Ниеминен уже решил, что с Нидерманом нужно покончить, но решил пока не пугать Валтари, пока они не доберутся до места.

– Не знаю. Но его необходимо прощупать. Если он задумал удрать за границу, то мы ему в этом поможем. Но, пока существует риск, что его схватит полиция, он представляет для нас угрозу.

Ниеминен с Валтари въехали во двор усадьбы Виктора Йоранссона неподалеку от Йерна. Опустились сумерки, но света в доме они не увидели. Уже одно это предвещало неприятности. Они немного подождали в машине.

– Может, их нет дома, – предположил Валтари.

– Еще бы. Они с Нидерманом оттопыриваются в кабаке, – сострил Ниеминен и открыл дверцу машины.

Входная дверь в дом оказалась не заперта. Ниеминен включил верхний свет, и они обошли все комнаты. Всюду чистота и порядок – вероятно, кошелка, с которой живет Йоранссон, как там ее зовут, отличается аккуратностью.

В подвале, в прачечной, они обнаружили Виктора Йоранссона и его подругу.

Ниеминен наклонился и осмотрел трупы, потом осторожно протянул палец и дотронулся до тела женщины, имени которой не помнил. Она уже успела окоченеть, а значит, они мертвы уже примерно сутки.

Чтобы определить причину смерти, Ниеминену не требовалось заключения патологоанатома. Женщине сломали шею, развернув голову на 180 градусов. Она была полностью одета – в футболку и джинсы – и не имела никаких других повреждений, которые он мог бы разглядеть.

Зато Виктор Йоранссон лежал лишь в трусах. Его забили до смерти. Все тело украшали синяки и кровоподтеки; руки были переломаны и торчали в разные стороны, как перебитые еловые ветки. Было видно, что его избивали долго и жестоко, фактически пытали. А умер он, насколько мог судить Ниеминен, от сильного удара в горло – гортань провалилась глубоко в шею.

Ниеминен встал, поднялся по лестнице из подвала и вышел на улицу. Валтари последовал за ним. Сонни пересек двор, подошел к хлеву, расположенному метрах в пятидесяти от дома, скинул крюк и открыл дверь.

Там стояла темно-синяя машина – «рено» модели 1991 года.

– На какой машине ездил Йоранссон? – спросил Ниеминен.

– На «саабе».

Ниеминен кивнул, вытащил из кармана куртки ключи и отпер дверь в глубине хлева. Ему достаточно было лишь беглого взгляда, чтобы понять, что он опоздал, – двери тяжелого шкафа для хранения оружия были распахнуты.

Лицо Ниеминена искривила гримаса.

– Около восьмисот тысяч крон, – сказал он.

– Что? – спросил Валтари.

– В этом шкафу хранился весь капитал «Свавельшё МК» – около восьмисот тысяч крон. Наши деньги.

Только трое знали, где хранятся деньги клуба «Свавельшё МК», – Виктор Йоранссон, Магге Лундин и Сонни Ниеминен. Они хранились бы тут до тех пор, пока их не вложили бы во что-нибудь или отмыли бы. Значит, их украл Нидерман. Ему понадобились наличные, и он знал, что деньгами занимается Йоранссон. Теперь он пустился в бега.

Ниеминен закрыл дверь и медленно вышел из хлева. Он был погружен в раздумья, пытаясь оценить масштабы катастрофы. Часть доходов «Свавельшё МК» обращена в ценные бумаги, доступ к которым имелся у него самого, и еще часть можно восстановить с помощью Магге Лундина. Но значительная часть капитала была размещена в тех местах, о которых знал лишь Йоранссон, если только он не оставил четкие инструкции Магге Лундину, в чем Ниеминен сомневался – Магге никогда не отличался интересом к экономическим вопросам. По самым приблизительным подсчетам Ниеминена, со смертью Йоранссона клуб «Свавельшё МК» лишился почти шестидесяти процентов своих доходов. Это была практически катастрофа. И самое главное, что для повседневных расходов требовалась наличность.

– Что же нам теперь делать? – спросил Валтари.

– Сейчас мы пойдем и сообщим в полицию о том, что случилось.

– В полицию?

– Да, черт возьми. В доме полно моих «пальчиков». Я хочу, чтобы Йоранссона с его кошелкой обнаружили поскорее, тогда судмедэксперты смогут установить, что они умерли, пока я сидел в изоляторе.

– Ясно.

– Ну, вот и славно. Разыщи-ка мне Бенни К. Мне нужно с ним поговорить… само собой, если он еще жив. А потом мы приступим к поискам Рональда Нидермана. Надо привлечь к этому делу всех до единого наших людей в клубах по всей Скандинавии. Я хочу получить голову этого гада на блюдечке с голубой каемочкой. Он наверняка рассекает на машине Йоранссона. Разузнай ее номера.

В субботу, в два часа дня Лисбет Саландер проснулась от того, что какой-то доктор ее ощупывал.

– Доброе утро, – сказал он. – Меня зовут Бенни Свантессон, я врач. Вам больно?

– Да, – ответила Лисбет Саландер.

– Вам сейчас дадут болеутоляющее. Но сперва я хочу вас осмотреть.

Он сдавливал, ощупывал, пальпировал ее израненное тело. Лисбет рассвирепела еще до того, как он завершил осмотр, но решила, что у нее слишком мало сил и ей лучше промолчать, чем начинать свое пребывание в Сальгренской больнице с конфликта.

– Как мои дела? – спросила она.

– Думаю, все будет в порядке, – ответил врач и что-то записал, потом поднялся.

От этой информации ей было ни жарко ни холодно.

Когда он ушел, появилась медсестра, которая помогла Лисбет разобраться с судном, после этого раненая снова заснула.

Александр Залаченко, он же Карл Аксель Бодин, обедал. Он мог есть исключительно жидкую пищу – малейшие движения мускулов лица отзывались адской болью в челюсти и скуле, а о том, чтобы что-то жевать, и мечтать не приходилось. Во время проведенной той ночью операции ему скрепили скулу двумя титановыми винтами.

Но с этой болью он смирился. К ней ему было не привыкать. Ничто не могло сравниться с той болью, которую ему пришлось терпеть – на протяжении многих недель и месяцев подряд – пятнадцать лет назад, после того как он воспламенился, как факел, в машине на Лундагатан. На разных стадиях лечения он прошел через все муки ада.

Теперь врачи решили, что его жизни ничто не угрожает. Но поскольку пациент получил серьезные травмы, и с учетом солидного возраста, его на несколько дней оставили в отделении интенсивной терапии.

В субботу его навестили четыре посетителя.

Около десяти утра явился инспектор Эрландер, но на этот раз он оставил дома эту акулу Соню Мудиг, а вместо нее привел с собой гораздо более симпатичного инспектора уголовной полиции Йеркера Хольмберга. Они задавали примерно те же вопросы о Рональде Нидермане, что и накануне вечером. На этот раз Залаченко как следует продумал линию защиты и не допустил ни единой ошибки. Когда они начали донимать его расспросами о его возможной причастности к траффикингу и другой преступной деятельности, он опять-таки все отрицал. Он – инвалид, вышел на пенсию по болезни и даже не понимает, о чем они толкуют. Залаченко взвалил всю вину на Рональда Нидермана и предлагал свою помощь в том, чтобы вычислить местонахождение сбежавшего убийцы полицейского. К сожалению, на практике он не слишком-то дееспособен. К тому же он даже не представляет, с кем Нидерман контактирует и у кого может скрываться…

Около одиннадцати Залаченко навестил прокурор, который формально уведомил его, что он подозревается в участии в умышленном причинении тяжкого вреда здоровью или попытке убийства Лисбет Саландер. В ответ Залаченко стал терпеливо объяснять, что жертвой преступления на самом деле является он и что именно Лисбет Саландер пыталась убить его. Прокурор предложил правовую помощь – ему могут предоставить государственного защитника. Залаченко согласился подумать.

Правда, он не собирался ничего обдумывать. У него уже имелся адвокат, и не далее как утром Залаченко первым делом позвонил ему и попросил немедленно приехать. Так что третьим посетителем у его больничной койки оказался Мартин Тумассон. Он вошел неторопливо, с беззаботным видом пригладил рукой копну светлых волос, поправил очки и поздоровался за руку со своим клиентом. Тумассон был полноват, но выглядел очень респектабельно. Его, правда, подозревали в сотрудничестве с югославской мафией и следствие по этому поводу еще не завершилось, но в то же время он имел репутацию успешного адвоката.

Залаченко узнал о Тумассоне пять лет назад, о его услугах ему рассказал знакомый бизнесмен. Тогда ему потребовалось реструктурировать некоторые фонды, связанные с принадлежащей ему небольшой финансовой компанией в Лихтенштейне. Речь шла о весьма скромных суммах, но Тумассон сработал успешно, и Залаченко удалось ускользнуть от уплаты налогов. После этого он еще пару раз прибегал к его услугам. Тумассон понимал, что капиталы Залаченко нажиты преступным путем, но его это, похоже, нисколько не смущало. В конце концов Залаченко решил реструктурировать всю свою деятельность и организовать новое предприятие, принадлежавшее ему самому и Нидерману. Он предложил Тумассону стать третьим партнером (негласно) и взять на себя заботу о финансовой стороне дела. Тот, не раздумывая, согласился…

– Ох, господин Бодин, выглядите вы неважно!

– Еще бы! Меня жестоко избили и попытались убить, – сказал Залаченко.

– Я вижу. Насколько я понимаю, это дело рук некоей Лисбет Саландер…

Залаченко понизил голос.

– Наш партнер Нидерман, как вы уже знаете, попал как кур в ощип…

– Понимаю.

– Полиция подозревает, что я замешан в этом деле…

– Вы непричастны, разумеется. Вы – жертва, и очень важно, чтобы СМИ считали так же. А у фрёкен Саландер весьма сомнительная репутация… Я займусь этой проблемой.

– Спасибо.

– Но позвольте сразу же оговориться – я не являюсь адвокатом по уголовным делам. Тут вам потребуется помощь компетентного специалиста. Я порекомендую адвоката, услугами которого вы сможете воспользоваться.

Четвертый посетитель прибыл в одиннадцать часов вечера и лихо преодолел кордон из медсестер, показав удостоверение и заявив, что у него неотложное дело. Когда его проводили в палату Залаченко, пациент еще не спал, проводя время в размышлениях.

– Меня зовут Юнас Сандберг, – представился он и протянул руку, которую Залаченко проигнорировал.

На вид гостю можно было дать лет тридцать пять. Песочного цвета волосы, одет неофициально: джинсы, клетчатая рубашка и кожаная куртка. Секунд пятнадцать Залаченко молча разглядывал его.

– Я как раз размышлял над тем, когда же кто-нибудь из вас появится.

– Я работаю в Службе безопасности Главного полицейского управления, – сказал Юнас Сандберг и показал удостоверение.

– Не уверен, – произнес Залаченко.

– Простите?

– Может, ты там и числишься, но вряд ли ты там работаешь.

Юнас Сандберг помолчал, огляделся и придвинул к кровати стул.

– Я специально пришел так поздно, чтобы не привлекать внимания. Мы обсуждали, чем можно вам помочь, и нам необходимо согласовать планы на будущее. Меня прислали к вам, что я выслушал вашу версию и понял, каковы ваши намерения, с тем чтобы мы смогли выработать общую линию действий.

– И как, по-твоему, такая линия действий может выглядеть?

Юнас Сандберг задумчиво взглянул на мужчину, который лежал на больничной койке, потом развел руками.

– Господин Залаченко… Боюсь, что уже запущен процесс, опасные последствия которого пока трудно спрогнозировать. Мы обсудили ситуацию. Могилу в Госсеберге и трехкратное покушение на Лисбет Саландер трудно оправдать. Но надежда все-таки остается. Конфликт между вами и вашей дочерью может послужить объяснением тому, что вы опасались угрозы с ее стороны и поэтому предприняли столь отчаянные шаги. Правда, боюсь, что вам все-таки придется отбыть какой-нибудь условный срок в тюрьме.

Залаченко внезапно развеселился и, вероятно, расхохотался бы, не будь это невозможно в его нынешнем состоянии. На его губах появилась гримаса – все остальные проявления эмоций причиняли ему сильную боль.

– Значит, в этом и заключается наша общая линия действия?

– Господин Залаченко, наша цель – минимизировать потери. Нам с вами нужно прийти к общему знаменателю. Мы сделаем все, чтобы помочь вам с адвокатом и с другими вопросами. Но нам требуется ваше содействие и некие гарантии.

– Гарантию ты от меня получишь. Вы должны позаботиться о том, чтобы меня никто не трогал. – Он энергично махнул рукой. – Нидерман – козел отпущения, а его не найдут, это я вам обещаю.

– Но есть технические улики, которые…

– Плевать на технические улики. Весь вопрос в том, как будет вестись следствие и какие оно выявит факты. А моя гарантия заключается в следующем: если вы не избавите меня от неприятностей, я созову пресс-конференцию. Я знаю имена, даты и события. Думаю, мне не надо напоминать, кто я такой.

– Вы не понимаете…

– Я прекрасно понимаю. Ты – всего лишь шестерка. Передай все, что я сказал, своему боссу. Он поймет. Передай ему, что у меня есть все копии… Я могу вас закопать.

– Мы должны попытаться прийти к соглашению…

– Я все сказал. Катись отсюда. И передай им, чтобы в следующий раз ко мне прислали кого-нибудь повзрослее и посолиднее, с кем я мог бы потолковать.

Залаченко отвернулся, так что встретиться с ним взглядом стало невозможно. Юнас Сандберг посмотрел на него, потом пожал плечами и поднялся со стула. Он уже почти дошел до двери, когда снова услышал голос Залаченко:

– И еще кое-что…

Сандберг обернулся.

– Саландер.

– И что с ней?

– Ее нужно убрать.

– Что вы имеете в виду?

Сандберг на секунду напрягся. Залаченко не смог сдержать улыбки, хотя боль и врезала ему по челюсти.

– Я понимаю, у вас кишка тонка, вы чересчур трусливы, чтобы ее убить. Да у вас и ресурсов на такое не хватит. Кому можно такое поручить, уж не тебе ли? Но ее необходимо убрать. Ее свидетельства нужно аннулировать. Саландер нужно запереть в психушке, причем пожизненно.

Лисбет Саландер услышала в коридоре, рядом со своей палатой, шаги. Она не смогла расслышать имя Юнаса Сандберга, и никогда раньше не слышала его шагов.

Дверь ее палаты весь вечер простояла открытой, поскольку медсестры навещали ее почти каждые десять минут. Лисбет слышала, как он подошел к сестре, прямо перед дверью в палату, и объяснил, что ему надо повидать господина Карла Акселя Бодина по неотложному делу. Она поняла, что он предъявил удостоверение, но при этом не называлось ни имя посетителя, ни тип документа.

Сестра попросила его подождать и отправилась проверить, не спит ли господин Карл Аксель Бодин. Лисбет Саландер сделала вывод, что удостоверение оказалось весомым.

Она слышала, как сестра повернула по коридору налево. Чтобы достигнуть цели, ей понадобилось сделать семнадцать шагов. А незнакомый посетитель, преодолевая через некоторое время то же расстояние, сделал всего четырнадцать шагов. В среднем получалось пятнадцать с половиной шагов. Оценив длину шага в шестьдесят сантиметров и помножив ее на пятнадцать с половиной, Лисбет определила, что Залаченко находится в палате, расположенной в девятистах тридцати сантиметрах налево по коридору. Расчет, конечно, приблизительный. Ширина ее палаты составляла примерно пять метров, следовательно, Залаченко находится через две двери от нее.

Согласно показаниям электронных часов на тумбочке, визит продлился ровно десять минут.

Юнас Сандберг ушел, а Залаченко еще долго не мог заснуть.