Не успела закрыться дверь за стюардессой, а Лев уже натягивал трусы. Неловко без них в чужом доме-то. Втиснулся в джинсы. Надел и рубаху под свитер, чтоб не так сильно кололся. Благо, размеры позволяли. Можно было еще добавить пиджак, бронежилет и фуфайку, – все легко затерялось бы под этим балахоном. Из которого, на минуточку, вырос Нанухак. Ничего себе, Медвежонок. Тут целый медведь. Медведище!

Зато в шерстяной кольчуге не страшно выйти в продуваемый коридор. Заколдованный доспех от холода, сосулькой ткнешь – обломается. В таком не стыдно и в мир, и в пир. При мысли о пирушке голодная волна с урчанием всколыхнула поджелудочную. Так. Завтрак, переходящий в полдник, модно называть бранчем. А какое слово подобрали бы хипстеры для завтрако-ужина? Бриннер? Неплохо, кстати. Сразу вспомнился древний вестерн про лысого ковбоя в жарких прериях. Тоже ведь русский парень был, хоть и в Голливуде…

Ну, Бриннер, так Бриннер.

Не смутят даже Иствуд с МакКуином, лишь бы накормили прямо сейчас.

Лев почти бегом добрался до кухни. В Гренландии ловят рыбу и крабов. Скорее всего, их и едят круглые сутки. Сколько он смог бы протянуть на подобной диете? Скажем, неделю. Хорошо, что так долго ждать не придется, рейс в Канаду уже послезавтра. А крабы – это даже вкусно…

Он шагнул на кухню и онемел, но уже через секунду с рычанием набросился на шкворчащую яичницу-глазунью, только что со сковороды, обжигающую язык. Рядом на тарелках гренки, колбаска копченая, нарезанная кружочками, и помидоры, нарезанные кубиками. Какая-то непонятная маринованная трава. Местная что ли? Не может быть! Среди этих вечных льдов растет трава?! А впрочем, вкусная, чуть кисленькая и, при этом, острая – рот горит и сразу по телу благословенное тепло разливается. Ну и да – крабы, куда же без них.

– Спасибо, милая! Огромное тебе спасибо, – бубнил Лев с набитым ртом, не замечая, что говорит по-русски.

Девушка вряд ли поймет хоть слово.

А нет, поняла. Улыбается. Подвигает чашку душистого чая. Литра на полтора, не меньше. Горячие напитки в этих отмороженных краях гораздо популярнее горячительных.

Он отхлебнул и улыбнулся. Медвежонку, поди, такая чашка на один глоток. Непонятно только, как брат стюардессы помещается за этим крошечным столиком. Потолки в доме низкие, комнаты узкие, вот и в кухне великану не развернуться. Наверное, потому и съехал. Плюшевый мишка перерос кукольный домик.

– Слушай, мне ведь это не приснилось? – спросил Лев. – Твой дом снаружи выкрашен в розовый цвет, как у Барби?

Нига кивнула и прыснула в горячий чай.

– Когда мы заходили на посадку, я заметил, что в вашем городке много ярких пятен, – он выцарапывал из смерзшегося желе в голове осколки воспоминаний. – Красные, синие, бирюзовые, лимонно-желтые, но больше всего почему-то фиолетовых.

– Это все Грёйльдагеры, – она брезгливо поморщилась. – Плодятся быстрее, чем кролики, и скоро окончательно захватят Илуллисат.

– То есть стены и крышу красят в цвета семейных кланов, – догадался Лев. – А у твоей фамилии, получается, розовый.

– Нет, это я сама придумала, чтобы уже, наконец, оставили в покое.

– Кто?

– Дед, мать, тетки, брат… «Всех женихов разберут, а ты так в девках и просидишь», – передразнила Нига. – Сватались шестеро, но я всем отказала. Не хочу вечно оставаться в Иллулисате. Моя мечта – улететь в Европу. Там я сама выберу, за кого выйти замуж.

Лев рассматривал стюардессу. Фигурка точеная, походка легкая, опять же – общительная, все время улыбается. Но вот лицо, пожалуй, слишком экзотическое. Широкий нос, скулы будто припухшие, губы плоские, глаза как миндаль, только надкушенный с одного края. На любителя, прямо скажем, впрочем, любителей экзотики везде хватает. Только распахни окно в Европу – от женихов отбоя не будет.

– Кстати, а почему у тебя в доме окон нет? – гость отставил пустую чашку и огляделся. – Ладно, в спальне нет, это как раз удобно. Легче заснуть полярным летом, когда солнце светит одинаково ярко и ночью, и днем. А в кухне почему не сделала?

– Окна у нас мало кто ставит. С побережья часто налетает ураган, ни одно стекло не выдержит. Раз в год бывает, что и дома сдвигает на пару дюймов, хоть они и вмерзли в лед. Так весь городок потихоньку пятится от моря, – она встала, потянулась и собрала посуду со стола. – Одно окошко есть. В кладовке. Оттуда можно посмотреть какая погода на дворе и если вьюга или ледяной дождь, то не выходить.

– А сейчас там как? – с затаенной тревогой спросил Лев. – Не смотрела?

– Сейчас без разницы. Мы выезжаем через полчаса при любой погоде.

– На ночь глядя? – идея не вызвала энтузиазма. – В адский дубак?

– Оденем тебя потеплее, мороза даже не заметишь. А ехать нужно, иначе к утру не успеем.

– Ку… куда?

Три недели прошло с того самого первого «куда», после которого все завертелось, а вопрос остается до ужаса актуальным.

– На пароход, конечно. Я же говорила еще при встрече, – всплеснула руками Нига, – как ты мог забыть?!

Лев Мартынов:-(лавирует между айсбергами

23 апреля, около полуночи

Форт Илуллисат, Гренландия

Нет возможности для публикации,

запись будет сохранена, как черновик

Ну, вот что это за претензия такая?

Как он мог забыть…

Да запросто. Лев вообще не помнил, как оказался в доме стюардессы, как добрался до кровати и кто его раздевал. «Подумаешь – голый, чего я там не видела». Ох уж эта Нигугайк. Он снова покраснел и в который уж раз напряг мозговые извилины, чтобы хоть немного распрямились.

Вроде бы девушка говорила, что беспокоится о чем-то важном… Помочь надо… Но кому?… И чем вообще Лев может помочь? Его самого в этих суровых широтах спасать надо…

Гренландские ночи подкрадываются незаметно. Вот только что ослепительная белизна вычерпывала глаза до донышка, заставляя людей постоянно прищуриваться, и вдруг появляется сиреневый туман. Не смейтесь, реально сиреневый, как… Как то проклятое мороженое, которое Лев так и не попробовал в Париже…

Опять эти навязчивые мысли…

Опять эта предательница…

Прочь! Убирайся из моей головы и сирень свою забирай! Тем более что вокруг уже не туман, а многослойный купол из дымчатого хрусталя, тьма сгущается, небо где-то далеко вверху почернело, а здесь, внутри хрустальной сферы, видно как днем. Даже лучше, чем днем, потому что глазам не больно от яркого света. А посмотреть есть на что, столько удивительного рядом.

Вот, к примеру, айсберги в этом изгибистом фьорде, через который они плывут уже третий час. При беглом взгляде, казалось, что все плавучие льдины одинаково белые, лишь парочка в дальнем углу отливала нежной голубизной. Но сейчас-то видно, что они разноцветные, как домики в городке. Вон та гора льда – бледно-зеленая, с изумрудным пятном возле сколотой вершины. А справа отвесная стена, расчерченная вертикальными оранжевыми струйками, будто капли апероля стекали по краешку бокала, да так и застыли. Слева на простор морской волны выплыл складчатый айсберг, похожий на скомканное одеяло, если посчитать сверху вниз – шесть, нет, семь разных оттенков синего. За ним, вдалеке, мелькнул тигриный бок с коричневыми полосками.

Бывают же на свете белые тигры?

Он и этого не помнил. Мозг впитывал окружающую красоту и временами лениво восхищался пейзажем, но соображать отказывался. Лев пританцовывал на палубе, чтобы не замерзнуть.

Меховых сапог по размеру не нашлось, но Нига предложила запихнуть в ботинки собачью шерсть. А он отказался.

Дурак набитый!

Хотя нет, набитому, пожалуй, было бы теплее. Пароходик маленький. В трюме не спрячешься, там только двигатель и помещается. Кают нет в принципе. В крошечной рубке – ворчливый капитан, зыркающий из-под насупленных бровей на посторонних. Приходится вытанцовывать снаружи, иначе недолго и околеть – фырчащая посудина ползет по заливу нарочито медленно. Понятно почему. У этих разноцветных милашек, ласково трущихся о борт парохода, как котята, есть и подводная часть. «Титаник» не даст соврать. Не спеши, капитан, мы все понимаем. Как бы зябко не было на палубе, в ледяной воде люди погибнут через пять минут. А если акулы нарисуются, то и быстрее.

Акулы!

Не только Шеймус говорил про акул. Стюардесса тоже что-то такое упоминала…

Мозг заворочался, как медведь в берлоге. Медведь? Медвежонок…

Это ее брат.

И у него проблемы.

Из-за акул.

Точно! Он с невестой поругался.

Но… какая связь?

– Нига, – окликнул он девушку, которая все еще дулась и потому стояла в отдалении и нервно переплетала косу. – Я вроде бы вспомнил, но не все. Расскажи заново, что за беда у вас стряслась?

– Сначала пообещай, что поможешь моему брату.

– Шкура Медвежонка меня от холода защищает, – попытался отшутиться Лев, похлопывая по тяжелой дубленке, – как же я могу отказать ему в помощи.

– Смотри, ты обещал. Потом не отказывайся от своих слов, – девушка обернула косу кожаным ремешком и затянула узелок. – Брат – парень хороший и честный. Но жутко невезучий. Влюбился в мою подругу Альгги. Она тоже стюардесса, вместе летаем в Канаду. Знакомы со школы. Нанухак сохнет по ней много лет, но Альгги не относилась всерьез к его робким намекам и неуклюжим ухаживаниям. Привыкла воспринимать брата лишь как забавного малыша.

– А малыш-то вырос, – Лев помахал длинными рукавами, из которых, подобно черепашьим мордам, высовывались темно-серые варежки.

– Ох, не говори, – вздохнула Нига. – Вымахал ростом с пожарную каланчу, но в душе остался карапузом. Подслушал как-то наш разговор о том, что современные женихи не способны на романтические поступки. Вот и захотел поразить Альгги в самое сердце. Сюрприз устроил. Выложил на ледяном поле за аэропортом гигантскую надпись из выпотрошенных акул.

– Из чего? – кажется, в прошлый раз Лев в этом месте тоже удивлялся.

– Мой брат работает на заводе, который уничтожает акульи туши. Нанухак больше месяца морозил их в холодильнике, пока не набрался целый рефрижератор. Акулы черные, на белом поле контрастно смотрятся. К тому же они достаточно большие, чтобы надпись с самолета разглядеть удалось. Такая блестящая идея пришла в его большую, но глупую голову. Брат привез акул утром, как только наш самолет улетел в Канаду, и с помощью двух друзей и трех железных крюков, выложил романтичную надпись: «Аlggy marry me!»^[11]

«Из дохлых акул? Офигенно романтично», – подумал Лев, но вслух ничего не сказал.

– Обратный рейс, как назло, задержали. Возвращались мы уже ночью. Нанухак сообразил, что в темноте буквы никто не увидит. Но не сдался, нет. В нашей семье не принято отступать перед преградами, – в голосе стюардессы прорезались нотки гордости за младшего брата. – Он снял со счета все деньги и купил полную цистерну горючего. Бензин в Гренландии дорогущий до ужаса. Крона за литр. Это пятьдесят центов, чтоб тебе понятнее было.

«Чтоб тебе понятнее было, в России бензин еще дороже», – мелькнула шальная мысль, но Лев снова не рискнул перебивать.

– Пригнал Нанухак бензовоз в поле, облил акульи туши и когда объявили, что мы прибываем, поджег все буквы. Представляешь, летим мы в кромешной тьме, вдали загорается посадочная полоса и тут же слева, под крылом, вспыхивает огромная надпись. Пилот, предупрежденный заранее, объявляет по громкой связи, что сейчас для нашей прекрасной Альгги будет очень приятный сюрприз. Нарочно делает круг над полем, чтоб все хорошо рассмотрели. Пассажиры утыкаются в иллюминаторы. Мы с подругой тоже. А там…

Она замолчала, кусая губы. Непонятно, то ли слезы сдерживала, то ли рвущийся наружу хохот.

– Загорелись не все буквы. Туши слишком сильно отсырели, как братик ни старался, а на поле пылало: «logy mare». Вместо предложения руки и сердца получилось оскорбление.

«Ага, вот в чем фокус!» – Льву вполне хватило школьных знаний английского, чтобы перевести.

Тупая кобыла.

Да уж, попал Нанухак.

– Еще трепетала надежда, что удастся обратить все в шутку, – хмыкнула Нига, – но тут кто-то на заднем ряду громко заржал. И-го-го! Я уверена, это тот американец… Мерзкий жирдяй, который требовал добавки к обеду. Ненасытная тварь…

Она помолчала, вглядываясь в пару голубых айсбергов, до которых как раз доплыл пароход. Тут можно без подробностей, и так понятно. Все пассажиры засмеялись. Альгги покраснела и заплакала. Ей хотелось убежать. Но куда? В маленьком самолете «Гренландских авиалиний» даже спрятаться негде.

– Я пыталась уговорить подругу не судить строго этого непутевого раздолбая, но она страшно обиделась. Понятно почему. Я бы на месте Альгги тоже обиделась. Недавно встретились, так она бросила в сердцах: «Твой брат – глупый ребенок! Куда ему жену искать?! Пусть сперва повзрослеет!» Месяц прошел, а она не отвечает на звонки Нанухака и сообщения. Со мной тоже старается не общаться, даже сменами меняется, чтобы вместе не летать.

– Брат исстрадался уже?

– По нему не поймешь. Молчит, ничего не говорит. Зима у него на сердце, видите ли… Неделю просидел под арестом. Потом суд отрядил на общественные работы.

– Улицы от снега чистить? – Лев не пытался шутить, вырвалось первое, что в голову пришло.

– Нет, у нас никто не занимается бесполезным трудом, – отмахнулась стюардесса. – Ему велели вывезти все обгоревшие туши с поля. А директор завода обиделся, что Нанухак без спроса брал рефрижератор и машину не дал. Пришлось брату тащить акул волоком – впрягался в сани и по одной за раз…

«Никто не занимается бесполезным трудом», – звучало насмешливое эхо. – «Ну-ну!»

– Братишка еще легко отделался. Могли бы посадить надолго. За угон заводского транспорта. За то, что пожар устроил вблизи аэропорта. Даже за оскорбление! Но судья отнесся снисходительно. Сказал: «Кто из нас в молодости не совершал глупостей, ради любимой девушки». Мужчины, вас уже не исправить. Вечно хорохоритесь и пускаете пыль в глаза. Мог же тихо объясниться с Альгги наедине, нет, заробел он, видите ли. А теперь, после грандиозного провала, решил выбить клин клином. Добавить еще романтики, блин! Он хочет выиграть гонки на собачьих упряжках и потом во всеуслышание заявить, что хочет жениться на девушке своей мечты. Тогда все обиды забудутся, и любимая скажет «Да».

«Так себе затея», – снова промолчал Лев.

Хотя, не исключено, что в Гренландии победитель первых весенних гонок на собаках котируется на уровне чемпионов «Формулы-1».

– Я считаю эту затею еще большей глупостью, чем ту надпись на поле. Но кто будет слушать одинокую старую деву из розового домика, – пожала плечами Нига. – Мать и тетки давно мечтают о внуках. Дед поддержал, мне даже кажется, что он эту ерунду и посоветовал. Нанухак уехал в деревню к старику, чтобы подготовиться к заезду. Он переполнен энтузиазмом, даже говорить начал в последние дни. Правда, только о гонках и болтает. Ты поедешь вместе с ним и поможешь. Ты обещал!

Неожиданный поворот.

– Как я могу помочь? – пролепетал Лев. – Я же ни разу не гонщик, тем более на собаках.

– В гонке брату помощь не нужна, он с пяти лет самостоятельно правит упряжкой, возит туристов, а наш дед – легендарный каюр Апайя, который объехал всю Гренландию на собаках, – научил его своим премудростям. Ну и хитростям, наверняка. Поэтому Нанухак выиграет гонку с завязанными глазами. Но чтобы Альгги об этом узнала, нужно привлечь ее внимание, а значит, внимание всех жителей Иллулисата без исключения. Для этого нужна звезда, – стюардесса угрюмо ткнула Льва под ребро. – Другой звезды у нас нет. А про твое участие в гонках напишут в нашей местной газете, расскажут по радио и в Интернете ты соберешь очередной миллион лайков. Так Перелётный жених поможет Недолётному жениху – моему братишке.

«Заполярный ездок». Закрытая группа

23 апреля, 4:21

Насалыык, Гренландия

Присоединился: Лев Мартынов

Деревенька сиротливо жалась к воде. Редкие домики ползли от берега в глубь острова, но вскоре натыкались на высоченный забор. Дальше хода нет. Жизни нет. Только ледяная пустошь.

– Туда мы и рванем, Лейф! – азартно прокричал Нанухак, встречавший их на пристани. – Сто километров на собаках. Пятьдесят до базы спасателей, и столько же обратно. Ты таких ощущений еще никогда не испытывал!

– Да, здорово, – ответил Лев без особого энтузиазма.

Ему хватило айсбергов. Все эмоции замерзли, и двигался он на автомате. По скользкому трапу. По длинному пирсу. По ломкой корке сугробов на окраине, поминутно проваливаясь чуть не до колен. По широкой колее, заменяющей улицу. По унылому двору, к покосившемуся сараю.

– Хьёрр! Хьёрр! – приговаривал Нанухак, снимая замок и щелкая засовами. – Выходите, зверюги. Засиделись, небось!

Дюжина больших псов выскочила веселой гурьбой, тявкая от восторга, покусывая хозяина, тыкаясь широкими лбами в его колени. Уши торчком, хвост завит кренделем. На затылке и спине, вдоль хребта, темно-серая линия, к бокам сползает в рыжину, а брюхо и ноги белые – как будто они в снегу по грудь пробежались, но отряхнуться забыли.

– Какие странные хаски.

– Хаски? Нет, это калааллит кимьят… Гренландские лайки. Подходи знакомиться. Они умные, без команды не укусят.

Лев шагнул в меховой круг, присел на колени, выставляя руки вперед, и фальшиво-приторным голосом затянул:

– А кто хороший песик? Кто хороший песик? Подходи гладиться!

Прежний опыт общения с соседским пуделем тут не помог. Черные носы презрительно сморщились, обнажая клыки. Лайки смотрели исподлобья, без малейшего намека на дружелюбие, а самая крупная приблизилась и фыркнула прямо в лицо. Он успел заметить, что глаза у собаки небесно-синие, хотя у всех прочих – угольки.

– Ох, ты и выдумал! Ох, насмешил! – из дома вышел пожилой эскимос, скрюченный то ли от возраста, то ли от хохота. – Ктоха-рожи-пёзий, – передразнивал он льстивое сюсюканье, – Ходи глядь-ица!

– Дедушка! – обрадовался Медвежонок. – Знакомься, это Перелётный жених, про которого тебе Нигугайк рассказывала. А это великий каюр Апайя! Победитель семи весенних гонок подряд.

– Ой, когда это было, – притворно смутился старик. – Сила ушла из моих рук. Могу лишь туристов вдоль забора покатать, а им и того достаточно – агукают, как дети малые. В настоящей гонке все по-другому. Ты не едешь, ты летишь. Скорость такая, что ветер сдирает кожу с лица. Скоро сам узнаешь!

– Не пугай, – улыбнулся внук. – Давай-ка лучше собак напоим перед стартом. Пора уже запрягать.

Каюр кивнул и выволок на крыльцо бидон. Нанухак уже держал наготове жестяной таз.

– Молоко с рыбьим жиром, волшебная смесь для бодрости. Как эти ваши… Э-э-э-э… Энергетики!

Лайки виляли хвостами, лакали по очереди, не толпясь, и не отталкивая друг друга. Пятеро уже улеглись на снег, облизываясь. Три пса терпеливо ждали в стороне. Сразу видно – это не бродячая стая, а слаженная команда, где у каждого есть определенная роль.

Нанухак выкатил из сарая нарты. Не привычные глазу легкие плетенки, как показывают в кино. Эти напоминали оранжевую байдарку, поставленную на салазки.

– Угадал, рожи-пёзий, – Апайя плеснул добавку из бидона и захихикал, вспоминая недавний конфуз. – Если сани провалятся под лед, то превратятся в лодку, и вы не утонете.

– И часто это… Под лед уходят? – напрягся Лев.

– Всякое случается, – хмыкнул старик. – Белая земля коварна и непредсказуема.

– Не пугай, – снова улыбнулся внук. – Этого парня назвали в честь лучшего из викингов^[12]. Он облетел всю Европу. У него в груди огонь, отважное сердце!

Да-да. Но сейчас это сердце укатилось куда-то в пятки и замерло там, пропуская удары. Чтобы скрыть предательскую дрожь в руках, пришлось ухватиться за огромное кольцо в носу лодкосаней.

– Чт-то за шт-тука?

– Страховка. Вот сюда, – молодой эскимос показал на верхний полукруг, – крепится упряжка. А здесь, – палец ткнул в основание, – два зажима. Когда придет нужда, дергаешь рычаг, – видишь, слева торчит?! – и собак отпускаешь.

– Зачем?

– Ну как. Если провалимся под лед, то лайки в холодной воде долго не протянут. Начнут тонуть и нас утянут. Поэтому отпускаем, надеемся, что они сами сумеют выбраться.

– Сумеют?

– Не переживай ты так, – тяжелая ладонь ободряюще впечаталась в плечо, словно они в салочки играли. – Прокатимся, развлечемся. Это весело!

Лев Мартынов:-(приближает приход весны

23 апреля, 8:52

Где-то в Гренландии