Осмотрев собор, друзья прошли на находящуюся поблизости пьяцца делла Синьория, административный центр Флорентийской республики. Она была сравнительно небольшая, и имела Г-образную форму, обрамляя главное здание, олицетворяющее светскую власть – Старый Дворец архитектора Арнольфо ди Камбио. Облицованное крупными блоками рустованного камня, здание показалось друзьям гигантским монолитом, настолько мощно сбитыми были его стены, изредка пронизанные небольшими оконными проемами. Необычным был также ярус крепостных зубцов. Над крепостью взметнулась вверх на высоту 80 саженей башня с частыми вертикальными линиями окон и колонн.

Друзья заглянули в самую старую городскую аптеку "Санта-Мария Новелла". На прилавке и в застеклённых шкафах лежали косметические препараты, предназначенные для женщин и озабоченных своей внешностью мужчин. На разборчивый вкус флорентинцев предлагались ароматные масла и притирки, травяные настойки и душистые мази, улучшающие цвет кожи, а также прочие сопутствующие товары. Кроме того, в аптеке продавали торты, пирожные и прочие сладости.

– Тут ты можешь снова стать красоткой, ржавое железо, – не удержался Александр от едкого замечания.

– Настоящий гот должен быть заросшим, вонючим и злым. Ещё лучше, если у него есть рога. Только таких мужчин любят наши готские женщины.

– Наверно, не только готские. Как я заметил, в Европе у тебя грандиозный успех, старик! Неужели, всему виной твоя повышенная вонючесть?

– Юноша, я моюсь чаще, чем ты, – обиделся Теодорик.

– Не сомневаюсь! Впрочем, как я заметил, тебя привлекает не сама баня, а проститутки при ней. Так ты там попутно ещё и моешься? – удивился Александр.

Теодорик сконфузился, и только промычал в ответ что-то нечленораздельное, подозрительно похожее на известное готское ругательство.

На рынках продавались апельсины прошлогоднего урожая, из которых флорентинцы готовили блюдо собственного изобретения: "утка в апельсинах" или "утка по-флорентински".

В мастерских с дверями, распахнутыми на улицу, не смолкал стук молотков, звон наковален, шорох гончарных станков. В других мастерских, называемых боттега, работали скульпторы, художники, ювелиры. Но основой богатства города была шерсть. Шерстяную материю привозили из других стран, окрашивали, проделывали с ней тысячи тайных операций по утончению и облагораживанию, и снова отправляли на экспорт. Шерстяные мастерские протянулись на несколько кварталов.

Рядом располагались кожевенные мастерские, и вонь от разлагающихся шкур разносился на несколько кварталов. Поэтому, поблизости не было ни одного приличного дома.

Друзья зашли в одну из мастерских по производству шёлка, и, уплатив небольшую сумму денег, наблюдали, как разводят шелковичных червей, и как с коконов снимают шелк.

Город Вольных Мастеров жил своей жизнью. Звонкие монеты сыпались из одной мошны в другую. Ремесленники и адвокаты, торговцы и аптекари, истово служили своему главному богу – флорину. Жизнь в городе била ключом.

В большом доме публичного нотариуса республики Анастазио Веспуччи по случаю спасения старшего сына Марко и его жены Симонетты был дан праздничный семейный ужин. Все члены семьи по очереди подходили к Александру и Теодорику, тепло благодарили за спасение своих близких.

За столом рядом с Александром сел молодой человек лет двадцати, третий сын нотариуса Америго Веспуччи. Его умные, блестящие глаза с интересом смотрели на Александра.

– Мне Марко сказал, что вы оба из далёкой страны, расположенной где-то возле генуэзской Каффы? Как вы добирались до Италии?

– Сначала по морю до Молдовы. Потом по суше в карете через ряд стран, – ответил княжич.

– Я всю жизнь прожил во Флоренции, и путешествия – моя мечта. Надеюсь когда-нибудь пересечь океан и узнать, что там, за горизонтом.

– Очень просто. Там край земли. Ты желаешь заглянуть за край?

– Я прекрасно знаю байку о трёх китах, или, в зависимости от пристрастий рассказчика, слонах, черепахах.

– А где ты учился, Америго? Почему сомневаешься в общепринятой теории? – поинтересовался Александр.

– У меня домашнее образование. Мой дядя – учёный Антонио. Он обучал меня физике, астрономии, географии. И я совсем не верю в древние сказки о трёх китах. Скорее, правы те, кто утверждает, что земля грушевидная.

– Я особенно над этим не задумывался, сказал только то, что слышал от других людей. Впрочем, когда-то мне попадались книги «Хамсе» Низами Гянджеви, персидского поэта двенадцатого века. В его произведениях Земля представляется шаром, как и другие небесные тела. Скорее всего, эти знания были известны ещё персам во времена существования Арабского Халифата.

– Вот видишь! Друг нашей семьи Паоло Тосканелли – величайший астроном и географ Италии высказывает предположение, что, двигаясь морским путём на Запад, можно приплыть в Индию. Он построил в соборе Святой Марии дель Фиоре гномон, при помощи которого с точностью до полу-секунды определяет полдень Флорентийского времени. Ещё он составил подробную карту Земли. Сейчас он переписывается с молодым, но уже известным мореплавателем Христофором Колумбом, который из Генуи переехал в Португалию, и предлагает тому найти Индию на Западе. Говорят, когда венецианцы в 1204 году захватили Константинополь, то вывезли оттуда древние карты, на которых западнее Европы за Атлантическим океаном нарисованы огромные континенты. Кажется, это не Индия, а земля неведомая. По этим картам немец Мартин Бейхам, живущий в Португалии на Азорах, составляет глобус мира. Бейхам встречается с Колумбом, чтобы вместе с ним совершить путешествие за край Земли, найти Индию и другие ранее неизвестные земли.

– Зачем искать Индию на Западе, если веками велась торговля с Индией через Восток?

– К сожалению, Османская империя затрудняет торговлю с Индией. Генуэзцы и венецианцы несут огромные убытки. Товары Индии и Китая: пряности, шёлк, резко дорожают. За товар приходится переплачивать арабским посредникам. Если мы не найдём новый путь, то разорятся многие банки и торговые компании.

– Я всё это знаю прекрасно, так как моя страна лежит на северном пути в Китай, и получает доходы от транзита товаров из России и Китая. Но ты с таким пафосом говоришь об этих невероятных делах, что закрадывается подозрение, уж не желаешь ли ты лично принять участие в этой авантюре?

– Это не авантюра, а величайшее открытие в истории Земли. Я мечтаю принять в нём самое активное участие. Сто сорок лет тому назад один оракул по имени Рэньо Неро – Чёрный Паук, предсказал моему предку, что его потомок прославит род Веспуччи на весь мир, и именем Веспуччи будет названа Новая земля. Надеюсь, это время уже пришло.

– Почему ты так думаешь?

– Потому, что именно сейчас началось возрождение европейской культуры, науки. Художники, архитекторы, скульпторы, географы, мореплаватели, астрономы, медики – все передовые люди Европы почувствовали дух возрождения, дух прогресса. Церковь, веками стоявшая на пути прогресса, уже не имеет такого влияния на умы, и столетиями длившийся диктат Церкви – тёмные времена – уже позади. Впереди нас ждут великие открытия!

Поднялся глава дома, Анастазио Веспуччи, держа в руке кубок вина:

– Дорогие наши гости граф Алекс и барон Теодорик! Ещё раз горячо благодарим вас за спасение нашего сына Марко и невестки Симонетты! Желаем вам счастья, хороших и красивых жён, успеха вашим замыслам! Мы говорим вам: вы – наша родня. Наш дом – ваш дом. Можете жить у нас столько, сколько сочтёте необходимым. Я пью за вас!

Все взрослые члены семьи встали и подняли кубки. Симонетта взглянула в глаза Александру и густо покраснела. Сердце у Александра сладко замерло. Симонетта была прекрасна. Но Александр знал, что этот плод – запретный. Никогда он не отплатит людям за гостеприимство чёрной неблагодарностью. Такой поступок не для него.

На следующий день Александр спал долго, отсыпаясь после дороги. Когда он проснулся, и, лежа в постели, преодолевал дремоту, то услышал, как открылись ворота, стуча копытами, въехал всадник, а потом вошёл в комнату Теодорик и громко воскликнул: «Княжич, вставай, пора на службу!».

– Какую ещё службу? – пробурчал недовольно Александр, опуская ноги на деревянный пол.

Теодорик радостно улыбался:

– Я нас продал за несколько флоринов в год, но на весьма выгодных условиях. Поднимайся, пойдём целовать крест святой.

– Неверующий я, и не хочу целовать деревяшку.

– Теперь твоя душа, княжич, стоит всего несколько золотых монеток в год. И никому не говори, что такого добра у тебя целый мешок. Не поймёт народ.

– Ты что, записал нас в кондотьеры?

– Кондотьер – слишком высокий пост. Сейчас кондотьеров набирают исключительно из итальянцев, хотя раньше было как раз наоборот. Нет, княжич, теперь мы с тобой просто два солдата пехотинца в составе кондотты. Но за умеренную плату я договорился, что мы можем жить, где захотим, если не намечается военных действий, являться в кондотту только на заре.

– И на какой срок контракт?

– На шесть месяцев с автоматическим продлением до года, если мы не будем возражать. Теперь я должен привести тебя к кондотьеру, чтобы ты мог приложить свою руку к контракту.

– Кто же наш кондотьер?

– Какая тебе разница? Солдат не выбирает начальство. Имя нашего кондотьера Федериго да Монтефельтро. Вот что я про него разузнал: герцог Урбинский Федериго да Монтефельтро – просвещённый государь, наделённый превосходным художественным вкусом, владелец богатой библиотеки и собрания выдающихся произведений искусства. У него при дворе собрались самые образованные и талантливые люди Италии. Женат на Баттисте Сфорца. Фамилия тебе знакома? Франческо Сфорца – самый легендарный кондотьер Италии – герцог Миланский. Впрочем, он умер лет восемь назад, признанный народом Милана, но не признанный Императором Священной Римской империи. Недавно Папа Сикст IV присвоил Федериго да Монтефельтро титул герцога. Говорят, это самый порядочный кондотьер Италии. Сейчас он строит крепость-дворец в Урбано на двух холмах.

– Ладно, я молодой, и мне ещё многому предстоит научиться, но зачем это тебе, опытному вояке и блестящему фехтовальщику? Зачем быть чьим-то подчинённым, если ты сам, при желании, можешь нанять себе целую армию или купить сотни рабов? Ведь денег у тебя больше чем у меня, изгнанника?

– Во-первых, денег у меня не так уж и много. Они есть у моего отца, а это, согласись, разные вещи, хоть я и единственный сын. Во-вторых, чтобы кровь не застаивалась. А потом, главное для военного человека – дисциплина. Профессиональному солдату служить легко: он никому не стремится ничего доказать, не болеет излишней чувствительностью, и подчиняется также охотно, как и командует. Я профессионал, хотя и владею собственным поместьем в Феодоро. Для меня что командовать, что подчиняться – одинаковое удовольствие. Лишь бы быть поближе к войне.

– Ты просто романтик, искатель приключений. Как и я. Кстати, я набрался всей этой чепухи от тебя. Теперь вдвоём ищем приключения по всей Европе. Чувствую, найдём. Лишь бы не показалось чересчур.

– Ты не у меня набрался, а у своей черкесской родни. Твои греческие родственники по отцу, Гаврасы, все как один – спокойные, рассудительные люди. Только ты неуёмный искатель приключений. Как и я.

Позавтракав, Александр и Тео направились к дому кондотьера.

Герцог Урбинский Федериго да Монтефельтро, крупный мужчина лет пятидесяти пяти, встретил их, сидя на веранде. Его властный уродливый профиль с повреждённой в сражении переносицей был полон такой значительности, словно ему подчинена даже природа. Александр и Тео поклонились кондотьеру. Он кивнул им в ответ.

– Присаживайтесь, господа.

Александр и Тео сели. Слуга тут же подал Александру бумагу с государственной печатью Флоренции и текстом договора, перо с чернилами.

– Ты, граф, принял решение вступить в кондотту. Я, герцог Урбинский, кондотьер республики Флоренция приветствую твоё решение. Будем вместе служить республике. Поставь свою подпись внизу договора.

Александр спокойно прочитал договор и поставил подпись.

Началась новая, неведомая ранее жизнь. Княжич знакомился с новыми людьми, узнавал новые приёмы и методы ведения войны.

По совету капитана кондотьеров, Александр вызвал из Милана известного всей Италии мастера Пиччинино. Мастер приехал лично со своим помощником и долго обмерял плечи, руки, ноги Александра, а помощник записывал цифры в столбик на листе бумаги, произведенной из тряпок на бумажной мельнице. Мастер предложил Александру изготовить доспехи и для его коня, но княжич отказался. У него уже были конские доспехи, а для ещё одних доспехов в карете места уже не оставалось.

Прошло несколько недель. С утра до вечера Александр и Тео отрабатывали приёмы боя в составе копья и всей кондотты, учились владеть копьём и мечом в тесной скученности боя. Для такого случая широко применялась дага – короткий меч или длинный кинжал.

Летняя жара, красная флорентийская пыль и дисциплина выматывали друзей к концу дня. Вечером за ними в карете приезжал Василий и вёз их к реке. Они окунались в прохладную воду, смывая с себя пот и усталость. По берегам реки росли сады и стояли загородные дома – виллы богачей.

Потом друзья ужинали у Веспуччи, и гуляли по вечерней Флоренции. Иногда их сопровождал Америго или Симонетта. Однажды, когда они гуляли с Симонеттой, та предложила:

– Хотите, я познакомлю вас с замечательными художниками. Один из них наш сосед, в судьбе которого принимают участие Веспуччи. Его зовут Сандро Боттичелли. Он учился у знаменитого Филиппо Липпи в Прато. Сейчас работает в мастерской Андрео де Верроккио. Недавно Сандро получил официальные заказы от Лоренцо и Джулиано Медичи. Я ему тоже иногда позирую, и он даже нарисовал несколько Мадонн с моим лицом. Кстати, так я лично познакомилась с самим Лоренцо Медичи.

Боттега – мастерская Верроккьо, располагалась в самом центре города, неподалеку от дворца Гонди. Она представляла собой довольно просторное помещение, совмещавшее в себе торговую лавку, мастерскую и дом хозяина. Двери боттеги были открыты, над входом висела табличка с именем хозяина и образ святого Луки – покровителя художников.

Творческий процесс пользовался успехом у потенциальных покупателей. Мальчики-ученики проводили здесь дни и ночи. Вместе ели, спали, растирали краски, готовили дерево, делали наброски. Учитель был для них вторым отцом.

Уже темнело, и в комнате горели свечи. Симонетта поздоровалась с хозяином мастерской, и вся компания прошла за ширму, в конце комнаты, откуда доносились волнующие звуки лиры. Там находились два молодых человека лет двадцати приятной наружности. Один из них играл на лире. Симонетта их представила:

– Алессандро ди Марианно Филипеппи по прозвищу Боттичелли, художник. О нём я уже вам всё рассказала. А это его друг – Леонардо да Винчи, член флорентийской гильдии художников, изобретатель, учёный, музыкант, писатель, вегетарианец. Лира – его самое большое увлечение после рисования. С тех пор, как Леонардо нарисовал ангела на картине учителя, Андрео де Вероккио больше к краскам не притрагивается. Ещё Леонардо покупает птиц и выпускает их на свободу.

Оба молодых человека поклонились.

– Ну, Симонетта, ты преувеличиваешь мои таланты, – сказал Леонардо. – Вероккио остаётся моим учителем и по сей день. Просто, ему больше нравится возиться с металлом и скульптурой. Животных и птиц мне жалко. А ещё лошадей. Поэтому, я не ем мяса.

– Если не есть мясо, то хищники, даже собаки, начинают к человеку подозрительно принюхиваться: человек перестаёт пахнуть мясом, и становится травоядным, их добычей. Хищник не ест хищника, чтобы не заболеть, ведь болезни часто передаются через еду. А вот плоть травоядного животного каждый хищник поедает с удовольствием, – заметил Александр.

Все рассмеялись.

– Собаки меня любят, – ответил Леонардо.

– А это мои спасители, – сказала Симонетта, указывая рукой на Александра и Тео. – Граф Александр Гаврас и барон Теодорик Вельц.

Александр и Тео поклонились в ответ.

Вечером молодые люди вместе гуляли по городу, пили лёгкое вино в траттории и любовались рекой Арно, блестевшей в свете фонарей и факелов.

– Симонетта сказала, что ты имеешь заказы от семейства Медичи? – спросил Александр у Сандро.

– Да. Сейчас мне заказали написать маленькие портреты Юдифи. Надеюсь ещё раз уговорить Симонетту, чтобы она позировала. Другую такую красавицу во всей Флоренции трудно найти, хотя здесь и живёт, наверное, до двухсот тысяч человек.

Александр посмотрел на Симонетту. Её рыжие волосы были частично заплетены в косу, а остальные распущены. Светлые глаза в окоемах смотрели озорно и нежно. Она быстро взглянула на Александра, и подчёркнуто игриво отвернулась, демонстрируя римский профиль, точёную шею и мягкий подбородок. Звёздная пыль играла вплетёнными в косу жемчугами.

– Да, хороша! – согласился Александр. – Но, увы, не про нас.

– Яблочко надкушенное, – согласился Сандро. – И вообще, обычная флорентийская девчонка. Таких задавак во Флоренции не счесть.

– Только ты всех своих Венер и Мадонн с меня одной и рисуешь, – возмутилась Симонетта.

Александр рассмеялся:

– Нехорошо девочке подслушивать чужой разговор.

– Это вы все, кроме Теодорика, мальчики. А я уже не девочка. Я – светская замужняя дама, – возразила Симонетта, и гордо вздёрнув голову, демонстративно повернулась к ним спиной.

После этой прогулки Александр и Тео иногда сами заходили в мастерскую к художникам.

Они первыми здоровались с хозяином.

Мастер Вероккио был всегда перепачкан алебастром, из-за чего походил на пекаря. Хмурый и неразговорчивый, он молча трудился от зари до зари.

По стенам боттеги висели сломанные музыкальные инструменты для починки. Всюду виднелись рисунки и наброски. Вероккио был ювелиром, скульптором, художником и исследователем, неустанно наблюдавшим за природой.

Кроме Боттичелли и Леонардо, в его мастерской работали молодой художник лет двадцати восьми Пьетро Перуджино, уже достигший широкой известности во Флоренции, Лоренцо ди Креди, юное дарование лет пятнадцати, неотступно следовавшее за Леонардо, и ещё несколько учеников, постоянно проживавших в доме хозяина.

В конце рабочего дня Сандро и Леонардо складывали инструменты, убирали рабочие места, и когда появлялись Тео и Александр, молодые люди вчетвером шли гулять по улицам Флоренции.

Солнце пряталось за близлежащие холмы, жара спадала. Иногда с далёкого моря тянуло свежим ветерком. Флоренция казалась сказочным видением на берегах извилистой реки. Друзья часто стояли на мосту Понте Веккьо и глядели сверху на гладкие воды Арно, в которых отражались многоэтажные дома.

Они беседовали о политике, искусстве, войне.