Вдруг дверь открылась и вошла Светочка. Стрельнула глазками в сторону Шталя, похлопала наращенными ресницами со стразами, закусила губку. И тут же потупила глаза, едва доктор обратил на нее внимание.

– Людмила Евгеньевна, – томно произнесла Светочка, перебрасывая за спину крашенные платиновые пряди и демонстрируя ненавязчиво свой умопомрачительный маникюр. – Екатерина Васильевна просит вас вместе с гостем зайти к ней в кабинет.

– Хорошо, мы сейчас придем, – ответила Людмила.

Светочка явно зашла, чтобы поглазеть на доктора Шталя. Она прекрасно могла бы позвонить по внутренней связи. Но любопытство было ее главной отличительной чертой. Наряду с умением печатать на клавиатуре, несмотря на невероятную длину ногтей.

Доктор совершенно очаровал главреда. Большова слушала его, ни разу не перебив, с интересом задавала вопросы, даже спросила у него разрешения закурить в собственном кабинете, чего не происходило на памяти Людмилы никогда. Разговор с будущей рубрики плавно перетек на отвлеченные темы, а затем и вовсе на личную жизнь Большовой. Людмила почти не участвовала в разговоре и отчаянно боролась с желанием уйти.

– Понимаете ли, – доктор мягко улыбнулся, – корень всех психологических проблем человека в несовпадении социальных ожиданий и его внутреннего мира. Вынужденный играть не свойственную ему роль, подстраиваться под обстоятельства, он испытывает постоянные перегрузки. И главная задача психотерапевта – открыть пациенту его истинную сущность и помочь ее проявить. Нельзя постоянно бороться со своими желаниями и наклонностями. Себя нужно любить, потакать себе и баловать. А на деле часто получается так, что самый строгий и жестокий надсмотрщик – это ты сам.

– Великолепно сказано, доктор. – Большова затушила очередную сигарету, – я просто уж не знаю, как благодарить Людмилу Евгеньевну за такую находку для нашей редакции. Надеюсь, у нас все сложится. Была рада знакомству.

– И я рад. Всегда к вашим услугам, – учтиво ответил Шталь, вставая.

Людмила проводила его до лифта. Прощаясь, доктор снова сжал ее ладонь в своих прохладных жестких пальцах и сказал тихо:

– То, что я говорил в кабинете главного редактора, было сказано для вас. Не бойтесь своих желаний, Людмила. Отпустите себя. Позвольте себе стать счастливой.

Уже повернулся к лифту, но остановился:

– Чуть не забыл. Вот.

 Шталь протянул ей плотный конверт с золотым тиснением по краям.

Людмила посмотрела на него вопросительно.

– Я чувствую до сих пор свою вину, – сказал Шталь, – тогда, у меня… Я был груб. Простите. Надеюсь, маленькое развлечение как-то сгладит неловкость. Это приглашения на приват-маскарад в очень дорогой и престижный закрытый клуб «Синий попугай». Сходите, не пожалеете.

– Спасибо.

Людмила c опаской приняла из рук доктора конверт. Заглянула в него – там действительно были приглашения, отпечатанные на дорогой плотной, глянцевой бумаге, И сразу решила, что не пойдет туда ни за что. Тем более что наверняка таким нарядом, какой предусматривает дресс-код подобного заведения, ее гардероб похвастаться не может.

Вечером она ехала домой в метро и смотрела ни лица людей: потухшие глаза, усталые складки у губ, безучастные маски. Она раньше и не замечала этого. Ее родной любимый Город, строгий, мрачноватый, застегнутый на все пуговицы, почти всегда неприветливый, будто застывший в своих каменных доспехах рыцарь, подавлял своим величием, тяжелыми ладонями пригибал к земле. Туристы, приезжающие в Северную Пальмиру ненадолго, завороженные помпезностью фасадов, не успевают ощутить его давящее превосходство. Коренные петербуржцы, привыкшие с детства делиться с Городом своей энергией, этого не замечают. И только эмигранты, прожившие в Питере больше года, говорят, что он очень неохотно допускает новичков к своим мрачным тайнам.

Руслан пришел с работы тоже не в духе, усталый и разбитый. Операция, которую он провел в среду, прошла с осложнениями. Хотя заведующий отделением и не винил ни в чем Руслана, но муж пациентки пожаловался на доктора Сикорского и долго кричал в кабинете у заведующего, что таких коновалов надо гнать поганой метлой.

Руслан стоически не показывал виду, что очень расстроен. Даже не стал проверять у Антошки уроки, чему сын был несказанно рад. Людмила чувствовала нутром, что мужу нужна поддержка, и спешила разделаться с делами, чтобы побыть вдвоем.

Но пока она собрала Антошке футбольную форму для пятничного матча, перемыла посуду и приготовила Руслану на завтра свежую рубашку, тот уже разобрал диван и лежал, отвернувшись к стене и накрывшись почти с головой одеялом. Это было плохим знаком. Значит, замкнулся в себе и не пустит, как не старайся. А если быть настойчивой, только вызовешь раздражение.

Скользнула под одеяло, прижалась всем телом. Не отодвинулся, но и не повернулся, как обычно, не обнял. Плохо дело.

Осторожно провела губами по шее… Замерла, ожидая реакции… Ничего… Ладони скользнули по плечам, по груди, по животу…

– Милочка. Я устал. Две сложные операции. И ещё эта Ходяева дала остановку, сердце запустили, но она до сих пор в коме.

Совсем плохо.

Разочарованно вздохнула и, отстранившись, повернулась на спину.

– Шталь сегодня был у меня в редакции.

Людмила не хотела произносить имя доктора, тем более в постели. Но нужно было попробовать пробить эту скорлупу.

– И что?

Ответил, уже хорошо.

– Будем работать. И еще извинялся за тот вечер, у него.

– Извинялся?

Руслан даже повернулся.

– Ну да… – Людмиле вдруг стало обидно. Руслан так удивился, будто считал, что Шталю не за что было извиняться.

– И что ты?

– Сказала, что все в порядке.

Рассказывать про приглашения Людмила не стала. Идти на этот маскарад она не собиралась, так нечего было и поднимать эту тему.

Прижалась носом к теплому плечу…

– Холодный какой… Замерзла? Иди сюда…

Блаженно улыбнулась. Ну вот… теперь хорошо.

Глава 6

 В пятницу она и не вспомнила о приглашениях, завертелась в редакции, потом убежала пораньше, чтобы успеть к Антошке на родительское собрание.

Собрание затянулось. Классная дама, Светлана Петровна, преподаватель математики, не слишком жаловала Антона. Он отвечал взаимностью – и ей, и предмету. Так что ничего хорошего от этого мероприятия Людмила не ждала. Правда, на этот раз каких-то особых претензий к ее сыну не было, все собрание было посвящено финансовым вопросам. Родительский комитет отчитывался по собранным на подарки ко Дню учителя деньгам. Людмила традиционно, с первых классов была членом родительского комитета. Поэтому сейчас лихорадочно рылась в сумочке, пытаясь найти папку с чеками и списками. Как назло папка не находилась. Людмила ловила на себе презрительный и наглый взгляд мамаши Гарика Бушманова – заядлого прогульщика и двоечника. Толстой, безвкусно одетой, крашеной в медно-красный цвет, с короткими толстыми пальцами, перетянутыми огромными перстнями. Но отец Гарика был директором Октябрьского рынка, поэтому и его жена и недоросль сын вели себя как хозяева жизни.

– Ну что, мы не дождемся сегодня рассказа о том, куда потратили наши денежки? – спросила Бушманова, вертя в руках ядовито-розовый телефон, усыпанный стразами.

– Кажется, я забыла папку на работе, – пробормотала Людмила. Она опять почувствовала себя виноватой.

Но внезапно чувство вины сменилось злостью и презрением к этой толстухе.

– А знаете что? – сказала Людмила, глядя прямо в узенькие глазки Бушмановой. – Пожалуй, подготовку к Новому Году мы поручим вам, Маргарита Рафиковна. У вас и времени побольше, и машина с водителем. Все успеете. И отчитаетесь вовремя. Проголосуем?

Домой она приехала, все еще кипя от негодования, но испытывая мстительную радость от того, что ее предложение прошло на ура. К ярости Бушмановой, которой все же поручили подготовку к Новому Году.

Антошка тихонько прятался в спальне, как всегда в день родительских собраний. Высунул голову, и, почувствовав, что мама не в духе, спрятался обратно.

Руслан сидел перед телевизором. По его напряженной позе и тому, что он не вышел встречать ее в коридор, не поцеловал и даже не спросил про собрание, Людмила поняла – что-то случилось. В груди больно екнуло.

– Рус, родной, – выдохнула в макушку и положила руки на плечи. Он сбросил их резким движением.

– Почему ты не сказала?

От его ледяного тона Людмила застыла на месте. В висках тревожно запульсировало.

– Ты о чем?

– О приглашениях. Тех, что дал тебе Шталь.

Людмиле стало нестерпимо стыдно. Почувствовала себя как в детстве, когда бабушка находила вместо припрятанных к праздникам конфет пустой мешочек.

– Я не собиралась туда идти, – тихо сказала она. – Поэтому не сказала.

– Ты все решила? Одна?

Руслан действительно был в ярости. Она давно не видела его таким раздраженным. Сжатые губы, нахмуренные брови. Серые глаза словно выцвели, стали белесыми.

Бессильно опустилась рядом на диван. Навалилась какая-то усталость и апатия, будто бежала, сбивая ноги по пыльной степи, а за ближайшей сопкой оказалось не море, а опять выжженная равнина…

– Я не решала… – слова такие бесполезные, – забыла.

Руслан хмыкнул, вскочил, прошелся по комнате.

– Почему? Почему ты так поступила?

Людмила сжала зубы, чтобы не застонать. Она ненавидела эти бессмысленные допросы. Почти как и Антошка.

– Потому, что не хотела идти.

Глупо, глупо оправдываться…

– Ты могла бы спросить мое мнение!

В глазах закипели слезы. Горячие, они больно жгли глаза. «Не реветь, – привычно скомандовала себя Людмила.

– Могла. Но не спросила. Прости.

Ей очень хотелось, чтобы этот ужасный, нелепый, мучительный разговор поскорее прекратился. Но Руслан в таких случаях был всегда неумолим.

– Ты должна была сказать мне. Должна! Ты это понимаешь?

Ну почему он говорит с ней как с ребенком?

Молча кивнула.

– Где эти приглашения?

Так же молча встала, пошла в коридор, достала из сумочки два узких плотных листка. Вернулась, все так же ни говоря ни слова. Руслан стоял, сложив руки на груди. Протянула приглашения. Он не спешил взять их, выдерживая паузу. Мучительно медленно протянул руку. Даже не взглянув, положил на столик, рядом со своим ноутбуком. Отвернулся. И вдруг безразлично произнес:

– Там в спальне на постели коробка. Можешь примерить.

Людмила удивленно застыла, не понимая.

– Платье. Там платье.

Она хлопала глазами, не веря собственным ушам.

– Ты купил мне платье?

– Не я. Это прислал Шталь. Платье для тебя и смокинг для меня. Сказал, что это костюмы для маскарада. Дресс-код. Прилагаются к приглашениям.

Людмила недоверчиво посмотрела на мужа.

– Ты хоть понимаешь, сколько это все стоит? – тихо спросила она. – Ты не думал, зачем все это Шталю?

Руслан только хмыкнул.

– Ты же сама сказала! Он чувствовал свою вину. Хотел загладить.

Людмила вдруг ощутила ту же злость, что на собрании. Посмотрела Руслану в глаза и сказала твердо:

– Я не хочу туда идти. Просто не хочу. Чувствую, что-то не так.

– Глупости! – Руслана, казалось, еще больше разозлили ее слова. – Беспочвенные подозрения! Доктор прекрасный человек! Умный и интересный! Ты должна гордиться, что он проявил к нам интерес и фактически предложил дружбу!

Людмила сжала зубы и проглотила подступающие к горлу горькие слезы.

– Я не хочу. И вообще… твой доктор… Я боюсь его!

Руслан посмотрел на нее с жалостью. Будто на больную. Или умалишенную.

– Мой? Это ты потащила нас на прием к Шталю! Забыла? А теперь она его боится!

Людмила вдохнула, чтобы ответить. Что-нибудь злое и обидное…

Но внезапно поняла, что Руслан прав. Опять тяжелой бесформенной тушей навалилось чувство вины. Стало противно и тоскливо. Во всем виновата она сама. По щекам, обжигая, скатились горькие капли. Больше сдерживать слезы она не смогла.

Но Руслан будто и не замечал, что она плачет. Впервые.

Отошел к окну. Чужой. Безучастный.

– Я ничего не хочу слышать. Если бы ты сказала сразу – мы могли бы это обсудить. Ты сама сделала этот выбор. Хочешь ты или нет – я пообещал доктору Шталю, что я буду на этом маскараде. С тобой или без тебя.

Людмила вздрогнула, как от пощечины. Даже помутилось в глазах. Похолодела от страха…Без тебя…Он, правда, сказал это?

– Ты…ты.. не можешь… как ты…

Последняя капля прорвала плотину ее терпения. Разревелась, в голос, навзрыд. Убежала на кухню, хлопнув дверью.

«Антошка… проснулся, наверное… – мелькнула последняя здравая мысль. Потом было просто отчаяние. Глухое, мертвое, выжигающее душу.

Согнулась пополам, будто от удара в живот, сползла на пол. Боль не отпускала, разливаясь в груди жаркими пульсирующими толчками.

Она ждала… Ждала, что сейчас Руслан войдет, поднимет ее с пола, отнесет на руках в постель. Как ребенка. Будет шептать глупые нежности.

Он так и не пришел. Когда кончились слезы, пошла в ванную. Умылась, стараясь не смотреть на свое опухшее лицо с красным носом. Тихо нырнула под одеяло. Спит? Или притворился? Ровное дыхание… Спит… Всхлипнула.

– Милочка… Прости… – теплые руки сгребли, обняли, прижали так, что нечем стало дышать. – Но и ты неправа… вывела меня из себя…

Опять потоком хлынули слезы… Сладкие, сладкие слезы. Родной…

– И ты… прости.

Обида, отчаяние растворялись в нежной радости, оставляя только горький вкус слез на губах. Открылась этой радости до предела, впустила, как свежий ветер.

Горячий шепот обжег ухо:

– Я заглянул в коробку. Оно такое красивое. Ты будешь неподражаема!

Радость погасла, будто задули свечу.

Ветер осторожно, будто боялся разбудить спящих, перебирал голые ветки деревьев за окном. Неживой тусклый свет фонаря заглядывал за штору, разбавляя темноту. Почти до утра Людмила пролежала с открытыми глазами и наблюдала за причудливо сплетающимися на потолке тенями.

В голове, как ночная бабочка в стекло фонаря, билась брошенная Русланом фраза: «Без тебя… Без тебя».

Из пыльного темного угла подсознания расползалась паника. Людмила отчаянно пыталась загнать ее обратно, но страх пропитывал ее, отравлял, лишал способности мыслить.

Без тебя… Без тебя… Он сможет без тебя. А ты? Быть как мама – то озлобленной на всю мужскую половину человечества, то заискивающе глядящей в глаза очередному кавалеру, что приводила домой, стыдясь самой себя и дочери? Нет! Ни за что!

Страх потерять Руслана, остаться одной, укоренился в душе Людмилы так глубоко, что сопротивляться было бесполезно. Вся ее разумность, решительность, твердость испарялись, словно сухой лед на солнце, как только накатывал панический ужас перед одиночеством.

Людмила вжалась в теплое, расслабленное ото сна тело мужа. Судорожно вздохнула. Руслан что-то пробормотал и, не просыпаясь, обнял ее крепче. Обида, злость, нежелание идти на этот странный вечер-маскарад показались Людмиле такими глупыми, надуманными. Поняла, что пойдет даже на костер аутодафе, только бы сохранить свой уютный мирок.

Людмила еще раз вздохнула, уткнулась носом в теплое сильное плечо, вдохнула родной запах.

Все утро она пыталась занять себя работой по дому, чтобы не думать о предстоящем вечере. Заставила Антошку убраться в ящиках стола, расставить по порядку диски с играми. Возилась на кухне, с какой-то яростной тщательностью надраивая до безупречного блеска фасады и полки. Перетерла все листья на комнатных цветах, до первозданной белизны довела подоконники. И изо всех сил старалась не встречаться взглядом с Русланом.

Он терпел ее упорное молчание и метание по дому почти до обеда. За столом тоже царила неловкая тишина. Антошка обиженно пыхтел, так как отец сообщил ему, что он отправляется с ночевкой к бабушке – маме Людмилы. У бабушки не было интернета, а на его телефоне отец заблокировал доступ после того, что они с лучшим другом Максом на уроке алгебры сидели в интернете. Это обстоятельство делало поездку к бабушке ссылкой декабристов. По крайней мере, выражение лица у Антона было поистине мученическим. Наконец, положив ложку в пустую тарелку, Руслан произнес:

– Милая, ты так и не померила платье. Неужели тебе не интересно?

Людмила молча встала, собрала тарелки, поставила их в мойку. Повернувшись спиной, произнесла безразлично:

– Домою посуду – посмотрю. Главное, что понравилось тебе.

Почувствовала, как Руслан недовольно поджал губы. Вспышкой промелькнуло злорадство. Вспомнила, как он вчера выговаривал ей – такой же безразличный и холодный.

– Ты все еще не хочешь идти, – с укором произнес Руслан.

– Не хочу, – ответила она тихо, – но это же ничего не меняет?

Опять повисло неловкое молчание. Людмила чувствовала, как он Руслан мучительно подбирает слова, пытается побороть досаду.

Вдруг он встал, обнял за плечи, прижал к себе. Отобрал губку, поднес ее руку к губам.

– Милочка. Милая. Я пообещал. А потом, мы что часто ходим по клубам? Тем более таким роскошным. Ты давно мечтала куда-нибудь выбраться. И все оплачено.

Людмила выдернула ладонь из пальцев Руслана.

– Знаешь, где бывает бесплатный сыр?

– Ну почему ты так настроена?

Снова обнял, попытался поцеловать. Людмила уперлась ладонями ему в грудь.

– Мне нужно закончить с посудой. Если конечно хочешь, чтобы я была готова вовремя.

– Очень хочу! – просиял Руслан и неловко чмокнул ее в щеку.

Расставив в сушке тарелки – аккуратно по размеру, и тщательно вытерев капли воды с мойки, Людмила со вздохом отправилась в ванную.

Нежась в мягкой ароматной пене – черный ирис и магнолия, любимый аромат Руслана, – она пыталась привести свои мысли в порядок. Тяжелое предчувствие чего-то неотвратимого давило виски тупой болью. Вспомнила уроки йоги, сосредоточилась на дыхании. Тревога немного отпустила, но затаилась, свернулась змеей.

Замотав голову полотенцем, Людмила грустно улыбнулась своему отражению. Некстати подумала, что опять заканчивается любимый тоник. А это минус тысяча рублей из семейного бюджета. Через два месяца Новый Год, и Антошка ждет планшетник. Но на косметике Людмила экономить не могла. Почти на всю дешевую косметику у нее была жестокая аллергия. Значит, опять придется редактировать левые статейки за гонорары. Ну ничего. Несколько бессонных ночей, и будет Антошке подарок.

Коробка с платьем, черная с золотом, ждала в спальне.

Пока сушила волосы, не отрывала от нее глаз, прислушиваясь к своим ощущениям. Совершенно не было радостного предвкушения перед примеркой обновки. Снова проснулась тревога, зашевелилась, заскреблась острыми коготками. Людмила осторожно приоткрыла крышку, как клетку с опасным зверьком. Упаковочная папиросная бумага зашуршала празднично и призывно.

Кончиками пальцев она аккуратно достала шелково-кружевное великолепие. Какое-то время, затаив дыхание, разглядывала его, не веря своим глазам.

Платье было великолепно. У Людмилы никогда не было такого. Да, собственно, и мысль купить вечерний наряд в пол, о цене которого она даже не хотела догадываться, никогда не пришла бы в голову.

Черный шелк мягко мерцал из-под темно-бордовых кружев. Узкий лиф со шнуровкой, без бретелей не оставлял шанса для бюстгальтера. Это немного смутило Людмилу. В дополнение прилагалась бархатная маска в виде крыльев летучей мыши, черная с бордовым шелковым подбоем.

Людмила приложила ее к лицу. Из зеркала на нее посмотрело странное, немного зловещее отражение. Испуганно отложила маску в сторону.

Платье оказалось велико в груди. Шталь явно польстил Людмиле. Даже подтянув шнуровку, она не смогла подогнать его.

– Великолепно, – восхитился Руслан, заглянув в комнату. – Невероятно.

Подошел, взял в руки маску.

– Летучая мышь. Красиво. Загадочно. Тебе так идет этот наряд! Да, кстати, Шталь сказал, что его можно будет оставить на память. Только смокинг придется вернуть. Но зачем мне смокинг, правда?

– Ничего великолепного. Платье мне велико. Надену свое, то, темно-красное. Не ушивать же на живую нитку!

– Ну как хочешь, – Руслан разочаровано поджал губы.