Глядя на их неровный дезориентированный полёт, и слыша так и не прекратившийся, но ставший более возмущённым ор, он, стоя посередине тротуара, расхохотался во весь голос. Его смех разносился во все стороны, порядочно напрягая редких прохожих. Зато на душе становилось намного легче, теплее и спокойнее. Остаток пути он проделал в уже более приподнятом настроении.

Улыбка, всю дорогу сопровождавшая его, в конце концов, расползлась по всей физиономии. На торце дома, на асфальте, где благодаря усердиям дорожников всегда образовывалась большая лужа, гуляла мама с ребёнком. Вернее, из них двоих, гулял только ребёнок. И не просто гулял, а веселился вовсю. Карапуз залез в самую середину водоёма, где вода доходила ему примерно до середины колена, и радостно прыгал, разбрасывая вокруг себя миллионы брызг. Для него в целом мире не существовало ничего лучше вот этой самой обыкновенной лужи. Только дети, ещё не отягощённые проблемами, умеют так беззаботно веселиться.

А вот с мамой дело обстояло намного хуже. Одетая в светлый брючный костюм, боясь подойти ближе, она бегала вокруг, и взывала к благоразумию отпрыска. И как бы комично не выглядела ситуация со стороны, Алексей просто не мог не подойти, и не предложить свою помощь.

– Извините за назойливость, но может, я могу чем-то помочь? – Обратился он к незнакомке, когда та остановилась, безвольно опустив руки.

– Нет. – Бросив на него мимолётный взгляд, женщина устало вздохнула. – Если его сейчас оттуда насильно достать, то успокаивать придётся до самой ночи. Всё равно весь промок, пусть уж довольным останется. Я и зову-то его только так, для вида, чтобы прохожие плохой матерью не посчитали.

Она извиняюще улыбнулась, и продолжила своё бесполезное, и, в сущности, никому не нужное занятие. Алексею ничего не оставалось, как покинуть забавную парочку.

Дверь он открывал, находясь в благодушном настроении, заметно отличавшемся от совсем недавнего упадка. Благодаря собственной силе воли, он настроился не реагировать ни на какие проблемы, и ни в коем случае не сбиваться с позитивной волны. Едва только он успел включить в коридоре свет, как его чуть не сбила с ног маленькая живая торпеда.

– Папка пришёл! – Вопила дочь, пока он наклонялся, чтобы подхватить её на руки.

Она пахла леденцами, беспрестанно вертелась, и щекотала ему лицо задорными короткими хвостиками.

– Привет, солнышко моё. – Прошептал он в розовое ушко, нежно прижимая дочь к груди.

Малышка в ответ весело расхохоталась, и заёрзала ещё сильнее. Прижавшись друг к другу, они вошли на кухню, влекомые звяканьем посуды и ароматными запахами.

– Всем привет. Как дела? Скучали?

Жена и сын сидели за накрытым к ужину столом, и ждали толь их.

– Нормально. – Сердито буркнул Гришка, и сварганив бутерброд, с планшетом подмышкой, направился в свою комнату.

Татьяна проводила сына укоризненным взглядом, но не оговорила. Алексей, несмотря на то, что пообещал себе держаться до последнего, недовольно нахмурился.

– Лёш, давай я тебе картошечки с котлеткой положу. – Женщина постаралась сгладить возникшую неловкость, переведя разговор в другое русло.

– Жареной? – Алексей плотоядно облизнулся.

– Нет, мятой. – Поникла она.

– Ну почему опять мятой?

– Извини, но ты же знаешь, дети не любят жареную картошку. – Голос её дрожал, и казалось что она вот – вот заплачет.

Алексей смотрел на поникшую голову, на нелепый хвостик, небрежно собранный на макушке, но как ни старался, ни капли жалости выдавить из себя не мог. Единственное, что он чувствовал, это как его хорошее настроение улетучивается буквально на глазах. К женщине, сидевшей напротив него, он испытывал только презрение. Презрение за её никчёмность, глупость, и совершенную неприспособленность.

– Могла бы и любимому мужу пару картох пожарить. – Съязвил он, не сумев сдержать раздражение.

Поникшая голова опустилась ещё ниже.

– Извини, я просто не успела. – Прошептала женщина, и сразу же встрепенулась. – Но если ты подождёшь пол часика, я всё сделаю.

– И чем же ты так занята была? – Раздражение хоть и затихло, но никак не хотело оставлять его.

– К маме ездила.

– А-а-а-а. – Протянул он.

Всё сразу же встало на свои места. Тёща с первого же дня невзлюбила новоявленного зятя, соблазнившего её девочку. Десять лет законного брака ни на йоту не поколебали её мнения. Ну и, конечно же, в гости к ним она не пришла ни разу, даже на новоселье. Из-за этого жене приходилось наведываться к маме самой, и не реже, чем раз в неделю. Если она пропускала день икс, то сразу же становилась неблагодарной дочерью, которую зря воспитывали.

– Ну, и как там наша драгоценная Елена Егоровна поживает? – Не удержался он.

В его голосе сквозило столько иронии, что не услышать её было невозможно.

– Плохо. – Воспрянувшая голова поникла вновь. – У мамы сильно спина болит, а мази уже не помогают.

– И? – Алексей уже заподозрил неладное, поэтому задавать вопрос напрямую просто испугался.

– Ей надо срочно покупать новую кровать со специальным матрасом, а денег нет.

Нехорошая мысль тихой поступью закралась к Алексею в голову. Ему очень хотелось, чтобы он ошибался, но опущенный взгляд жены подсказывал, что не всё так просто.

– И ты, конечно же, обещала помочь? – Тихо, с затаённой надеждой, что это совсем не так, переспросил он.

Не поднимая головы, Татьяна коротко кивнула. Сквозь плотно сжатые зубы у Алексея невольно вырвался страдальческий стон.

– Сколько?

– Семьдесят.

– Сколько?

– Двадцать у неё есть. Не хватает всего полтинника. – Быстро затарахтела жена, пока благоверный вновь не обрёл дара речи. – И просит она не насовсем, а всего лишь взаймы. Она вернёт. Ну ты же знаешь, какая сейчас маленькая пенсия.

– Знаю. – Лицо Алексея вытянулось, и замерло в неподвижности. Сейчас он больше походил на каменного истукана, чем на живого человека. – А вернёт она нам их вместе с той сотней, что уже задолжала?

– Она вернёт. – Словно заведённая талдычила женщина.

– То есть, ты, я, наши дети, должны месяц ничего не есть, лишь бы старой грымзе хорошо спалось? А совесть её мучить не будет?

– Она правда вернёт. – Теперь жена смотрела прямо на него припухшими слезящимися глазами.

– Папа, а кто такая грымза? Это как баба-яга, или хуже? – Раздался тоненький голосок откуда-то из-под локтя Алексея.

От неожиданности он вздрогнул. В пылу ссоры он совсем забыл, что Дарья сидит рядом с ними. Бросаться такими словами при дочери он считал верхом бестактности. Из-за собственной глупости теперь нужно было как-то выкручиваться.

– Солнышко моё, папа просто устал на работе, и несёт глупости.

Карие глазки с недетской серьёзностью смотрели на него. В них было столько доверчивости, что Алексею становилось дурно от собственного неразумия.

– Такого слова вообще не существует. И уж, тем более, оно никак не относится к твоей бабушке.

Даже если дочь что-то и заподозрила, тем не менее, она кивнула, соглашаясь с отцом.

– Я пойду спать. – Пробурчал он. – Действительно, сил нет ни на что.

Он отодвинул от себя так и не тронутую тарелку с едой, и не глядя на жалобное выражение лица Татьяны, вышел из кухни. Настроение было испорчено окончательно.

Он развалился в одиночестве на большой супружеской кровати, и закинув руки за голову, попытался собраться с мыслями. Жизнь неумолимо катилась под откос, и каждый наступающий день непременно оказывался хуже предыдущего. Мало ему было неприятностей на работе, и семейных неурядиц, теперь ещё и тёща, чёрт бы её побрал, баламутит воду. Деньги ей, видите ли, понадобились. И что самое обидное, придётся эти деньги где-то отыскивать, иначе драгоценная маменька совсем задёргает собственную дочь. Да и надоело уже ему скандалить со всеми подряд. Безумно хотелось, чтобы хоть кто-нибудь понимал тебя, твои мысли, чувства, желания. Ну а если такого человека не существует, то уйти куда-нибудь в глухой лес, и доживать свои дни в старой разваливающейся избушке, в полном одиночестве.

За наглухо задёрнутыми плотными шторами начинало смеркаться. В комнате становилось всё темнее, и плохо освещённое пространство волшебным образом привносило в душу малую толику успокоения. Предметы теряли чёткость очертаний, становились расплывчатыми и неясными. Мысли, метавшиеся по черепной коробке как очумевшие тараканы, тоже приобретали расплывчатость и незаконченность. Они становились менее тревожными, до поры, до времени, затаиваясь глубоко внутри.

Спал он плохо. Назвать сном ленивую полудрёму, периодически накатывавшую на него, никак не получалось. Он прекрасно слышал, как Татьяна укладывала детей в соседней комнате, как потом на долгое время пропала в ванной, и как она тихо, как мышка, устраивалась на свободной половине двуспальной кровати, боясь потревожить его сон. Но как она не старалась, в этот момент он почти проснулся. Его первым желанием было – обнять её, и крепко прижавшись, забыть про все неурядицы. Но приоткрыв глаза, он увидел лишь клок волос, высовывающийся из-под одеяла. Жена, обидевшись на него за непонимание, легла как можно дальше, устроившись на самом краешке кровати. Считая себя правым, и не желая первым идти на мировую, Алексей вновь сомкнул веки. Вместо Тани его обняла сладкая полудрёма, затягивающая всё глубже в сон.