Самое удивительное в системе управления, которую предложил Низам аль-Мульк, и на чем он постоянно настаивал, это неукоснительное исполнение сувереном своего долга перед подданными и частое проведение инспекций для своевременного обнаружения и наказания чиновников-коррупционеров. Дважды в неделю султан был обязан устраивать общественный прием, когда каждый, пусть и самый простой и неизвестный проситель, мог прийти, рассказать о своих жалобах и потребовать справедливого суда. Султан должен был лично внимательно выслушать просителя без какого-либо посредника и решить спорный вопрос на основе равных для всех прав. Рекомендовались различные меры для того, чтобы обеспечить свободный доступ подданного к правителю. Приводился пример некоего персидского суверена, который проводил прием на равнине, восседая на коне, так, чтобы все могли приблизиться к нему. При этом убирались все «ворота, ограждения, прихожие, переходы, занавеси и завистливые дворецкие». Другой правитель заставлял всех просителей одеваться в красные одежды, чтобы он мог легко различить их и пригласить для личной аудиенции. Получил всеобщее одобрение пример правителя из династии Саманидов (Саманидское государство образовалось в Средней Азии после распада Халифата и существовало в 875–999 гг., столица – Бухара). Он напрасно просидел всю ночь под густым снегопадом в середине большой площади Бухары на случай, если какой-нибудь обиженный подданный, которого прогнали дворецкие, придет встретиться с ним.

Необходимо было прилагать особые усилия, чтобы не допустить ненадлежащего управления со стороны губернаторов провинций. «Когда чиновник получает должность, от него ожидают благожелательности к Божьим созданиям. Он не должен требовать от них большего, чем предписано законом, и поступать с предупредительностью и рассуждением. Никогда не должно требовать уплаты налогов ранее назначенного срока, иначе люди, под давлением обстоятельств, будут принуждены продавать свои товары за полцены, разорятся и разойдутся в разные стороны». Рекомендовалось регулярно инспектировать сборщиков налогов и других чиновников, а за нарушения жестоко карать. «Соглядатаи, переодетые купцами, дервишами и прочими, должны постоянно разъезжать по дорогам различных провинций и посылать сообщения о том, что они слышат и видят, чтобы ничто не ускользнуло от их внимания». Другой предупредительной мерой было заменять всех сборщиков налогов и агентов каждые два или три года, чтобы они не укоренялись на одном месте и не использовали занимаемую ими должность в корыстных целях. Также предлагалось назначать для контроля над всей империей инспекторов высокого ранга, бывших вне подозрений, которые получали бы содержание из казны, а не получали его за счет местных налогов. «В таком случае выгода от их честности сторицей восполнит оплату их труда». Отлаженная и быстро функционирующая сеть курьерской почты поддерживала действенные связи между инспекторами и центральным правительством. Наконец, правильное поведение крупных вассалов гарантировалось заложниками, которых они посылали ко двору правителя и которых отпускали каждый год, и там постоянно содержалось не менее пятисот заложников.

Эти меры, принимаемые для нормального функционирования административных органов, и частые инспекции были тем более необходимы основанной на военной организации империи, правящая верхушка которой была иноземного происхождения. Власть Сельджукидов держалась на войске, в котором, по большей части, воины были наемниками, а командирами были рабы из дома правителя. Свободным людям высшее командование не доверяли, если только речь не шла о какой-либо дальней провинции. От персов и арабов на службе не ожидали, как правило, лояльности их турецким завоевателям. Было безопаснее полагаться на рабов, воспитанных при дворе, которые были лично преданы сельджукским правителям. Эти белые рабы или мамлюки^[1], уроженцы страны кипчаков и Центральной Азии, составляли личную охрану султана, занимали основные должности при дворе и в армии. Шаг за шагом, поднимаясь вверх по служебной лестнице, в зависимости от своих личных достоинств и милостей правителя, они в итоге получали свободу и власть. Они получали в награду крепости, города и даже провинции. При этом мамлюки обязывались нести военную службу султану. Вся империя была организована на этой феодальной основе, которая, казалось, была привычной для турок и которая была унаследована от сельджуков и введена Саладином в Египте. Там она просуществовала при мамлюках султана столетия. Большая часть Персии (Ирана), Месопотамии и Сирии была поделена на военные области, во главе которых стояли сельджукские командиры, бывшие рабы, телохранители-мамлюки. Они владели ими согласно жалованной грамоте султана, который мог отозвать ее, и жили за счет налогов, собираемых ими. При этом они обязывались выполнять одно условие – поставлять воинов султану по его требованию.

Крупные феодалы, в свою очередь, передавали более мелкие фьефы своим вассалам, которые обязаны были предоставлять воинов своему сеньору, когда ему требовалась поддержка. Мы читали о примитивном методе извещения: когда необходимо было начать призыв в войско, стрелу выпускали из лука в одном лагере и она падала в другом, третьем и так далее; стрела летела от деревни к деревне и выполняла, таким образом, роль сигнала для сбора. После завершения кампании войско феодала распускалось и возвращалось домой. Так всегда поступали и во время зимы, но воины были обязаны снова стать под знамена феодала весной. В перерыве между призывами командующий должен был находить общий язык со своим ближайшим окружением, своей личной гвардией и теми наемниками, которых можно было уговорить остаться в полевом лагере. Саладин, как мы увидим, неизменно сохранял этот обычай. Когда вассалы находились на своей земле, им было позволено собирать только предусмотренные законом налоги, составлявшие приблизительно десятую часть всей производимой продукции, и им строго предписывалось не угнетать народ и захватывать их собственность. «Земля и все жители на ней принадлежат султану, – писал великий визирь, – и феодалы и губернаторы поставлены только для того, чтобы их защищать». Вне всякого сомнения, до тех пор, пока существовала Сельджукская империя, всемогущие шпионы держали в страхе мздоимцев. Но когда верховная власть исчезла во время смуты, которая предшествовала установлению твердого порядка при Нур ад-Дине и Саладине, вместо «покровительства» пришло время бедствий. Нам постоянно встречаются в литературе сообщения о феодалах и эмирах, которые, поддержанные своими сторонниками, встали на тропу войны. Зачастую на разбитых дорогах Месопотамии происходили короткие стычки соперничавших отрядов, заканчивавшиеся победой одной из сторон, затем следовала жестокая расправа и раздел награбленной добычи. Жизнь пастуха, земледельца и купца, должно быть, была бурной и довольно опасной в условиях, когда феодалы-соседи постоянно выясняли свои отношения, а справедливые заветы Мелик-шаха и его мудрого визиря просто забывались в пылу борьбы.

Арабский хронист, склонный больше описывать военные подвиги, никогда не забывал написать и о положении мирных жителей. Стоит заметить, что, указывая на добродетели важного сеньора, он особенно подчеркивает его справедливое и сострадательное отношение к своим подданным. С восхищением Ибн аль-Асир упоминает в «Атабегах» о правителе Мосула Ак-Сонкуре (Белый Сокол). Он называет его «мудрым правителем и защитником своего народа». Справедливость была характерной чертой всего периода его правления. Товары на рынках были дешевы, дороги абсолютно безопасны, повсюду царил порядок. Его принципом было заставить отвечать за преступления ту область, в которой оно произошло: если на караван нападали грабители, то ближайшая деревня должна была возместить убытки купца, так что все население исполняло функцию полицейского, оказывая покровительство путешественникам. Имеются свидетельства, что этот добрый правитель ни разу не нарушил своего слова, и то же самое можно сказать и о многих других мусульманах, в отличие от вождя христиан эпохи крестовых походов. Пример справедливого и добродетельного вождя вызывает среди его слуг желание подражать ему, и несложно во многих случаях проследить последствия такого влияния. Крупный феодал старался окружить себя преданными слугами и вассалами, которые могли поддержать его на войне, помочь расширить границы владений и проводить его политику при управлении своими поместьями. От их преданности зависело процветание его семьи. Когда феодал умирал, его вассалы и мамлюки объединялись вокруг его наследника, помогали вступить во владение фьефом и оказывали ему поддержку. Ни один слабый правитель не имел шанса остаться у власти в это бурное время. Он должен был быть сильным на войне и непреклонным в условиях мира. Зачастую случалось, что эмир не мог удовлетворить требования или гарантировать преданность своего окружения, которые передавали властные функции более популярному властителю.

Несмотря на то что призванием многих властителей империи была только война и они отличались свирепым нравом, ничто так не привлекает в цивилизации Сельджукидов, как то огромное значение, которое они придавали образованию и науке. Несмотря на то что училища существовали в мусульманских странах и прежде, следует признать, что сельджуки в XI–XII вв., прежде всего благодаря влиянию Низама аль-Мулька, улучшили и подняли уровень образования на Востоке на более высокую ступень. Известные медресе Низамия в Багдаде, основанные самим визирем, стали тем средоточием научной деятельности, откуда жажда познания мира распространилась на Персию (Иран), Сирию и Египет. Подобным центром высокого знания стал Университет Азхар (аль-Азхар) в Каире. Среди сельджукских правителей основание нового училища становилось столь же благочестивым поступком, как и возведение мечети или отвоевание города у «неверных». Подобно им могущественные феодалы и представители многочисленных династий, возникших, когда власть Сельджукидов клонилась к закату, обращали особое внимание на вопросы образования, и ко времени Саладина центрами науки и образования стали Дамаск, Алеппо, Баальбек, Хомс, Мосул, Багдад, Каир и другие города. Преподаватели переходили из училища в училище, совсем как наши средневековые ученые странствовали из одного университета в другой. Многие из этих образованных людей и государственных министров (часто они совмещались в одном лице) были потомками тех придворных, что служили сельджукским султанам. Атабек Мосула Занги, несмотря на всю свою энергию и военный талант, вряд ли удержал бы бразды правления своей обширной империи, если бы не помощь его визиря и правой руки Джамала ад-Дина, прозванного аль-Джавад, Щедрый, дед которого устраивал бега леопардов при дворе султана Мелик-шаха. Он удачно руководил работой нескольких правительственных кабинетов, и настолько притягательными были его манеры и искусство вести беседу, что Занги приблизил его к себе и дал ему должность генерального инспектора своего княжества и председателя дивана (государственного совета). Его содержание равнялось десятой части всех взращенных плодов земли, и он тратил его неограниченно на дела благотворительности: щедро жертвовал на нужды паломников в Мекке и Медине, строил акведуки и мечети, содержал ушедших на покой людей. Когда Занги умер, «воздух потрясли рыдания сокрушенных горем» вдов и сирот и бесчисленных бедняков, считавших его своим благодетелем.

Ряды образованных и ученых людей пополнялись из всех частей мусульманского мира. Профессоров из Нишапура с удовольствием слушали в аудиториях Дамаска. Персидские мистики, такие как ас-Сухраварди, встречались с традиционалистами, такими как Ибн Асакир, чьи похороны в 1176 г. посетил сам Саладин. В том же году в Каир приезжает иностранец из Хативы в далекой Андалусии, привлеченный слухами о возрождении там научного знания. Это был Ибн Фирро, сочинивший большую поэму из 1173 стихов на основе хадисов Корана «ради вящей славы Аллаха». Этот кладезь знаний скромно признался, что его память отягощена таким количеством знаний, что под их тяжестью падет верблюд. Тем не менее, когда пришло время выступить перед переполненным слушателями залом, от него так и не услышали ни одного достойного слова. Неудивительно, что кади (духовное лицо, несущее обязанности судьи) аль-Фадиль, правитель Египта при Саладине, дал ему приют в своем доме и похоронил его в своем личном мавзолее. Присутствие таких философов, обладавших холодной мудростью, смягчало порывистый и горячий нрав вождей. Многие из великих воителей этого века находили отдохновение в обществе людей культуры. И хотя победоносный атабек мог воскликнуть, что «звон мечей милее ему музыки сладкоголосых певцов, и встретиться с достойным врагом – большее удовольствие, чем игры с женщиной», все же ему нравилось общаться с мудрым советником аль-Джавадом. Его наследник Нур ад-Дин был предан обществу ученых мужей, поэты и писатели собирались при его дворе, в то время как Саладин находил особое удовольствие в разговорах с известными богословами и важными юристами. Самый кровожадный феодал не мог обойтись без поэта и историка. Ту же картину можно было наблюдать и спустя столетия в эпоху мамлюкских султанов Египта. Какими бы варварами и дикарями они ни выглядели, склонные к кровавым преступлениям и предательству, они любили искусство, поощряли развитие изящной словесности и украсили Каир памятниками изысканной архитектуры. Дело представляется таким образом, что на Востоке насилие может всегда идти рука об руку с культурой и хорошим вкусом, и не один мрачный Саул находил отдохновение после своих подвигов в музыке и пении.

Эпоха сельджуков имела далеко идущие последствия, но сама династия просуществовала недолго. Меньше чем за полвека после того, как они пришли в Персию (Иран) завоевателями, большое государство, которое они вознамерились создать и сохранить, раскололось на части. Три сельджукских правителя самодержавно властвовали один за другим, не опасаясь соперничества и мятежа; но когда в 1092 г. умер Мелик-шах, разразилась междоусобная война между его сыновьями и состоялся раздел империи. Одни Сельджукиды продолжали царствовать в Нишапуре, Исфахане и Кермане; другие – в Дамаске и Алеппо, и третьи – в Анатолии (Малой Азии). Но они стали отдельными частями некогда единого мощного целого и не могли больше сопротивляться напору сил, стремившихся разрушить господство Сельджуков извне и изнутри. Их падение стало неизбежным следствием их феодальной организации; они были подорваны собственными петардами. Рабы, которых они завозили ради своей защиты, их же и погубили, и большие фьефы, созданные для защиты империи, как оказалось, стали главным источником опасности. Основной дефект европейского феодализма присутствовал также и в системе, организованной Сельджукидами. Раб был обязан работать на господина, вассал был в подчинении у своего сеньора. Но их преданность и обязанность работать не распространялась на иного господина. Если какой-либо вассал считал, что у него достаточно сил выступить против своего сеньора, то, в свою очередь, его вассалы, его слуги и рабы следовали за ним. Они не были обязаны своей службой сеньору. Вассал также не приносил присягу своему сеньору, аналогичную той, что приносилась суверену. Иногда у вассала просыпалось чувство лояльности, которое заставляло его оставить взбунтовавшегося сеньора и перейти на сторону короля. По мере того, как власть суверена слабела, это чувство уже больше не возникало, и крупные феодалы были в состоянии создать свое собственное независимое государство со своими вассалами. Когда империя распадалась, воевавшие полководцы становились независимыми правителями. Мамлюки, одерживавшие победы в интересах своих правителей, становились регентами или губернаторами (атабеками), и делегированные им права они меняли на полноценные права правителя, становясь наследственными властителями.

В XII в. большая часть Сельджукской империи оказалась под управлением мамлюков, которые преобразовали свои фьефы в независимые государства. В Иране и за рекой Окс (Амударья) основателем могучих династий становился кравчий и мажордом. И рабы этих рабов образовали небольшие княжества на границах владений их господина. Таким образом, раб становился распорядителем наследия своего господина и после его смерти получал верховную власть в Дамаске. Так, Занги, основатель династии атабеков Мосула, был сыном раба Мелик-шаха. Ортукиды и другие местные династии Месопотамии имели схожее происхождение. Однако вести свою родословную от раба не считалось зазорным. На Востоке отношение к рабу было зачастую лучше, чем к сыну, а быть рабом Мелик-шаха давало право на особое уважение. Крупные вассалы-рабы Сельджукидов пользовались уважением и почетом, как и любой бастард средневековой аристократии. Когда они наследовали верховную власть, то передавали своим потомкам традиции своих бывших господ. Атабеки Сирии и Месопотамии вели цивилизационную работу, начатую мудрым визирем Мелик-шаха (Низамом аль-Мульком). Внутренние распри помешали ей продолжаться и дальше, но основное препятствие для нее в XII в. представляли крестоносцы.