Цитаты из книги «У войны не женское лицо»

Потому что во мне самой было много любви, много радости. Я так понимала жизнь, я только так хотела жить после войны. Бог не создал человека для того, чтобы он стрелял, он создал его для любви

догадка о еле уловимой красоте человеческого страдания. Тогда я пугаюсь самой себя…Путь только один — полюбить человека. Понять его любовью.

и маленьких), но война как была, может быть, одной из главных человеческих тайн, так ею и осталась. Ничего не изменилось. Я пытаюсь большую историю уменьшить до человека, чтобы что-то понять. Обрести слова. Но на этой, казалось бы, уже небольшой и удобной для обзора территории — пространстве одной человеческой души — все еще непонятнее, менее предсказуемо, чем в истории. Потому что передо мной — живые слезы, живые чувства. Живое человеческое лицо, по которому во время разговора пробегают тени боли и страха. Иногда даже закрадывается крамольная

Вот уже были на земле тысячи войн (недавно прочла, что их насчитали более трех тысяч — больших

по улицам… Я все время любовалась, хотя любоваться не было чем — вокруг разбитый камень, даже деревья покалечены. Но нас грело чувство любви. Как-то нужен был человек человеку, все очень нуждались друг в друге. Это потом мы разбежались, каждый к себе, в свой дом, в свою семью, а тогда еще были вместе. Плечо к плечу, как в окопе на фронте…

Приехали с мужем в Минск. У нас ничего нет: ни простыни, ни кружки, ни вилки… Две шинели, две гимнастерки. Нашли карту, она хорошая была, на бязи, мы ее отмачивали… Большая карта… Вот эта бязевая простыня — первая простыня у нас была. Потом, когда дочка родилась, на пеленки ее пустили. Карту эту… Как сейчас помню, политическая карта мира… А спала дочка в чемодане… Фанерный чемодан, с которым муж вернулся с фронта, служил вместо люльки. Кроме любви, ничего в доме не было. Так скажу… Муж как-то пришел: “Пойдем, я видел выброшенный старый диван…”. И мы пошли за тем диваном — ночью, чтобы никто не видел. Как мы радовались этому дивану!Все-таки мы были счастливые. У меня появилось столько подруг! Время трудное, но мы не унывали. Отоварим карточки и звоним друг другу: “Приходи, я сахар получила. Будем чай пить”. Ничего над нами не было, ничего под нами не было, ни у кого еще этих ковров, хрусталя… Ничего… И мы были счастливы. Счастливы, потому что остались живы. Говорим, смеемся. Ходим

о представлении к награждению за спасение жизни солдат: за пятнадцать тяжелораненых, вынесенных с поля боя вместе с личным оружием — медаль «За боевые заслуги», за спасение двадцати пяти человек — орден Красной Звезды, за спасение сорока — орден Красного Знамени, за спасение восьмидесяти — орден Ленина. А я вам описал, что значило спасти в бою хотя бы одного… Из-под пуль…

В девятнадцать лет у меня была медаль “За отвагу”. В девятнадцать лет поседела. В девятнадцать лет в последнем бою были прострелены оба легких, вторая пуля прошла между двух позвонков. Парализовало ноги… И меня посчитали убитой…В девятнадцать лет… У меня внучка сейчас такая. Смотрю на нее — и не верю. Дите!

Путь души для меня важнее самого события, не так важно или не столь важно, не на первом месте, “как это было”, а волнует и пугает другое — что там с человеком происходило? Что он там увидел и понял? О жизни и смерти вообще? О самом себе, наконец? Пишу историю чувств… Историю души… Не историю войны или государства и не житие героев, а историю маленького человека, выброшенного из просто жизни в эпическую глубину громадного события. В большую Историю.

Мне кажется, что я прожила две жизни: одну — мужскую, вторую — женскую…