– Митин, мы больше не нуждаемся в ваших услугах!

Заметив у него на столе портретик Надзорова, я посоветовал ему сделать пластическую операцию, чтобы стать еще больше похожим на кумира, в ответ на что услышал лаконичное «Вон!» и спорить не стал. От осознания провала затеи с авансом голова заболела еще больше.

В ожидании маршрутки я зашел за остановку по малой нужде и увидел, как трое спортивно одетых ребят маргинальной наружности смачно пинают ногами четвертого, а тот, уже, видимо, обессилевший от побоев, вяло обороняется, но не сдается. Я максимально быстро завершил задуманное и, застегивая брюки, крикнул:

– Хорош, втроем-то одного гасить!

Один из троицы оглянулся и дерзко ответил:

– Пошел на х…, Кузьмич!

Мне стало крайне неприятно, что меня посылают, да еще и какими-то непонятными отчествами называют. В кармане нашлась опасная бритва – драться-то был не мастер… Я заученно отработанным жестом довольно эффектно продемонстрировал ее противникам, чем полностью переключил их внимание на себя. Парни оказались не из пугливых и перешли в наступление. Их даже не смущали порезы на рукавах и ссадины на руках, которые я довольно ловко наносил им. Один, невысокий, достал из кармана телескопическую дубинку, после чего я понял, что пора валить, и огляделся по сторонам. Валить было некуда – со спины к нам с гиканьем и улюлюканьем неслось еще минимум семеро «спортсменов» с такими же «телескопами» в руках. Вдруг нападавшие на меня ни с того ни с сего бросились наутек прямо через проезжую часть, ловко лавируя между проезжающими мимо машинами.

Часть вновь прибывших погналась за убегающими, а остальные остановились возле бедолаги, за которого я на свою голову «вписался». Его стали приводить в себя одобрительными возгласами и похлопываниями по плечам. На меня никто внимания не обращал, и я хотел было вернуться на остановку, но тут случайно спасенный мной поклонник спортивного стиля одежды отстранил своих приятелей и ринулся ко мне, протягивая широченную, как весло, ладонь. Его разукрашенная физиономия светилась от какого-то непонятного мне по-мальчишески искреннего чувства, и он прошамкал синюшно-пельменными губами:

– Шаша!

– Слава, – ответил я и пожал протянутую руку.

– Пошли ш нами! – предложил мой новый знакомый и легонько хлопнул меня по плечу.

Делать мне было особенно нечего, и я согласился. По дороге я к своему удивлению узнал, что стал очевидцем столкновения двух враждующих околофутбольных группировок и что на спасенного мной, оказывается, напали приезжие. Оставшуюся часть дня мы вместе с Саньком и пацанами из его «фирмы» (тогда я еще не понимал значения этого слова) наперегонки глотали ирландский из маленьких стопочек, запивая пенным напитком и запевая песнями ранее не слыханной мною рок-группы «Бивни». Я был приятно удивлен, что ветеран панк-сцены Сантер из «Юго-Запада», оказывается, не иммигрировал ни в какую Бельгию, а продолжает нести культуру в массы, возглавляя вполне симпатичный проект. К вечеру, разодрав глотки ежеминутными «Оле-оле!», мы осипшими голосами попрощались и крепко обнялись, словно старые друзья. Санек сказал: «Ну, бывай, Бритва!» – так ко мне и прилепилось это прозвище…

Дальше понеслось: «выезды», «проводы», «дерби», естественно, «махачи» с гов…ом^[12] и без и еще много всего интересного. По настоянию Санька я стал завсегдатаем секции бокса, которой руководил его старший брат Леха, что уже через небольшое время принесло ощутимые результаты: набрав неплохую физическую форму, я все чаще стал высказываться за fairplay^[13] вместо коротких наскоков и перестал бояться вставать в firstline^[14].

Среди почетных членов нашей «фирмы» были даже двое улыбчивых парней постарше нас из Белграда, которые несколько раз «вписывались» у Санька, приезжая в Питер. Он тоже мечтал к ним съездить, но мешало отсутствие загранпаспорта. С его слов, Милун и Сречко в свое время, еще будучи подростками, успели повоевать с натовцами. Именно они рассказали мне, какая грозная сила футбольные хулиганы.

Как-то само по себе получилось, что я оказался в «основе» «фирмы», и никому из фирмачей в голову не приходило ассоциировать меня с неофитом «хуллза». Правда, если честно, околофутбольный «движ» мне нравился больше, чем сам этот чужеземный и не совсем понятный для меня вид спорта. К футболу я относился по-прежнему, полностью разделяя точку зрения старика Хоттабыча^[15].

В этот замечательный период времени, не без помощи новых друзей, мне удалось устроиться на работу в небольшой магазинчик с нехитрым названием «УльтрасПорт». Ощутимо исправить финансовое положение мое скоромное жалованье не позволило, зато с тех пор я всегда был в «тренде», так как мне предоставлялась неплохая скидка и неограниченный кредит на все продаваемые товары. К тому же новая работа дала мне возможность многократно расширить круг общения и обзавестись массой знакомств.

Именно в «УльтрасПорте» я и встретил девушку своей мечты – Соню. Соня заходила в магазин пару раз: сначала с подружкой – просто посмотреть, потом – уже за покупкой. Она мне сразу понравилась: худенькая блондиночка с глазами цвета флагов нашей «фирмы», тихая и скромная, но умеющая вести себя достойно. Она выделялась на фоне других посетителей магазина женского пола: не скручивала губы в трубку, как гламурное чмо, и не «чекинилась» в примерочной с каждой новой тряпкой, стойко пережила отсутствие своего размера, примеряя, на мой взгляд, очень качественную реплику «Альфы», и на мое предложение примерить что-нибудь другое спокойно ответила:

– Подожду следующей поставки. Ведь в прошлый раз был мой размер… Покажите мне вот эти кроссовки.

Я хотел было заметить, что ее интересует мужская модель, но она, предвосхитив мой вопрос, поинтересовалась:

– У вас какой размер?

– Сорок два с половиной.

– Отлично! Вы не могли бы примерить? Я молодому человеку покупаю… в подарок. У него как раз такой же размер.

Разумеется, «родные» «NB» выбранной ею серии могли оставить равнодушными только человека, не имеющего никакого понятия о настоящей качественной обуви.

Стоили «зачетные тапки» целое состояние – наверное потому, что их шьют в свободное от светских раутов время, как минимум, члены британской королевской семьи. Покупательница не производила впечатления дочери нефтяного магната, видать, крепко любила своего «болелу». Девушке не хватило наличных, что дало мне возможность узнать, как ее зовут, когда я проводил кредитную карточку через терминал.

На прощание она одарила меня едва заметной улыбкой и еще раз поблагодарила. Тогда мне показалось, что в полуподвальном помещении магазина появились окна, через которые с улицы радостно ворвались теплые лучи весеннего солнца, так явственно дающие надежду на то, что зима вернется не скоро.

Мои воспоминания прервал лязг шпингалета открывающейся «кормушки» – настало время прогулки.

Погода была, как обычно, дерьмовая – зима никак не хотела уступать место ранней весне, так нехарактерной для наших широт. Из свинцового неба, огибая на ходу прутья решеток, в прогулочный дворик сыпались капли дождя, перемешанного со снегом, но это было мне только на руку: я сразу увидел на привычном месте, примерно на восьмом шаге круга, почти не заметный нетренированному глазу комок хлебного мякиша, уже наверняка начавший раскисать под воздействием осадков.

Отмеряя небольшими, примерно одинаковыми шагами предпоследний круг, я боковым зрением заметил, что цирик^[16], укрывшийся от непогоды в дверном проеме, прикуривает, прикрывая пламя зажигалки рукой. Первая попытка успехом не увенчалась, а со второй мне удалось осторожно наступить на мякиш носком видавшего виды потрепанного «575» так, чтобы он приклеился.

Как только с меня сняли наручники и «кормушка» захлопнулась, я бережно отлепил свою находку от кроссовка и занялся почти ювелирной работой: надо было очень аккуратно снять слой хлеба с крошечного рулончика бумаги, спрятанного внутри. Я знал, что бумага очень тонкая, сигаретная, и любое неосторожное движение может привести к потере фрагмента, а то и всего текста. Затаив дыхание, я развернул рулончик и прочитал: «Возьми на себя экс на „Электросиле“. Детали – адвокат Пенкин. РП! Отто».

«РП!» означало «Респект патриотам», и я сразу понял, о чем речь: послание было, как всегда, написано аккуратным почерком координатора «Белой гвардии» Отто. Мы встречались с ним на воле несколько раз, в основном в «УльтрасПорте», но друзьями не были. Да и что могло быть общего у молодого бойца и убеленного сединами ветерана, который еще в восьмидесятых гонял за «правый движ». Периодически садиться «за идею» было для него привычным делом.

Поговаривали, что первый свой срок Отто получил еще в начале восьмидесятых за то, что на виду у всех прохожих прямо возле метро отлупил гражданина Нигерии, заехавшего полюбоваться Ленинградом после окончания двадцать второй Олимпиады. По версии Отто, ему не понравилось то, что здоровенный негрила у всех на виду решил ополоснуть свое хозяйство в общественном стакане, взятом из аппарата по продаже газированной воды.

В настоящее время «ветеран» ждал суда по сто одиннадцатой последней^[17]. Зная о прошлом подозреваемого, следствие прокуратуры нисколько не усомнилось в показаниях свидетелей из числа «гостей» о том, что сухонький старичок без ведомых причин со строительным мастерком в руке в одиночку напал на шестерых румяных чабанов, выгуливающих свою мини-отару в Парке интернационалистов, и самооборона, втираемая защитой, «не прокатила».

В мирное время Отто ездил на «мерседесе» и все девяносто дней «шенгена» проводил в Германии. Как и большинство «ультраправых», он любил все немецкое, поэтому даже «погоняло» себе взял соответствующее, хотя на самом деле его звали Олегом.

Видимо, я никогда не пойму этого преклонения русских националистов перед немцами. Да и что за народ – эти немцы? Почему-то никто никогда не ставил под вопрос психическое здоровье этой нации. В Средние века всех красивых баб на кострах пожгли, в войну, которую они, кстати, в итоге про…рали, – евреев и коммунистов. Хлебом не корми немчуру – дай кого-нибудь поджечь. Извращенцы, одним словом, а сейчас у них, говорят, мужики на мужиках женятся, а детей из детдомов берут на воспитание. Тьфу! Уважать немцев в моем понимании было решительно не за что, не говоря уже о том, что внуки тех, кто воевал с нами, причем дважды, пусть и давно, ну никак не могут быть нашими друзьями!

Несмотря на сказанное выше, я относился к Отто с уважением. Как только он узнал, что я на спецблоке – сразу поддержал. Для Отто-человека, имеющего вес, как в «правом», так и в уголовном мире, не составляло особых хлопот иногда закинуть мне чайку или сигарет через цириков, но, несмотря на все его коррупционные связи с администрацией, ни о каком обмене информацией и речи быть не могло. Если нужно было сообщить мне что-то важное, приходилось действовать дедовским способом – через записки в прогулочном дворике.

Поначалу для меня это было странным – мой приятель Димон, освободившийся из мест лишения в прошлом году, названивал из тюрьмы, а потом из зоны всем своим знакомым чуть ли не круглосуточно, поэтому я думал, что средства связи за решеткой – обычное дело. Отношение к «политическим» оказалось особым: даже моих адвокатов после встречи со мной буквально наизнанку выворачивали, хотя все они были «положняковые» и делать для меня что-либо выходящее за рамки своей профессиональной деятельности причин не имели.

Мне вспомнилась история у метро «Электросила», когда Лось гонял гостей города бейсбольной битой, сопровождая свой кураж правыми лозунгами – ну не любит он, когда среди бела дня лезгинку пляшут в культурной столице! Он эту лезгинку еще в армии, во времена службы на Кавказе, отлюбил.

Я читал потом на «Мойке.Ру», что по этому поводу дело завели, но раскрыть его у «серых» шансов никаких не было: я – «могила», Лось тоже сам сдаваться не пойдет. Правда, с нами еще Филин был, но он не при делах, да и спрашивать его никто не будет. Мы все в повязках были – попробуй, опознай! Странно, конечно, все это, ну да ладно – посмотрим, что этот Пенкин скажет…

Ночью мне не спалось: я вспоминал в мельчайших подробностях, как познакомился с Соней, как наши поначалу приятельские отношения переросли в дружбу, а потом во что-то большее. Любовь? Наверное, нет. Судя по тому, что я читал в хороших книгах и слышал от правильных людей, это была не совсем любовь. Это было чувство, выходящее за рамки контекста «влюбленность» или «взаимная приязнь». Нам было легко вместе. Я понимал ее без слов, и она всегда знала, чего я хочу и о чем думаю. С ней было интересно не только говорить о чем-то, но даже молчать. Мы оба прекрасно понимали, что могли бы сказать друг другу многое, но совершенно не нуждались в этом.

Если бы можно было все изменить и оказаться на свободе! Наверняка после окончания института Соня приняла бы мое предложение стать моей женой, и мы создали бы самую замечательную на свете семью: вырастили бы славных сыновей, а может быть, даже прекрасных дочерей, которые потом непременно подарили бы нам маленьких и забавных, обязательно похожих на нас внуков. В старости мы поселились бы где-нибудь в глуши, на окраине леса, у тихой речки, а все наше дружное потомство приезжали бы погостить к нам на лето. А когда мы оставались одни, Соня играла бы по вечерам на старом рояле, стоящем на веранде, или варила варенье в саду, а я ходил бы на рыбалку или на охоту с двумя верными псами породы хаски.

Сейчас эти картины казались настолько реалистичными, что мне больше хотелось быть ясновидцем, нежели мечтателем. Но это все, что у меня осталось на сегодня, – мои мысли. Находясь в полной изоляции от окружающего мира, я постепенно создавал свой собственный, состоящий из грез и воспоминаний. Я, не привыкший к раздумьям и не склонный к размышлениям, теперь в новых, непривычных условиях чувствовал себя идущим по тонкому льду – мне было одновременно и весело и страшно.

– Добрый день! Я вот… хотела бы. – Она положила передо мной на прилавок коробку с кроссовками.

– Здравствуйте! Не подошли? Может быть, на сорок третий поменяем?

– Они совсем не подошли.

От этого «совсем» повеяло каким-то могильным холодом, словно будущий обладатель «NB» не вернулся с фронта, так и не узнав о чудесном подарке, который его ждет. Я понял, что подробности могут быть слишком личными и, пытаясь изобразить безразличие, поинтересовался:

– Чек сохранился?

– Нет, – ответила девушка и, вздохнув, добавила: – Потерялся чек. Я подумала, что.

– Но. Мы не можем. У нас правила.

– Я знаю, – спокойно ответила она. – Тогда оставьте их себе. У вас ведь такой же размер. Всего доброго!

Я на мгновение превратился в соляной столб и с глуповатым выражением лица смотрел, как она направилась к выходу. Лицо ее было спокойно и прекрасно и ничто не выдавало душевного волнения, кроме предательской влаги, подступившей к уголкам ее глаз цвета знамен нашей «фирмы».

Выйдя из оцепенения, я почти что прокричал ей вслед:

– Подождите! Я не могу!

Было поздно. Дверь за ней захлопнулась, звякнув на прощание колокольчиком. Я схватил коробку и выбежал на улицу. Девушка решительным шагом удалялась прочь.

– Софья! Подождите!

Она оглянулась и удивленно спросила:

– Откуда вы знаете, как меня зовут?

– Я… Неважно… Послушайте: давайте попробуем что-нибудь придумать. Я вечером поговорю с начальником.

– Не утруждайте себя, молодой человек. Я все понимаю: правила.

– Правила существуют для того, чтобы их нарушать, – неумело парировал я внезапно пришедшим на ум рекламным слоганом, который, на удивление, сработал!

Соня улыбнулась, достала из сумочки ручку с блокнотом и что-то написала в нем аккуратным почерком.

– Вот. Позвоните, если что-нибудь получится. А если не получится – вы знаете что делать.

Я долго смотрел ей вслед, как она, улыбаясь, «плыла» в сторону метро: казалось, что в черно-белую киноленту по замыслу режиссера-авангардиста вмонтировали цветные кадры с главной героиней, чтобы подчеркнуть ее яркость и харизму на фоне мрачно-серых оттенков самого депрессивного города в мире.

Вечером, вливая уже седьмую или восьмую стопку ирландского в зама по продажам, я старался быть очень убедительным:

– Марик, дружище, ну, может, это моя судьба!

– Слав, ну это же не «чайна». Ты ведь знаешь – их почти никто не покупает. Допустим, с чеком мы решим, а отчет? В конце концов, если тебе так надо на даму впечатление произвести, отдай свои деньги, да и все!

– Не-е! Во-первых: это как-то криво будет, а во-вторых… нет у меня столько.

Я жестом попросил бармена повторить заказ.

Ловко опрокинув стопку, Марк, в свойственной ему манере человека, боящегося даже собственной тени, если затрагиваются интересы руководства, понизил голос до полушепота:

– Ладно. Возьмешь деньги в кассе и выставляй завтра на продажу, но если до конца месяца их никто не купит – извини. Сам заберешь. Я тебе если чего скидку максимальную пробью. Чем могу.

– Ты – человек!

– А ты сомневался? Давай еще по стопочке, на посошок.

На следующий день я не находил себе места в ожидании закрытия магазина. Наконец, час пробил, и я набрал заветный номер:

– Софья? Здравствуйте! Это Слава из «УльтрасПорта». Вы заходили вчера по поводу кроссовок.

– Добрый вечер!

– Я хотел сказать, что все в порядке – ваш вопрос решен положительно.

– Ой, спасибо вам огромное! А сегодня я могу подъехать?

– Во сколько?

– Сейчас постараюсь отпроситься, мне тут до Финляндского минут двадцать плюс метро… Через час точно буду!

– Мы уже закроемся.

– Жаль. У меня потом до конца недели возможности не будет.

– А где вы у Финляндского?

– Рядом с ДК «Выборгский». Знаете?

– Конечно. Я сегодня как раз к приятелю в гости на Гельсингфорсскую собирался. Могу через вас проехать.

– Буду вам очень признательна. Вас действительно не затруднит?

– Без проблем. Подъеду – наберу вас.