На узле же связи Самойлов, пока Лубнёв со всех ног нёсся к почтово – телеграфной конторе, опустившись на крашеный табурет, расстегнул мундир и влил в себя третью кружку воды.

– Собачья, признаюсь тебе, Комаров, у меня должность, – взгляд надзирателя остановился на настенных часах – «кукушке», и зафиксировал время: 10.32 утра. – Принимать новых гостей. Теперь вот к начальству вызывают. На самый верх!

– К начальству оно, конечно, да… – невзрачно выдавил из себя Комаров и с трудом сдержал зевоту. – А гости… Так что же в этом плохого, Василий Григорьевич? – скучно поинтересовался телеграфист. Честно признаться, сейчас ему совсем не хотелось общаться с полицейским. Жара. Духота. Противный липкий пот. Но терять доверие старшего надзирателя, чина в полицейском департаменте небольшого, но, в данное время, подчинённого лично губернскому полицмейстеру, в связи с болезнью частного пристава Глушкова, всё-таки желания не было. А потому Комаров продолжил – Новые люди, новые впечатления. Ведь это хорошо.

– Тебе, может, и хорошо, а вот мне, в мои сорок два, совсем иначе. – металлическая кружка с тупым стуком опустилась на стол. Самойлов снова взглянул на часы и провёл рукой по почти лысому черепу. – И всё-таки, брат Комаров, несмотря на показанную бумагу, не нравится мне наш новый гость.

– И чем он вам не приглянулся? – Чёртова жара…. Поскорей бы она закончилась…. Или бы уже Самойлов ушёл… Ещё с каким-то приезжим к нему прицепился!

– А вот тем и не понравился, – задумчиво протянул надзиратель. – Руки у него больно шаловливые. Я, Комаров, на своём веку много всякого люду повидал. Особенно с темным прошлым. Так вот, ручонки у нашего гостя как раз из той оперы.

– Так что ж вы сразу не сказали об этом господину полицмейстеру? – Комаров распахнул ворот кителя и принялся обмахивать тонкую шею простеньким китайским бумажным веером, привезённым зимой с другого берега Амура. – Не пришлось бы являться пред их светлы очи.

– Сказать-то оно было бы и можно. Да сомнение взяло. А вдруг ошибаюсь? – Самойлов резво поднялся на ноги. – Вдруг он так – таки и есть тот, за кого себя выдаёт, только провоцирует нас? Сейчас ведь сам чёрт не разберёт, кто есть кто. Тут, брат Комаров, главное впросак не попасть. Иначе беда. Ладно, пойду, до Мордюкова, прикажу, чтобы подменил. Вот ведь, приехала холера, на мою голову.

Надзиратель тяжело вздохнул и направил свои стопы к пролётке со спящим на козлах мужиком.

Олег Владимирович Белый, откинувшись на нагретое кожаное сиденье пролётки, лениво осматривался по сторонам. Собственно, именно таким он себе Благовещенск и представлял. Маленький, невзрачный, низкорослый. И пыльный. Очень пыльный. Пыль не просто висела над городом. Она лезла в нос, в рот, в уши, за ворот сорочки, от чего казалось, будто пыль – это самое главное, что имелось в этом захолустном городке.

Благовещенск не мог похвастать своими размерами. Основанный полвека назад как пограничный пост в излучине двух рек, Зеи и Амура, он, неожиданно, из военного гарнизона превратился в мирное поселение. А потому, теперь уездный, областной центр нёс в себе две функции: охранную, и статскую. Что, впрочем, для российской империи было не внове. Дома, которые оставались позади пролётки по обеим сторонам довольно широкой, шире Невского проспекта раза в два, улицы, были деревянными, выстроенными из крупных, прочных брёвен, по большей высотой не ниже пяти аршин, крепкие, основательные, рассчитанные на сильные, жестокие морозы. Белый присмотрелся повнимательней, и отметил любопытный факт. Среди довольно простых бревенчатых строений, стоящих стройным рядом вдоль дороги, иногда встречались в некоторой степени, экзотические постройки, с претензией на изыск, выполненные местными умельцами: с причудливыми прорезными наличниками и карнизами. И второй факт поразил молодого человека. Многие дома имели дикую, зелёную раскраску, из чего Олег Владимирович с улыбкой сделал для себя вывод: либо в город никакой иной краски, кроме зелёной, никогда не завозили, либо местные жители имеют страсть к маскировке. Вдоль улицы, с обеих сторон, тянулись деревянные тротуары, по которым, не спеша прохаживалась редкая, местная публика.

Олег Владимирович тронул извозчика за руку:

– Скажи, любезный, а почему у вас дорожки не из камня выложены, а деревянные? Они же быстро гниют.

– Так, ваше благородие, – тут же отозвался мужик. – откуда в наших краях взять камень? Вот в Зейской волости, там имеется. Но, так это ведь, считай, вёрст пятьсот будет. Кто ж повезёт отсель камень для энтих самых дорожек? Для домов возят. – извозчик оказался разговорчивым, что импонировало Белому. – Взять, к примеру, купца первой гильдии Мичурина….

– Это того, в честь которого гостиница названа? – перебил старика вопросом Олег Владимирович.

– Не названа, а его собственность, – с уважением произнёс дед. И продолжил мысль. – Так вот. Кирилла Игнатьевич, тот постоянно возит камень с Зейской волости. Дома строит. Вот недавно двухэтажную бакалею соорудил. Красоты неописуемой, – извозчик повернулся в сторону собеседника. – Я как ту домину увидел, дар речи потерял. Белоснежная хоромина, со статуями мужиков да баб по углам. Да чудных – спаси бог… У нас все от мала до велика ходили смотреть на сие безобразие.

– На какое безобразие? – специально переспросил Олег Владимирович, сделав вид, будто не понял, что имел в виду старик.

– Так, на статуи.

– Мужиков, или баб?

– То есть… – теперь не понял старик. – Баб, конечно. Мужиков, то что на них смотреть? Там и так всё понятно.

Молодой человек погасил улыбку:

– Это хорошо, что понятно. – Однако, вслух произнёс следующее. – А кто у вас в городе более всех авторитетом пользуется?

– Чем? – пришла очередь удивиться старику.

– Я имею в виду, кто заправляет? Ну, губернатор, понятно. А ещё кто?

Мужик почесал лоб.

– Так, опять же, купец первой гильдии Мичурин. И ещё… – мужик принялся перечислять по памяти. – Купцы Бубновы. Лаптев. Но те не то. Или вот. Купец первой гильдии Миняев. Фрол Степанович. Однако, – старик выдержал паузу, – Кирилле Игнатьевичу они разом взятые и в подмётки не годятся.

– Это почему?

– Жаден больно наш Кирилла Игнатьевич. До денег у него прямо страсть. За рупь удавится. А за сто и родину продаст.

– Так, капиталы из того рубля и создаются, – заметил гость уездного городка.

– Так-то оно так, да больно он чересчур жаден. – снова тряхнул головой извозчик и замолчал.

Повозка медленно везла Олега Владимировича по прямой, как стрела, улице, в центр города. По обеим сторонам дороги теперь начали появляться и двухэтажные строения, сделанные из обработанного бруса, в крест, что и являлось, как определил Белый, жильём для местного зажиточного населения. Вдоль дороги возвышались низкорослые, но с широкой, пушистой кроной, деревья. Олег Владимирович присмотрелся повнимательнее. На тонких веточках чернели небольшие, похожие на чернику, ягоды.

– Черемуха, что ли?

Извозчик проследил за жестом руки молодого человека и ответил:

– Черёмуха. Этого добра у нас хватает, – и добавил: – Очень вкусные пироги из неё делают. Если купите, не пожалеете.

Вскоре вид Благовещенска несколько изменился. Как понял Олег Владимирович, они проехали рабочую слободку, ту часть города, где проживал простой люд, и пересекли невидимую черту, после которой землю города принялся осваивать народ денежный, состоятельный. Дома пошли в основном каменные, двухэтажные, с претензией на столичный вид. Что несколько развеселило господина Белого.

Неожиданно, из переулка, мимо которого в тот момент проезжала повозка Белого, вывернули чёрные, лакированные дрожки. На кожаном сиденье стремительно несущегося экипажа расположилась красивая юная особа, раскинувшая руки, словно крылья, и с тем очарованием во всём внешнем виде, которое может подарить только молодость. Девушка стрельнула в молодого человека дерзким взглядом, и тут же отвернулась. Извозчик Олега Владимировича слегка матюгнулся, одновременно натянув поводья, и привстал с козел. Картуз с головы извозчика стремительно слетел, когда он попытался произвести неумелый поклон проезжавшей пролётке.

– Ты это чего, старик? – Белый бросил ещё один пристальный взгляд на черноволосую красотку, которую пара гнедых красавцев – коней стремительно уносила по Большой, и тронул извозчика за руку. – Кто это?

– Так то госпожа Мичурина. Дочка хозяина той самой гостиницы, куда мы едем.

– И что?

– Первая красавица города! – уважительно и одновременно несколько плотоядно проговорил извозчик.

Белый посмотрел на удаляющиеся дрожки, усмехнулся и откинулся на спинку повозки.

– Видимо, ваш городок совсем запаршивел, если сия леди считается первой красавицей.

Извозчик тяжело вздохнул: ох уж эти молодые, да бестолковые! Мичурины – не просто фамилия, а фамилия с гербом. Породниться с ними считается за честь. Да и дочка Мичурина не за любого выйдет. Были уже претенденты… Эх, молодёжь…

Старик хотел, было, промолчать, да не сдержался:

– Не знаю, барин, Полина Кирилловна ледя, или нет, но красавица она писаная. Сами в скором времени убедитесь.

– В чём?

Извозчик бросил хитрым взглядом через плечо, и хмыкнул. Эх, молодёжь…