В детстве похожие убежища строились из нескольких стульев, верблюжьего одеяла и пары подушек. Так легко было спрятаться от всех проблем, зажечь фонарик и читать книгу о детях капитана Гранта, или просто сидеть в темноте, вдыхая странный сладковатый запах пыли. Мечтая о путешествиях, дуэлях и погонях. Было такое, Левушка? А то! Представлялось, что ты – благородный идальго, преследуешь злодеев и спасаешь прекрасных девушек, которые тут же безнадежно влюбляются в своего избавителя. А реальность вывернула все эти мечты наизнанку. Ты проходимец, убегающий от закона, хотя это не самая большая беда. Ты еще и от любимой девушки ушел. По глупости ушел, в самый неподходящий момент. Бросил на больничной койке, не дождавшись улучшения. Поэтому она и не отвечает. Обиделась, наверное…

Так, стоп! Что за эгоистичные мысли? Думаешь, все вертится вокруг тебя? А вдруг Саша еще не совсем поправилась? Вдруг ей трудно говорить и буквы перед глазами расплываются? Может, она просто не в силах ответить…

Надо отправить еще сообщение.

Или не надо?

Нет, к черту сомнения! Отправить, обязательно, отправить. При первой же возможности. Господи, как же трудно без мобильника. И как раньше люди общались?!

Лев закрыл глаза, удерживая набежавшие слезы, и привалился головой к потертому гитарному чехлу.

Ладно, сообщение он отправит, рано или поздно. Но этого мало. Нужно вернуться.

Вот только куда? В Бразилию? Без вариантов. С каждым ударом его заполошного сердца самолет удаляется от Южной Америки примерно на четверть километра. Но даже если развернуть его прямо сейчас, вернуться в Буэнос-Айрес и каким-то чудом доковылять до Манауса – не факт, что Саша сидит там, на берегу, свесив ноги в Амазонку, и ждет, когда на горизонте появится красная рубаха. Ну, или когда пираньи сгрызут ее пятки…

Нужно вернуться в Москву. Через Австралию, раз уж так легла карта мира. Через месяц или год, если раньше не получится. А в Москве он непременно разыщет Александру. Пусть журналистка проводит половину жизни в командировках, но ведь есть еще и другая половина. Домашняя. Уютная. В плюшевой пижаме и вязаных тапочках. Он узнает адрес в редакции журнала, соврет что-нибудь, как обычно, это не трудно. Поднимется по лестнице на самый верхний этаж, к ее двери, запертой на сотню маленьких замочков – вроде тех, которые влюбленные парочки вешают на прутья мостов в Париже, Нью-Йорке, Буэнос-Айресе, он замечал их краем глаза, традиция-то везде одна. Лев достанет из-под половичка связку ключей и начнет открывать замочки по очереди. Клац! Клац! Клац!

Он открыл глаза.

Похоже, задремал. Приснится же такое…

Клацанье маленьких замочков все звучало в ушах. Лев осторожно выглянул из своего укрытия. Возле горы инструментов стоял музыкант легендарной рок-группы, он раскрывал гитарные чехлы, один за другим, и неодобрительно качал головой. Увидев Перелётного жениха, он не удивился, только смущенно пригладил всклокоченные волосы над фиолетовой банданой.

– Прости, если разбудил, мэн, – прошептал он. – Просто заскучал без музыки. Захотелось поиграть. А, вот и ты, старый друг!

Он достал акустическую гитару – потемневшую от времени, исцарапанную, с бурыми точками по всей деке, словно ее посыпали тростниковым сахаром, и с перламутровыми кружочками, наклеенными вокруг голосника. Сел на ящик. Скрюченные пальцы пробежали по струнам.

– Да, так гораздо лучше, – хмыкнул музыкант. – У меня больше трех тысяч гитар. Нужно хотя бы раз в год сыграть на каждой, а то они обижаются. Ты кто такой, мэн?

– Я, – Лев растерялся, вспомнив предупреждение о паранойе старых рокеров. – Э-эм… Я друг Кати.

– А! Катя – прекрасная девушка. Ты русский?

– Ага.

– Русские прекрасные люди, мэн, – морщинистые пальцы сыграли первые такты «Вальса цветов». – Чайковского знаешь?

– Ну, не то, чтобы лично, – пошутил Лев.

Музыкант не заметил иронии, он растворился в мелодии, порхал, как бабочка с цветка на цветок, потом беспечное насекомое подхватили крылья ветра, и это было улетно, а дальше зажужжал шмель, только раза в три медленнее, чем у Римского-Корсакова, наверное перебрал забродившего нектара на солнечной полянке.

Неожиданно музыка оборвалась.

– Ты был в Москве, мэн? – придирчиво спросил старый рокер.

– Я там живу вообще-то, – вздохнул Лев.

– Знаешь, мне понравилось в Москве. Город переполнен чудесами, – музыкант тряхнул седой гривой и стал наигрывать что-то свое. – Я вышел как-то ночью из гостиницы и просто шел по улице. Не знаю куда. Не знаю зачем. Рядом со мной брела лохматая черная псина. Сначала я думал, что она просто пробежит мимо, мэн. Остановился. Собака тоже остановилась. Пошел дальше и она пошла рядом. Я долго разговаривал с ней и к утру понял, что это – добрый дух.

– Разве добрый дух может быть черным? – удивился Лев.

– Ты расист? – подозрительно спросил музыкант.

– Какой я расист? Я однажды чуть не женился на негритянке.

– Я тоже, мэн. У каждого в жизни бывает такой момент…

– Просто это странно, – перебил Лев. – Добрый дух должен являться в белоснежном сиянии. На худой конец, в небесно-голубом. Или в золоте.

– А злой вряд ли отпустил бы меня живым, – с сомнением в голосе пробормотал старый рокер. – Но в мире много удивительных вещей, которых мы не понимаем, мэн. Вот мы вылетели из Аргентины вчера, так?

– Так.

– А в Австралию прилетим завтра.

– Почему не сегодня? – пожал плечами Лев. – Мы же по короткому пути, вроде…

– Да, но ты забыл про линию перемены дат, – старый рокер постучал пальцем по бандане на лбу. – Думай головой, мэн. Мы уже глубоко в завтра, а прилетим – послезавтра. Но самое смешное, что все эти часовые пояса и перемена дат – нереальны. Через сколько бы дней мы не перепрыгнули, наши тела состарятся ровно на сутки. Мое тело привыкло стареть, мэн, это то, что оно умеет делать лучше всего. Ты еще молод, и, возможно, захочешь поискать вчерашний день, но я давно уже не смотрю на календарь. Плевать, какая там цифра нарисована. День либо хороший, либо отвратный. Третьего не дано…

Он играл на гитаре еще минут десять, не обращая внимания на нежданного зрителя. Слушая старый блюз, Лев задумался о том, каким же он был идиотом, когда уехал от Саши, и еще много лет до этого. Идиотом не в смысле Достоевского, а в смысле Кащенко.

– Ты знаешь, что такое иллюзии? – спросил музыкант, не переставая играть. – Я все знаю про это дерьмо, мэн. Иллюзии не спрашивают, хочешь ты их видеть или нет. Появляются в самый неподходящий момент, когда тебе это меньше всего нужно. Иногда они радуют, врать не стану, но чаще ведут к погибели. А знаешь почему?

Пальцы застыли на струнах, подчеркивая драматичность момента.

Лев покачал головой.

– Потому, что мы часто путаем, где иллюзии, а где реальность, – музыка зазвучала снова. – Научись отличать одно от другого, и – все.

– Что – все?

– Все. Ты счастлив, мэн.

Еще один философ, блин. Легко быть счастливым, когда ты взобрался на вершину, когда тобой восхищается весь мир, и ты можешь позволить себе делать лишь то, что хочется – бренчать по струнам любой из трех тысяч гитар, чтобы они не заскучали…

– Я знаю, о чем ты думаешь, мэн, – улыбнулся музыкант. – У меня три тысячи гитар, а у тебя ни одной. Несправедливо, согласен. Вот, держи, теперь она твоя.

Лев сразу забыл обо всех тягостных мыслях, с трепетом взял в руки инструмент и сразу почувствовал, как его тело наполняет живительная энергия, наподобие электрического тока, от которой волосы на затылке встают дыбом и потрескивают, а слезы на ресницах моментально испаряются с едва слышным шипением.

– Спасибо, мэн! – восхищенно выдохнул Лев. – А можно автограф?

Он поднял глаза и осекся.

В грузовом отсеке никого не было.

Лев Мартынов:-/ решает остаться

24 мая, 19:10

Харбор-Бридж, Сидней

Доступно: всем

С высоты птичьего полета сиднейская обсерватория напоминает лицо инопланетянина из первых космических фильмов: два зеленых купола, будто глаза навыкате, башня – то ли длинный нос с желтой бородавкой, то ли щупальце для улавливания эмоций землян, серебристые губы-лезвия острых крыш с торчащими клыками печных труб. Взглянешь из летающей тарелки – сразу понимаешь, что можно приземлиться. Здесь все свои, не обидят.

Лев пробыл в Сиднее всего пару часов, но уже не сомневался, что город заселили пришельцы. Настолько нетипично вели себя прохожие.

Ну, во-первых, его не узнали. Австралийцы не разглядывают людей, не сверлят глазами лица, а смотрят себе под ноги, чтобы не споткнуться об утконоса, перебегающего дорогу. А может это комплексы такие у тех, кто ходит по южному полушарию планеты – люди опасаются, что однажды сила притяжения накроется медным тазом и все упадут в космос. Вот и поглядывают вниз, чтобы убедиться, что подошвы сапог плотно прижаты к Земле.

Во-вторых, местные жители не шарахались от перевозбужденного незнакомца, который приставал с расспросами и навязчивыми просьбами. Ему спокойно давали телефон, чтобы названивать Саше снова и снова. Безрезультатно. Девушка не взяла трубку, но тут уж австралийцы не виноваты. Зато удалось отыскать в соцсетях знакомого серфингиста, который как раз коротал день в Сиднее – вот удача! Встречу назначили около обсерватории.

Сидя на красивом холме, в ожидании приятеля, Лев смотрел на гавань. На синюю-пресинюю воду, которую бороздят степенные прогулочные лайнеры цвета сливочного мороженого и суетливые яхты с косыми парусами. Вдалеке распускалась жестяная лилия знаменитого на весь мир оперного театра.

Удивительно…

Британцы двести лет высылали в эту колонию преступников и смутьянов, которые мешали жить чопорным леди и джентльменам. Сюда, в поисках лучшей доли, стекались разорившиеся купцы и незаконные отпрыски дворянских семей, даже не помышляющие о наследстве. Мошенники, проститутки, контрабандисты, скопившие небольшие капиталы, бежали с лондонских улиц и становились уважаемыми землевладельцами на новом континенте. Кто еще? Карточные шулеры, утратившие ловкость пальцев из-за артрита. Двоеженцы, решившие начать все заново с третьей женой. Священники, лишенные сана за, поди теперь угадай, какие грехи. Дезертиры, уставшие от европейских войн. Старатели, охваченные золотой лихорадкой. Авантюристы всех мастей. И представьте себе, этот сброд сумел-таки построить рай на краю света.

Возможно, и русскому коррупционеру стоит осесть здесь, хотя бы на пару лет, пока все не уляжется. Чем дольше Лев раздумывал об этом, тем больше убеждался, что торопиться с возвращением в Москву не стоит. Он уже принял импульсивное решение, услышав чужое имя из уст любимой. Хватит ошибаться! Лучше не спеша обмозговать это дело. Саша рано или поздно перестанет обижаться, ответит на звонок или сообщение. Вместе посмеются над той глупостью, которую он себе вообразил. Александра может выбить командировку в Австралию, прилетит делать фоторепортаж про кенгуру, а он убедит девушку остаться насовсем. Есть, знаете ли, способы. Ой, ну, конечно, знаете. Секс, там, котики. Рок-н-ролл, опять же. А жить они будут в маленькой хижине, на берегу очень тихой реки. Хотя, не исключено, что денег хватит и на виллу у моря. Лев поправил гитару, висевшую на ремне за правым плечом – да, подарки не принято продавать, но легендарный музыкант поймет. Не зря же он, выходя из самолета, сделал вид, что впервые видит Перелётного жениха, но пройдя несколько шагов, обернулся и приложил указательный палец к фиолетовой бандане. Подумай, мэн! Не путай иллюзии и реальность. А реальность такова, что на интернет-аукционе за инструмент знаменитости отсыплют много денег. Не миллион долларов, но тысяч двести точно дадут.

Или триста…

Он увидел серфингиста.

Юрка, также известный под прозвищем Юркий – один из лучших наездников на доске. Если судить по видео в интернете, то волны, которые он покорял, в разы круче девятого вала на картине Айвазовского.

– Приветы! – крикнул он издалека, поднимая кулак с оттопыренным мизинцем и большим пальцем. – Как твое ничего?

– Как у белой пешки в гамбите Эванса, – пошутил Лев, обнимая подошедшего приятеля. – Вроде сразу не съели, но чую, что добром не кончится. Как сам?

– Пока дрейфую. Стараюсь не делать резких движений, – на загорелом лице сверкнула белозубая улыбка. – Коплю силы к сентябрю.

– А что в сентябре?

– Как что? Сентябрь.

– И?

– Зимняя спячка закончится.

– Ясно, – улыбнулся Лев. – Я подумал, мало ли, какое-то событие.

– Я зимой всегда живу помедленнее, а летом ускоряюсь, – объяснил Юрка, рисуя в воздухе синусоиду.

– Интересный подход. Энергосберегающие технологии, да?

– Этого добра в Австралии навалом! Тут все эколоджикал-фрэндли. Поехали, сам увидишь. У меня джип за углом.

Лев Мартынов >0< запутывается в сетях

25 мая, 6:20

Национальный парк Куйура, Австралия

Нет возможности для публикации,

запись будет сохранена, как черновик

Австралия – страна прекрасная, но уж очень большая. А глаза быстро устают от красоты. А спина устает еще быстрее, даже на комфортном сиденье. А все, что хотелось, уже обсудили, причем по два раза.

А проехали только полдороги…

Юрка покрутил колесико на магнитоле в поисках приятной музыки. Сквозь шипение пробился голос диктора новостей:

– Астронавты на международной космической станции…

Снова шипение. Грянуло разухабистое техно. Нет, не то. Крутим дальше. Бодренький речитатив. Рэпер глотает окончания, как принято у австралийцев. Они даже страну называют «Страя», убрав лишние буквы. Дальше. Визгливая азиатская попса. Ужас какой! Дальше! Нечто артхаусное. Странные звуки, лишний раз подтверждающие, что континент населяют пришельцы с других планет.

Юрка вздохнул и вернулся к новостям из космоса:

– …успешно провели ремонт подшипника, что позволит сменить ориентацию солнечной батареи.

– Сменить ориентацию? – хмыкнул он. – Это как?

– Как в сказке, – лениво протянул Лев. – Батарея, батарея, повернись к солнцу передом, ко мне задом.

– Забавно. В серфинге тоже учитывается ориентация.

– Типа, ЛГБТ катается отдельно от натуралов?

– Ващще не про то. Считается, что правильно ездить на доске левой ногой вперед. Тех же, кто ставит на нос правую ногу, как я, называют «гуфи».

– Как в мультике?

– Точно, – кивнул Юрка. – Один из первых мультиков Диснея был о том, как Гуфи попадает во всякие забавные ситуации, катаясь в неправильной стойке. А я, когда начинал, понятия не имел – что правильно, что нет. В Австралии школьников на уроках физкультуры приучают к доске. А меня кто бы учил? Приехал доходяга из России, лопочет непонятное… Я же толком английского не знал, пока мы здесь не осели. Зато куража полные штаны. Встал и поехал. Тут с рифа пошла волна. Она коварная, без всякого предупреждения ломается «ступеньками» и сносит даже самых крутых профи. А я спиной развернулся, не вижу ничего, только чувствую, под доской вдруг яма возникла, и я падаю. С пятого этажа примерно. Ощущения жуткие, но так быстро все происходит, что испугаться не успеваешь. Я инстинктивно свернулся в клубок, колени к груди прижал, голову спрятал.

– И что? – ахнул Лев.

– И умер, – серьезно сказал серфингист, но тут же прыснул в кулак. – На самом деле повезло. Мог разбиться или покалечиться, но отделался легким испугом. Волна меня ударила снизу – видел, как Неймар пинает мячик? Я и полетел, словно мячик. Приземлился удачно, доплыл до берега. Клялся, что никогда больше не встану на доску, но на следующий день снова пошел на волну, а через неделю покорил ее. С тех пор уже двенадцать лет в этих краях. Весной, летом и осенью катаюсь, учу новичков.

– Местных? – зевнул Лев.

– Ты ващще не слушаешь, да? – Юрка не обиделся, даже похлопал его по плечу. – Я ж говорил: местных учат со школьной скамьи. Станут они платить инструктору? Держи карман шире. Но мне туристов хватает. Москвичи каждый год приезжают, причем у большинства с английским – как у меня раньше. Бегинер с минусом. Зато деньги есть. Весь сезон катаюсь, а зимой на работу устраиваюсь. Помогаю Банни. Она последние три года трудится в заповеднике, на острове Кенгуру. Там и живем.

– А, ты все еще с Аней? Поженились? – Лев сам удивился, что задал этот вопрос, видимо, в очередной раз всплыл перископ из глубин – желтая субмарина подсознания готовится к торпедной атаке.

– А зачем? – пожал плечами Юрка. – У нас с ней, как в серфинге – пока идет волна, катись и кайфуй. Не задумывайся.

Конечно…

Тут задумывайся, не задумывайся, а торпеды сомнений уже выпущены и в голове грохочет канонада:

– А если на берег выбросит? Если доска сломается? Если больше ни одной волны не дождешься? Если весь кайф пропадет?

– Ващще не думаю о таком. Кайф пропадает как раз в тот момент, когда начинаешь о чем-то тревожиться.

Юрка помигал фарами и посигналил, съезжая с трассы на боковую дорогу.

– Срежем через заповедник. Так быстрее, – объяснил он и подмигнул пассажиру. – Достань из бардачка зеленую табличку и поставь на стекло. Это пропуск. А то рейнджеры могут и колеса прострелить, они в этом парке особенно злые.

– Из-за браконьеров? – уточнил Лев, нашаривая картонку.

– Из-за Рэмбо, – хохотнул серфингист. – Тут решили устроить охранную зону для грызунов. Не знаю, то ли какие-то мыши, то ли бурундуки, а может и вообще тушканчики. Главное, что они вымирают бешеными темпами, поскольку не могут размножаться в неволе. Неловко им, видите ли, шпилиться в лаборатории или в зоопарке. Только на природе. Но там хищники, которые могут обломать в любой момент. Получается палка о двух концах, куда ни кинь – всюду жопа. Добрые люди огородили тысячу квадратных километров, – чтоб ты понимал, это больше чем Москва внутри МКАД, и зачистили территорию от любых хищников.

– Постреляли, что ли? – ахнул Лев.