Иностранцам, не имеющим военного обучения, Петр давал звания генералов и своим указом, вопреки матери, положил платить двойное жалованье всем иностранным офицерам и солдатам, относительно русских служивых, что вызвало отчуждение иноземцев от русских не желающих служить службу под началом иноземцев чуждой веры – латинянами.

Сблизившись с немцами, как на Руси называли всех европейцев не владеющих русским языком, а значит «немыми», Петр не принимал никакого участия в государственных делах, предоставив управление своей матери и родственникам Нарышкиным, особо Льву Нарышкину – брату матери. Петру достаточно было заниматься лишь своим потешным войском, которое он преобразовал в несколько полков с полным вооружением и под командованием своих иноземных друзей Гордона и Лефорта, да пьянствовать и развратничать в Преображенском и в Кукуевской слободе.

Участвуя в пьяных ассамблеях, устраиваемых Лефортом для увеселения царя Петра и его свиты, где принято было напиваться до потери разума и пользовать, доступных за деньги, немецких фрау, Петр придумал развлечение на свой лад, учредив «Сумасброднейший, всешутейший и всепьянейший Собор», с князь-папой во главе и с архиереями– кардиналами, куда записал всех своих друзей-собутыльников и развратников.

Собор этот был пародией на устройство русской православной церкви и целью имел проведение соборных заседаний для выпивки и плотских утех без всяких ограничений и приличий. На соборе принято было говорить исключительно матом, передразнивая церковные службы и молитвенные слова, так что анафемство звучало как ебиматство и прочие, противные православному уху слова.

Князь – папой был избран Матвей Нарышкин, и Петр со свитой устраивал собрания собора, выезжая из царской усадьбы на повозках или санях, запряженных свиньями, козлами, а сами одетые в вывернутые шубы, чтобы походить на баранов, козлов и медведей.

Избранный князь-папой Матвей Нарышкин был посажен в ковш с вином, где должен был напиться до невразумления в окружении членов собора и гостей, многие из которых напиваясь, снимали с себя одежды и продолжали веселиться нагишом, предаваясь свальному греху.

Народ, видя такое царское веселье думал: «Пришла кончина света и антихрист настал. И какой Петр царь… От такого царя нужно отступать, не надо его ни слушать, ни платить ему податей»

«Что это за царь? Это – турок! Он в среду и в пятницу ест говядину… Жену заточил, с иноземкой живет!.. Невозможно, чтобы человек этот, для которого нет ничего святого в том, чем живет и во что верит вот уже сотни лет Святая Русь, рожден был от русских родителей. Он, наверное, сын немца. Это сын Лефорта и немки, им подменили в колыбели дитя Алексея и Натальи», восклицал на допросе один из обвиняемых в заговоре стрельцов.

Всепьянейший Собор имел свой устав. В уставе подробнейшим образом определены члены Собора и способы избрания «князь-папы» и рукоположения всех членов пьяной иерархии.

Собор полностью воспроизводил всю церковную иерархию и все церковные обряды.

Федор был в числе слуг постоянно сопровождающих царя во всех его делах и развлечениях. Причина такого указа Петра была ему неизвестна. Видимо, царь держал его при себе на всякий случай: вдруг с ним случится «медвежья» болезнь расстройства желудка, тогда Федор приведет царя в порядок вместе с другими слугами, которым не следует лицезреть причинное место царя, хотя Петр, в пьяном виде иногда заголялся прямо на людях во дворе усадьбы или в комнатах дворца и справлял нужду без всякого стеснения, чувство которого было ему неизвестно.

Присутствуя среди слуг на пьяных ассамблеях и Соборах, Федор с болезненным отвращением наблюдал, как царь Петр и его друзья из свиты и немцы напиваясь, теряли человеческий облик, рыгали на пол или в миски на столе, заголялись бесстыдно и справляли здесь же у столов нужду или пользовали блудных девок, а иногда и немецких жен на виду у их мужей, которые не выказывали недовольства, зная, что царь потом оплатит все издержки и плотские услуги жен золотыми дукатами.

От неумеренного пьянства князь-папа Всепьянейшего Собора боярин Матвей Нарышкин вскоре помер и на его место был избран дьяк Никита Зотов, знакомый Федору еще по юным годам Петра, хотя ему на это время только исполнилось двадцать лет.

При такой разгульной, богопротивной жизни, Петр не имел влияния на государственные дела, поскольку в них не участвовал. Даже тогда, когда он был должен участвовать, Петр лишь подписывал подготовленные указы или одобрял своим присутствием решения Думы. Дела государственные ему бывали скучны и непонятны, в отличие от военных игр и пьяных веселий, которые случались почти ежедневно, ибо Устав Всепьянейшего Собора гласил, что целью членов Собора есть питие каждый день до состояния полного невразумления. Сам Петр называл увеселения с выпивкой «обратиться к Ивашке Хмельницкому».

Однако Петр хмелел медленно и после всех: из-за природной способности или потому, что любил пить уксус и оливковое масло, которые, видимо, снижали действии вина.

Будучи трезвее всех, кроме слуг, которым выпивка не позволялась, Петр ходил по залу и слушал разговоры пьяных собутыльников: не затевается ли какой заговор против него, и не дай бог кому-либо плохо отозваться о царе и его действиях: такой собутыльник следующим же днем изгонялся из царской свиты и ссылался в отдаленное место службы, без надежды вновь возвратиться в Москву.

Петр считал, что пьянка развязывает языки лучше, чем пытка, однако пользовался и тем и другим.

Надежным соратником Петру во всех его делах и забавах, оказался Алексашка Меншиков, который стал закадычным другом царю. Он быстро освоил все воинские навыки в потешных войсках, выучился стрельбе и владению шпагой, был неутомим в плотских забавах, пользуя девок после Петра и подкладывая царю новых, что выискивал среди служанок во дворцах или среди фрау в Немецкой слободе.

Алексашка чутьем зверя понимал настроение Петра и умел вовремя услужить, предупреждая желание царя, так что Петр неизменно оставался доволен действиями друга сердечного, потому, что царь неоднократно и под кураж пользовал Меншикова содомитским грехом, так же как и своего второго друга –Лефорта, хотя тот и носил чин генерала, а Алексашка был лишь капралом. – В этом деле не чин имеет значение, а задница, – однажды пошутил царь на желание Лефорта уклониться от царского вожделения. Русский Меншиков и немец Лефорт оказались одинаково бесстыдны в стремлении обрести царскую милость, а с нею положение при дворе и деньги, до которых оба оказались весьма охочи.

В забавах разгульной жизни Петра минуло четыре года. Царь по-прежнему не имел старания заниматься государственными делами, где всем вершила его мать Наталья Кирилловна вместе с братом Львом и Борисом Голицыным. За это время жена Петра – Евдокия, родила ему сына Алексея, но не смогла понять разгульную жизнь царя и он, фактически оставив жену с сыном, продолжал свои увлечения-развлечения, словно и не было у него жены.

Здесь-то и случилось с Федором несчастье: когда он следовал из лагеря войск в Преображенский дворец на него напали разбойники и жестоко избили царского слугу, порезав ножом ему щеку и повредив левый глаз, который вытек, оставив пустую глазницу, прикрытую веком. Федор с трудом добрался до дворца, где царский лекарь сделал ему перевязку и помазал мазью раны, чтобы они не воспалились.

Федор не смог идти на царскую службу, о чем Петра предупредил другой служка. Петр, встревожившись, навестил Федора в людской и пообещал отыскать разбойников и жестоко наказать их за нападение на царского слугу, что считалось преступлением и каралось смертной казнью.

Неделю спустя Федор приступил к своей службе и, впервые после увечья, подтирая зад царю, услышал от него участие:

– Как Федор, с одним-то глазом справишься или мне надобно другого слугу искать? Хотя нет, не будет у меня другого золотаря: я к тебе привык и оставлю тебя при себе и впредь. А то, что стал одноглазым это даже и хорошо – девки не будут на тебя заглядываться и отвыкать от царского тела.

Не следует золотарю заводить себе зазнобу и потом просить разрешения на женитьбу. Ты мне нужен одинокий и без соблазнов, каким был и прежде. Теперь ступай прочь, я девку жду, что мне приведет Алексашка и мы вместе будем ее пользовать, но сначала, конечно, царь и затем уже друг сердечный – Алексашка.

Федор ушел так и не узнав никогда, что нападение на него разбойников случилось по указанию Петра, которому Анна Монс – девка из немецкой слободы, которую царь Петр пользовал уже несколько лет, как-то сказала после плотской утехи, что слуга его, Федор хотя и при грязной службе, но весьма привлекателен и будь на то царская воля, она бы не прочь предаться блуду с этим слугой, который, видимо, еще не пробовал женщину.

Петр не забыл этих слов Анны и по своей натуре организовал Меншикову напасть его приятелям, из потешных, на Федора и покалечить ему лицо, чтобы лишить привлекательности для девиц, но оставить способным продолжать царскую службу.

Алексашка исполнил поручение в лучшем виде. Федор был покалечен, а разбойников, конечно, так и не отыскали. Так неосторожное слово немки Анны Монс и зависть Петра к привлекательному слуге привели царя к подлому поступку, которые он совершал и ранее, и будет совершать впредь, потому, что обладая злобой и завистью, он имел еще и власть, чтобы эти подлые чувства удовлетворять по своему желанию.

Азов

В 1694 году скончалась царица Наталья – мать Петра, которая фактически правила страной вместе с братом – Львом Кирилловичем, в то время, как Петр играл в войну со своими «потешными войсками» в Преображенском, да навещал Немецкую слободу, где завелась у него пассия – Анна Монс и образовался друг – Франц Лефорт, организующий Петру застолье и доступных девок, если Анна Монс по женскому недомоганию не могла принять Петра, который в плотских утехах не знал перерыва и требовал девку каждый день, а то и не единожды.

«И девки его с самого начала интересовали именно закордонные – со своими нравами. И именно в Кукуевской слободе первой любовницей Петра стала бывшая любовница Лефорта – Анна Монс. Нравы же этой девицы были таковы, что когда ее супруг Кайзерлинг стал слишком настойчиво домогаться от Петра сделать уступку по поводу повышения по службе очередного ее родственника, то на обвинения в соблазнении своей пассии Петром, Меншиков отреагировал следующими словами «Ваша Монс… я обладал ею так же как и вы, все другие. Отстаньте с нею».

А таковых любовниц у Петра, которыми также обладали и «все другие» было немалое количество. Потому и невозможно определить, какие дети, рожденные от его любовниц, были его собственными, а какие Меншиковых, Лефортов и т.д.»

«Вступал же в обладание ими он по разному: кого покупал, кого упаивал, а кого и просто насиловал».

Но наступила пора управлять государством, и к этому управлению Петр приступил в свойственной ему импульсивной манере, сходу.

Прежде всего, ему не терпелось «поиграть» в настоящую, а не «потешную войну» и тут Франц Лефорт, которого Петр произвел из аптекаря в генералы, посоветовал царю совершить завоевание Азова: тем самым напор турок на Европу ослаблялся, а Петр начинал свое царствование со «славных дел» – завоевания Приазовья и выхода России на южных рубежах к Азовскому морю и устью Днепра.

– Теперь время удобное: у султана три больших войска ратуют в Венгрии с императором… У турок и татар была война с немцами,– так думал Петр.

Петр устраивал «потешную» войну под Кожуховом, где два полка его потешных войск осаждали город Кожухов, а два полка его защищали, а потому Петр считал себя готовы к настоящей войне.

Выход к Черному морю был мечтою многих правителей России. Даже Лжедмитрий собирался в поход против турок и татар, но не успел. При царе Федоре Алексеевиче предпринимались два Чигиринских похода против турок и хотя удалось отстоять Малороссию от захвата турками, но в целом эти походы не привели к победе. Еще более плачевными были Крымские походы при царевне Софье, которые в итоге и привели ее к потере власти. Отношения с турками и татарами после этих походов были неопределенными: ни войны, ни мира.

Крымский хан требовал, чтобы Россия продолжала платить ему дань и не шел на заключение мира.

С другой стороны, Польша, с которой у России был заключен союз против турок и татар, требовала возобновления войны, прерванной после крымских походов. Но царь Петр в это время занимался увеселениями, а его мать с советниками не собирались разжигать войну и потому генерал Гордон писал своему родственнику в Шотландию: «мы здесь живем в мире, и самые настоятельные требования наших союзников не заставят нас предпринять что-либо важное».

Но прошло всего два года и Гордон переменил свое мнение; «Я думаю и надеюсь, что мы в это лето предпримем что-нибудь для блага христианства и наших союзников».

Война на юге против турок и татар была жизненно необходима и России и союзникам на Западе, которых турки постоянно побеждали, захватывали земли Польши, Венгрии и Австрии. Даже патриарх иерусалимский Досифей писал царям Ивану и Петру:

«Вам не повезло, если турки останутся жить на севере от Дуная, или в Подолии, или на Украйне, или если Иерусалим оставите в их руках; худой это будет мир… Если татары погибнут, то и турки вместе с ними, и дойдет ваша власть до Дуная, а если татары останутся целы, то они вас обманут. Вперед такого времени не сыщете, как теперь… Александр Великий не ради Бога, но ради единоплеменников своих, на персов великою войною ходил, а вы, ради святых мест и единого православия, для чего не бодрствуете, не трудитесь, не отгоняете от себя злых соседей? Вы упросили у Бога, чтоб у турок была война с немцами; теперь такое благополучное время – и вы не радеете! Смотрите, как смеются над вами… татары, горсть людей и хвалятся, что берут у вас дань, а так как татары подданные турецкие, то выходит, что и вы турецкие подданные. Много раз вы хвалились, что хотите сделать и то, и другое, и все оканчивалось одними словами, а дела не явилось никакого».

«В начале 1695 года он (Петр) приказал объявить поход».