Да и с оружием Антоныч обращаться умел – разок пристрелил неведомую зверюшку практически вслепую, попав ей четко в пузо – единственное уязвимое место покрытой костяной броней твари. Так что не зря стоял старик на своем посту.

Перекинувшись еще парой фраз с дружелюбным сторожем, я отправился в душевую. Чем хороша поздняя осень и зима – радиоактивной пыли в разы меньше, можно даже не надевать «химзу» и противогаз, довольствуясь лишь теплой одеждой да респиратором. Тем не менее, душ все равно принимать надо после каждого похода. А еще тщательно чистить одежку и обувь. Но, как ни крути, хлопот гораздо меньше, чем летом.

Когда с дезактивацией было покончено, я сдал респиратор на склад и направился в жилую часть. Взору моему открылась огромная односводчатая станция с длинной платформой. В свое время «Митино» спроектировали так, что сюда без проблем мог заехать не только стандартный «восьмивагонник», но и поезд с десятью вагонами. Видимо, архитекторы при проектировании станции рассчитывали, что в будущем метропоезда станут длиннее. Увы, их мечты не сбылись. Зато станция стала домом для нескольких сотен людей. Ее когда-то белоснежный, а теперь тускло-серый железобетонный свод покрылся грязью, освещение было тусклым, а на платформе не осталось ни одной лавочки. Вместо них поставили палатки разных цветов и размеров. Конечно, в качестве жилища станцию метро было использовать не слишком удобно. Но другого выбора у людей не было.

Я шагал по мраморным плитам платформы, всматриваясь в лица проходящих мимо людей. Не проявляют ли они беспокойства? Но нет, внешне все было в порядке. Значит, никакой внештатной ситуации на «пятнице» нет, иначе все Содружество бы уже на ушах стояло. Выходит, я зря мотался туда-сюда по улице? Что ж, пусть так…

– Привет, Яша! – поприветствовал меня кто-то из толпы. – Слушай, тебя Макаров просил к нему зайти, как вернешься. Кстати, ты вроде с «пятницы» должен был сюда прийти?

– Планы изменились, – уклончиво ответил я. – А что там Сеня, срочно просит?

– Да не очень.

– Тогда пусть подождет чуть. Поем с дороги да зайду. А то голодный, как цербер.

С этими словами я отправился на кухню, расположенную в служебном помещении станции. Получив там свою миску с едой, я вернулся на платформу и нашел свободную палатку, приготовленную специально для меня. Внутри – матрас с подушкой и одеялом, небольшое зеркальце и бритва. Скромно, но, в принципе, что человеку еще нужно для отдыха? Тем более, палатка не моя собственная.

На ужин на сей раз был рис с небольшим куском птичьего мяса. Уплетая горячую еду за обе щеки, я жалел только об одном – не хватает хлеба. Большого ломтя ржаной буханки. А если еще и плавленого сыра немного сюда, было бы совсем великолепно. Увы…

Неожиданно полог палатки откинулся, и внутрь, не сказав ни слова, залез человек. Слова возмущения застряли у меня в горле, когда я узнал нежданного гостя. Им оказался сам Семен Макаров, управляющий станцией «Митино» и мой лучший друг.

– Здорово, Яш! Ужинаешь? – прогудел Семен. – Ничего, что я без стука?

– Как будто я могу тебе запретить, – хмыкнул я. – Мне передали, что ты просил меня навестить, но я решил…

– Ну, ничего, я уже сам приперся, – сказал Макаров, усевшись на матрас. При этом его крепкая широкоплечая фигура полностью заслонила вход в палатку. – Слушай, ты в каких именно местах сегодня гулял?

– Митинская, Ангелов, Барышиха… – начал перечислять я.

– Понятно. А в лес не ходил?

– Нет. Далековато от него был.

– Хм… Видишь ли, в чем дело, – Семен задумчиво обхватил рукой подбородок, заросший седой косматой бороденкой, – сегодня Жорка мне доложил, что видел двух человек, идущих к лесу. При этом мне никто не докладывал о том, что туда потопают. Сегодня кроме тебя еще Витька Рыжов с Серым выходили. Возможно, они туда и поперлись. Ты на «пятнице» их не видел?

– Я пришел к Митино по поверхности. На летунов нарвался, пришлось свернуть.

– Блин… Придется ждать, пока вернутся, – Семен внимательно посмотрел на меня. – А где ты мотался? Опять, небось, жилые дома обчищал?

– Было дело.

– Ну, ты даешь. Все даже в подъезды жилых высоток боятся заходить, а ты по квартирам шаришься, как нечего делать. И ведь не сжирают нифига. Нет, ты не думай, что я этого хочу, просто удивляюсь. Другие бы сгинули давно там, где ты гуляешь, а тебя будто заколдовали.

– Просто везет, – пожал я плечами.

Не говорить же Сеньке, что везение у меня во многом зависит от неординарных решений. Вроде сегодняшнего. Он этого не поймет, заволнуется еще.

– Бабу тебе надо, Яша, – сказал Семен. – Тебе уже за тридцать давно, а все ведешь себя, как мальчуган. Лазаешь по этим развалинам, будто угорелый, на поверхности часами пропадаешь. Некому тебя удержать здесь. У меня хотя бы внук есть, ради него, а ты…

– А я ради всех вас, – парировал я. – А бабы меня чураются. Я же псих, видите ли. Коль найдется какая сумасшедшая, так я с радостью. А сейчас, извини, ужинать да спать. Рюкзак с хабаром забери, сам распределишь, что куда.

– А патроны в рожке не все расстрелял? – спросил Семен.

– Нет. Если ты про то, что мне надо их в оружейку сдать, то, если позволишь, я завтра…

– Можешь не сдавать, – перебил меня Управляющий. – Я еще вот почему зашел, в туннельный дозор тебя отправить хотел. У Лехи жена скоро родить должна, он рядом с ней почти неотлучно сейчас сидит. Я человека уважил, освободил от вахты пока. А то сам знаешь, дело это тяжелое нынче. Девушка и умереть может при родах… А тебе я выходные дам, завтра и послезавтра.

– Понял. Ладно, так и быть, посижу в туннеле. Тем более, я там не один буду, так что не соскучусь.

– Вот-вот. В левом перегоне со стороны «пятницы» человека не хватает, если что. Туда и иди. А я к себе почапаю. Надо узнать, не вернулись ли Витька с Серегой. Вставлю им пистонов. А то удумали, мля… Без разрешения в лес ходить, да еще и такой крохотной группой.

Макаров встал и, откинув полог палатки, вышел наружу. Я ухмыльнулся. Да, Сеня вставить может. Человеку уже больше шестидесяти, но держится молодцом. Характер как кремень, да и телом пока не сильно дряхлеет. Рука тяжелая, влепит зуботычину, мало не покажется. Под стать хозяину было и его личное оружие – огромный револьвер «Кольт Питон», который Макаров носит на поясе, практически не расставаясь с ним. В былое время из этой пушки немало звериных черепушек разнес, пока до управляющего не дорос…

Доев рис, я подхватил АКСУ и направился к туннелю в сторону «пятницы». Очень хотелось плюнуть на дозор, давно уже превратившийся в простую формальность, и лечь спать. Но работа есть работа, от нее отказываться нельзя. Даже если ты – лучший друг управляющего. Иначе я стану обузой для общины. Ведь тем Содружество и отличается от оставшегося в далеком прошлом мира. Здесь практически не существует частной собственности. Из личных вещей у людей имеются только одежда, обувь и оружие. Все остальное – еда, палатки, матрасы, белье, книги, костюмы химзащиты, патроны являются общими и выдаются со склада только по личному распоряжению одного из управляющих станциями. Для того чтобы получить разрешение, необходимо работать на благо Содружества. Поэтому ни один из митинцев не сидит без дела – все распределены по профессиям. Врачи, солдаты, учителя, инженеры, фермеры. Уборщики, наконец. Я – добытчик и, в целом, всегда выполняю свою работу. Но иногда приходится еще и дополнительные обязанности на себя брать. Как сегодня, например.

На блокпосту в туннеле стояла печка-буржуйка, от которой шел уютный жар. Вокруг печки собралось несколько человек, рассевшись на табуретках и складных стульчиках. Слышался чей-то монолог, кто-то из парней увлеченно что-то рассказывал остальным. Дозорные. Опять байки травят. Впрочем, все равно делать уже нечего. Туннель давно был безопасен, твари не проникали сюда лет восемь. Дозоры стали чистой формальностью. Только и остается коротать время разговорами.

– Здорово, мужики! – сказал я, подойдя к дозорным.

– Привет, Яш, – вразнобой загалдели мужики.

Я пожал каждому руку и, отыскав взглядом свободный стул, уселся на него. Несколько пар любопытных глаз уставились на меня, но никто не спешил заводить разговор. Отношение ко мне в Содружестве вообще было неоднозначным. С одной стороны, все меня ценят, знают, что я из кожи вон лезу ради блага Содружества, и потому не испытывают ко мне неприязни. Но с другой стороны, мои чудаковатые повадки и нестандартное мышление отталкивают людей от более тесного общения. Получалось ни то ни се – практически любого человека с общины я мог назвать своим товарищем. Но вот другом – только Сеньку.

Ну и ладно. Зато никто не учит меня жить, что уже хорошо.

Дозорные, помявшись, все же задали мне пару вопросов. Спросили, почему я пришел сегодня не со стороны «пятницы». Но видя, что я вымотан рейдом, решили не приставать и вернулись к прерванной байке. Рассказчик, парнишка по имени Саня, продолжил повествование:

– И, в общем, идет он по парку. К самой железной дороге спустился. И вдруг слышит шум такой, будто поезд идет. А между деревьев что-то огромное такое мелькает, и быстро так. Бросился Пашка напролом через кусты, страшно захотелось посмотреть ему, что там за хренотень такая. И чуть на заросли терновника не налетел. Еле успел затормозить. И звук вдруг исчез. Причем не так, как обычно бывает при ушедшем поезде. Все прервалось мгновенно, будто ножом отрезало. И мелькать тоже перестало. В общем, вернулся Пашка домой, и так и не понял, что это было…

– Известно что, – хмыкнул один из дозорных, которого все звали Болтуном. – Проглючило его знатно. Хмеля, видимо, друган твой нанюхался, вот и понесло. Не могут поезда ходить больше по железке. По крайней мере, не у нас. В Красногорске пути завалило обломками напрочь, а у Трикотажки еще и товарняк-наливник встал. Если кто помнит, мы из цистерн тех соляру до сих пор таскаем. Так что лечиться корешу твоему надо.

– Кстати, – оживился еще один дозорный. – А летом ведь то еще событие произошло, с товарняком связанное. Колян Дроздов как-то раз проходил мимо этого товарняка летом, и представляете, что увидел? Как какие-то люди в химзах и с пушками крутятся у товарняка, затем топливо сливать начали… Коля к ним подойти хотел, но потом передумал. У них ведь огнестрела при себе было выше крыши, даже пулеметы кое у кого. А вдруг пристрелят? В общем, помчался Дрозд на Волоколамку бегом, доложил Алексееву. Тот группу солдат собрал, отправил к Трикотажке. Но пока наши бежали, пришлые уже успели свалить. Кто это был, откуда, до сих пор гадаем.

– Ну, тут вроде вариантов нет, – буркнул Саня. – С фиолетовой ветки, откуда еще? Больше прийти-то и неоткуда к нам. Не из Красногорска же приперлись.

– Погодите-ка, – вступил в разговор мужик по кличке Прут, – так что это, на Тушинской или Сходненской жизнь есть?

– Здравствуй, дерево! – хохотнул Болтун. – Давно уже известно, что в метро люди выжили. Нам же тот Строгинец» все рассказал. Яш, ты Строгинца помнишь?

Я молча кивнул. «Строгинцем» в Содружестве называли человека, который пришел к нам в январе с южной стороны, перейдя Москву-реку по льду. Назвался Александром Зурко, сказал, что пришел со станции Строгино. Много чего рассказывал. Про то, как сложно ему пришлось до Митино добираться, что торговлю между его станцией и Содружеством невозможно наладить из-за мутантов, кишащих в округе, и из-за отсутствия нормальной переправы через реку. О своей станции, о нынешних особенностях района Строгино, о большом метро, и еще много о чем. Благодаря ему мы узнали немало интересного о том, что творится в столице. А потом наш гость просто ушел обратно в Строгино, даже не уточнив, каким именно путем он добирался до Содружества.

– Так вот, – сказал Болтун, – там же, в метро, народу дофига живет. Причем все на группировки поделены. По интересам, так сказать. Даже коммунисты есть. И еще какая-то группировка, на Кольцевой линии обосновавшаяся, с чудным названием. Как ее… Кванза, что ли. Короче, людей там немало, и фиолетовая ветка тоже заселена. Почему бы на «тушке» не обитать какой-нибудь общинке?

Они еще о чем-то говорили, но я их уже не слышал, так как, умаявшись за день, не выдержал и все-таки заснул. Видимо, я все-таки переволновался, так как сон мой был весьма тревожен. Я вдруг снова оказался в Митино. На платформе не было палаток, и она вся была заполнена людьми. Их было так много и стояли они так тесно, что, казалось, станция вот-вот лопнет, как воздушный шарик. И где-то среди этих людей был и я сам. Не добытчик, живущий в Митинском Содружестве, а всего лишь пятнадцатилетний пацан, растерянный и не понимающий, в чем дело. Именно в тот день привычный для меня мир сгорел навсегда, а с ним – родные и близкие. Осознание произошедших перемен придет потом, а пока что я просто смотрю на закрывающиеся гермоворота и, через гул людских голосов, различаю чей-то истошный крик:

– Быстрее! Быстрее сюда! Иначе нам капут всем! Ей, вы! Торопитесь! Шевелите булками, мать вашу!!! Герма закрывается!

Я вздрогнул и открыл глаза. Поначалу я даже не понял, где нахожусь. Потому что, хоть я и проснулся, но все равно слышал те же слова, что и во сне:

– Шевелитесь! Герма закрывается! Сюда, быстрее!!!

Сквозь сон я начал понимать, что слова эти доносятся со станции Митино. И огромные стальные двери, находящиеся у начала туннеля, действительно начинают закрываться. При этом дозорные, застыв как истуканы, стоят и, оторопев, молча смотрят на происходящее.

– Бежим на станцию! – заорал уже я сам. – Иначе нам реально крышка! Бегом!

И рванул в сторону Митино. Мужики, оправившись от шока, ринулись за мной. А я мчался, буквально осязая затылком незримую угрозу, идущую из черноты туннеля. В голове крутилась одна и та же мысль: «Пятница! Опасность! Я был прав! Пятница! Опасность!».

Когда всем дозорным удалось добраться до гермоворот, пространства между ними едва хватало для того, чтобы человек мог пролезть. И всего через несколько секунд после того, как на станцию протиснулся последний беглец, стальные створки с лязгом сомкнулись.