают, кто такая эта Сельвинская и какие отношения связывают ее с Романцом!

– И так ясно, какие…

– Не скажи! Если Олег влюблен в эту Дарью, то совершенно непонятно, почему он еще и с тобой спит? Что ему от тебя надо? Разве ты богатая наследница какого-нибудь олигарха?

– Нет… но «Ива»…

– Конечно, твои ткани несколько раз брали призы, но ты же не имеешь такой известности, как Олег! Разве к тебе записываются в очередь?

– Нет…

– Текучка кадров нас с тобой замучила?

– Замучила.

– Бывает, что девкам платить нечем?

– Бывает…

– Так на что ему, преуспевающему модельеру, головная боль от нашей «Ивы»? Он только пальчиком пошевельнет – и у него готов наряд королевы, за который все питерские богатенькие прошмандовки готовы друг другу горло перегрызть! А чтобы продать твои изделия, еще побегать надо со взмыленной шеей! Согласна?

– Согласна…

– Еще бы не согласиться! Ты Романцу жена?

– Не жена…

– Общих детей, о которых я не знаю, у вас нет?

– Нет…

– Почему он тогда тебя не бросает, да еще и врет в глаза, будто любит? Он ведь тебе врет?

– Ну-у-у… до сих пор мне казалось, что он говорит правду…

– Ничего подобного! Мне ли не знать, что ты его всегда подозревала в связях с другими женщинами и постоянно мучилась ревностью! Как только вы познакомились, ты сразу принялась его ревновать! Разве не так?!

– Можно подумать, что ты не ревновала бы такого мужчину, как Олег! – буркнула Мила, щелкнула кнопкой электрического чайника и спросила подругу: – Чаю выпьешь?

– Чаю я, конечно, могу выпить, – ответила та, усаживаясь на крутящуюся табуретку поближе к столу, – но дела это не поправит! Я рада, что ты не валяешься в обмороке и вполне способна к решительным действиям.

– Это ты о частном сыске? – спросила Мила, доставая из холодильника коробку с фирменными санкт-петербургскими мини-пирожными.

– О нем самом, – ответила Геля, сильно вытянув шею, чтобы сквозь прозрачное пластиковое окошечко в крышке ей было виднее, сколько в коробке осталось маленьких пирожных. Их было достаточно, и Геля удовлетворенно кивнула.

Мила сняла с коробки крышку с окошечком, выложила на блюдечко две крохотных корзиночки, столько же эклерчиков, три буше и подвинула все это богатство подруге. Геля довольно улыбнулась, сразу запихнула в рот корзиночку с розочками из старого доброго масляного крема и с набитым ртом спросила:

– Так што ты думаешь о шастном сыске?

– Я не знаю ни одного агентства, – отозвалась Мила, которой вовсе не хотелось об этом думать. Одно только сочетание «частный сыск» вызывало в ее мозгу ассоциации со старинным английским детективом.

Геля сделала хороший глоток чая и радостно сообщила:

– Зато я знаю!

– Откуда?

– Не поверишь, Милка, но сегодня… – Она покопалась в собственной сумке и вытащила обрывок рекламной газеты. – …я искала объявление о персах…

– О персах?

– Ну… о продаже персидских котят… Ты же знаешь, Танюшка давно клянчит… Я ей сдуру пообещала подарить на двенадцатилетие, а она, вот ужас, не забыла… Придется держать обещание. Вот видишь, я даже обвела фломастером: «Котята, голубые персы…» А рядом… Гляди: «Агентство „Шерлок Холмс“»! Название, конечно, не фонтан, без фантазии… зато они обещают именно то, что нам надо: «Частный сыск. Умеренные цены. Полная конфиденциальность гарантируется».

– Гель! Ну что я скажу этому Холмсу? – Мила так шваркнула чашкой о блюдечко, что от того откололся аккуратный маленький серпик и отлетел в сторону раковины. Подруги проследили за его полетом, а потом Геля ответила:

– Скажешь, что хочешь выяснить, почему тебе изменяет известный питерский модельер Олег Романец, вместо того, чтобы взять да и бросить.

– Знаешь, Геля, что-то мне не хочется рассказывать на каждом углу, что Олег мне изменяет.

– А ты и не на каждом! Ты скажешь это только в агентстве, которое гарантирует конфиденциальность, причем, заметь, за деньги! Рассказать сыщику о неверности собственного возлюбленного, это, если хочешь знать, все равно, что раздеться перед врачом!

– Ты не понимаешь, Геля… Если бы Олег был простым мужчиной, которого никто не знает… Ты только представь, какими глазами посмотрит на меня этот Шерлок Холмс, когда я скажу, что живу с Романцом…

– Если он традиционной ориентации, то, уверяю тебя, ему на это наплевать.

– Нет, я не про то… Он, глядя на меня, почти никому не известную женщину, наверняка скажет: «А что же вы хотите, гражданочка? Кто ваш Романец и кто вы! Я о вас, например, даже и не слышал!»

– Согласна, что он вполне может так подумать. Думать никому не возбраняется. Но ничего такого он тебе не скажет, потому что не участковый милиционер, а частный сыщик! Ему плевать, кто с кем живет, лишь бы почаще изменяли друг другу, чтобы у него работенка не переводилась!

– Гель! А если у меня денег не хватит? – начала сдаваться Мила.

– Ну… что-нибудь придумаем… Найдем, короче говоря… Или мы с тобой не частные предпринимательницы!

Мила чуть раздвинула в улыбке губы и положила подруге на блюдечко еще пару маленьких эклерчиков.

* * *

Олег по-прежнему вел себя так, будто бы любил одну лишь Милу и не имел в загашнике еще и весьма моложавую Сельвинскую Дарью Александровну. Миле очень хотелось бросить ему в лицо, что ей кое-что известно про эту Дарью и очень скоро станет известно еще больше. Она сдерживалась с большим трудом. Конечно, бывали счастливые минуты, когда она вообще не вспоминала о сопернице, поскольку, изнемогая от любви, таяла и плавилась в объятиях знаменитого питерского закройщика дамского платья. Но как только тело Милы восстанавливало свое агрегатное состояние, ее душу опять начинала язвить ревность.

Встреча с частным сыщиком агентства «Шерлок Холмс» была назначена на полдень пятницы. Уже с утра этой самой пятницы Миле было так не по себе, что она умудрилась сжечь в микроволновке любимые Олеговы закрытые бутерброды, поскольку задала не тот режим. Совершенно не огорчившийся этим Романец съел на завтрак классические холодные бутерброды с сыром и даже без масла, чмокнул Милу в щеку и уехал в свое ателье. Покладистость Олега опять показалась ей подозрительной. Любой другой мужчина хотя бы презрительно покрутил носом от запаха горелого хлеба. А этот что? Можно подумать, будто ему не противно, что вся одежда пропиталась гарью, как на пожаре! Гелька права: очень странно, что Романец готов терпеть даже Милину горелую еду, несмотря на то, что у него есть еще одна женщина. Уж та ни за что не допустила бы такой утренней оплошности, потому что наверняка мечтает, чтобы Олег завтракал именно с ней на одной кухне. В чем же дело? Зачем Романцу в придачу к Людмиле Леонидовне Ивиной еще и Сельвинская Дарья Александровна?

Стоп!! Хватит думать о Сельвинской! Так можно сойти с ума и не дотянуть до встречи с «Шерлоком Холмсом»!

Мила не хотела в пятницу ехать на фирму, но теперь понимала, что стоит сделать именно это. Ей непременно надо отвлечься от тяжких дум. Где же это еще можно сделать, как не в «Иве»?

…В общей сложности на создание своего бизнеса у Милы ушло около десяти лет. Сейчас ей было уже очень хорошо за тридцать, но она не только никогда не была замужем, но почти не имела опыта общения с мужчинами. Все ее силы, физические и душевные, занимало любимое Дело. Да-да, если уж говорить о нем, то только так – с большой буквы.

Все началось еще в институте, где Мила училась на факультете декоративно-прикладного искусства, специализируясь на технологии производства текстильных изделий. Однажды один из преподавателей привез из поездки по Марокко удивительной красоты декоративную ткань. Ее нити были переплетены так необычно и странно, создавали такой нестандартный, слегка мерцающий узор, что студентка предпоследнего курса Людмила Ивина перестала спокойно спать. Она поставила себе цель – разгадать секрет изготовления ткани марокканских мастеров. Вместо того, чтобы гулять по городу прозрачными белыми ночами и целоваться с молодыми людьми в их призрачном мареве, она просиживала над подаренным ей кусочком ткани, разбирая его по отдельным ниточкам и пытаясь записать алгоритм их переплетения.

Когда недолгое питерское лето сменилось гнилой промозглой осенью, Людмила Ивина, студентка последнего курса института, смогла наконец воспроизвести ткань, ничуть не уступающую по красоте марокканской. Тема дипломной работы была предрешена: «Технология изготовления ткани по образцам марокканского текстиля». Понятно, что диплом был признан лучшим на курсе, а Миле предложили аспирантуру и работу на кафедре. Она отказалась. Учиться – чему? У кого? Тщательное изучение ткани из Марокко и ее повторение обогатило выпускницу факультета декоративно-прикладного искусства таким бесценным опытом, какого не имели даже многие ее институтские преподы. Мила уже не просто знала, как делаются ткани. Она их чувствовала. Она приходила в необыкновенное, ни с чем не сравнимое возбуждение, когда покупала шерстяную или синтетическую пряжу для своих работ. Ей не нужны были поцелуи и ласки мужчин. Она входила почти в чувственный экстаз, когда ощупывала руками шершавые нити и представляла, как на самом примитивном учебном оборудовании они сплетутся в замысловатый узор, рождая прекрасное полотно.

Миле хотелось изобретать и творить новые ткани самостоятельно, без ограничения сроков, одобрения или неодобрения преподавателей. Но в 1990 году, когда она окончила институт, свободные художники все еще считались тунеядцами и гниющими язвами на теле социалистического общества. Очень скоро девушка поняла, что у нее элементарно нет денег на покупку даже самой дешевой синтетической пряжи. Кроме того, родители довольно навязчиво повторяли ей навязшую в зубах фразу, что жить в обществе и быть свободным от него нельзя. Ее авторскими разработками они восхититься не могли, поскольку ничего не понимали в текстиле. Отец настойчиво советовал Миле выбросить из головы андеграундную дурь и поступить наконец работать на какую-нибудь ткацкую фабрику сменным мастером. Она устроилась оператором котельных установок. Ее работа – два через два – заключалась в том, чтобы каждый час снимать показания приборов, записывать их в специальный журнал и быть готовой вызвать работников аварийной службы «если вдруг что». В свободное от записывания показаний время и в сдвоенные выходные Мила занималась любимым делом. В котельной она напряженно мыслила, чертила схемы и чуть ли не выводила формулы особого переплетения нитей. Дома на допотопном станочке, который она, еще будучи студенткой, с двумя (и единственными) парнями их курса, Мишкой Тропининым и Аликом Завальнюком, соорудила из подручных материалов в собственной комнате, Мила претворяла задуманное в жизнь, пользуясь самой захудалой, плохо прокрашенной пряжей и пытаясь представить, как все это будет выглядеть, когда она сможет купить настоящую яркую шерсть или шелк.

Когда грянула перестройка, Миле повезло. В самый разгар перестроечных мероприятий, скооперировавшись с теми самыми двумя бывшими однокурсниками, с которыми сделала незамысловатый ткацкий станок, Миле удалось почти за бесценок, да еще и в долгосрочный кредит, приобрести оборудование на одной из вмиг разорившихся ткацких фабрик. На паях, с теми же Мишкой и Аликом, Мила сняла заброшенное подвальное помещение в здании местного ЖЭКа. На неуклюжем, здорово проржавевшем агрегате она принялась доводить собственные «котельные» разработки до конкурентоспособного состояния.

Работа продвигалась медленно. Не было качественного сырья и красителей. Новая ткань, изобретенная Милой, разваливалась или сразу, на выходе из станка, или после стирки. Сначала от группки предпринимателей новой формации откололся Мишка. Он ударился в челночные поездки по зарубежью и в конце концов построил собственный торговый бизнес, ничем не связанный с полученным в институте образованием. В один присест он переманил к себе проверенного временем друга Завальнюка. Ребята довольно долго уговаривали и Милу бросить идиотские тряпки-нитки и присоединиться к выгодному, плодоносящему делу, но она отказалась. Тогда друзья-предприниматели выкупили подвал с оборудованием, широким жестом подарили его подруге суровой юности и с головой окунулись в бушующий океан торговли.

Мила осталась одна, ничуть не огорчившись этим. Мишка с Аликом ее вечно торопили и дергали, потому что жаждали успеха и процветания быстро и сразу. И их можно было понять. Мишка уже был женат, и его растущая семья требовала денег. Алику самому хотелось красиво одеваться, вкусно есть и ездить на престижной иномарке. Миле не надо было ничего. Она все еще работала в той самой котельной, что позволяло ей худо-бедно содержать себя и продолжать заниматься тем, что составляло смысл ее жизни.

В один из законных отпусков у Милы вдруг все получилось. Ткань, над которой она работала с момента окончания института, не развалилась даже после того, как она постирала ее образец руками с самым дешевым хозяйственным мылом, а потом еще и в стиральной машине с порошком. Окрыленная успехом, она позвонила Мишке. Тот обещал помочь с качественной пряжей.

С декоративными панно, изготовленными из особого вида гобеленовых тканей со сказочным переплетением нитей, Мила начала выставляться в художественных салонах, возникших тогда в Питере в бесчисленном множестве, а потом и на выставках. Ее панно охотно покупали и даже делали заказы. Все тот же Мишка, вернее, уже Михаил Петрович Тропинин, известный питерский бизнесмен, заказал ей гобеленовый триптих для оформления собственного кабинета и два больших панно: один для городской квартиры, другой – для дачи. Алик Завальнюк успехами Милы вскоре совсем перестал интересоваться, поскольку откололся от Тропинина, занявшись каким-то своим делом, и затерялся в многомиллионном мегаполисе среди предпринимателей средней руки.

Людмила Леонидовна Ивина продолжала работать над совершенствованием своих панно, и очень скоро стену небольшого художественного салончика, который она организовала не без бескорыстной помощи Тропинина, уже украшали несколько дипломов престижных выставок изделий из декоративного текстиля. Мила уже как раз начала маяться от того, что жизнь становилась несколько однообразной и малоинтересной, когда к ней в салон забрела ярко и модно одетая молодая женщина. Внимательно ознакомившись с выставленными на продажу и на обозрение работами, она подошла к Миле и спросила:

– Вы у кого-то покупаете то, что выставляете, или изготавливаете сами?

– Конечно, сама, – не без гордости ответила Мила.

– Тогда, может быть, вы сможете сделать в этой технике шаль?

– Шаль?

– Ну да… Большой платок. Хотелось бы с длинными кистями.

– А кисти хорошо бы разной длины… – мгновенно включившись, начала изобретать Мила.

Тут уже пришла пора удивляться заказчице:

– Разной длины?

– Ну да… смотрите… – Мила на первой же попавшейся бумажонке изобразила шаль с разновеликими кистями. – Но потом все кисти окажутся одной длины, потому что к коротким можно… – Задумавшись, она замолчала.

– И что же можно сделать с короткими кистями? – подстегнула ее вопросом посетительница.

– А к коротким кистям… – владелица художественного салона улыбнулась и сказала: – Вы даже не представляете, как меня зажгли! Позвольте сделать то, что пришло в голову! Если вам не понравится, то я сделаю другую шаль, какую попросите… и… бесплатно… Идет?

Женщина не могла не согласиться, как потом не смогла отказаться от того, что сотворила Мила. Шаль оказалась черной с голубыми нитями и – сказочно прекрасной. На ней сплетались в удивительно гармоничный узор стилизованные цветы, листья и стрекозы. Кисти Мила сделала, как и задумывала, разной длины. К коротким привязала изготовленные по собственной технологии тканые цветы с длинными тонкими тычинками.

– Потрясающе… – выдохнула восхищенная заказчица. – Я даже не ожидала, что так получится… Вот уж эксклюзив – так эксклюзив!

– Я и сама не ожидала! – подхватила Мила. – И очень рада, что вам понравилось!

– И сколько же эта красота стоит?

– Нисколько. Я вам эту шаль дарю.

– Но почему?!! Это же… нерационально!!

– Еще как рационально! – рассмеялась Мила. – Вы подсказали мне новое направление деятельности, за что я вам бесконечно благодарна.

– Вы теперь будете делать шали? – несколько ревниво спросила женщина.

– О! Не беспокойтесь! Ваша шаль останется эксклюзивной. Мне неинтересно повторяться.

Женщина, которая подсказала Миле новое направление в ее работе, вскоре стала лучшей подругой, а потом ее помощницей и правой рукой. Стройная и красивая блондинка Гелена Короленко стала и моделью, на которую Мила сшила первое вечернее платье, изготовленное все из той же изобретенной ею ткани, только несколько модернизированной: облегченной и менее выпуклой.

После оглушительного успеха на Fashion-Week Saint Petersburg, где модели вечерних платьев, юбок и шалей из авторской ткани «Ива» были встречены бурными аплодисментами, на Милу посыпались заказы не только из России, но и из-за рубежа. Подруги вынуждены были набрать несколько сотрудниц для помощи в создании ткани. Геля Короленко, экономист по образованию, освободила Милу от решения финансовых вопросов, и глава салона авторской ткани «Ива» полностью погрузилась в творчество и организаторскую деятельность.

Но поток заказов, который, как казалось, положил начало процветанию фирмы Людмилы Ивиной, как-то быстро иссяк. Авторские ткани были дорогими и очень уж нестандартными. Их покупали не очень бойко. Мила решила «отшлифовать» способности своих работниц, чтобы по возможности сократить сроки производства ткани, что удешевляло ее. Несколько «отшлифованных» сотрудниц тут же дали тягу, чтобы начать разрабатывать эту золотую жилу самостоятельно. Мила огорчилась, что потратила на неблагодарных девчонок уйму драгоценного времени, но не более того. Она уже давно крутилась в бизнесе и очень хорошо знала, что такое утечка информации, а потому никому не раскрывала секрет своей технологии до конца. Сбежавшие работницы «Ивы» могли создать ткань, подобную Милиной, но она у них непременно развалится после первой же стирки, но, скорее всего, сразу на выходе со станка. Все это Мила уже проходила и потому не боялась плагиата. Если даже предположить, что кто-то самостоятельно додумается до того, до чего когда-то додумалась она, все равно ее ткани останутся ее тканями. Плагиаторы будут стремиться заработать деньги, а Мила всегда вкладывала в свою работу душу. Ее собственные ткани и наработки плагиаторов будут существенно отличаться друг от друга и, без сомнения, в Милину пользу.