Я приведу пример. Черная магия не является естественной, поскольку создали ее люди разных веков и поколений. Они буквально вмешались в нее и понапичкали, простите, всем тем, чем полны сами. На чем, как вы думаете, такая магия основана и почему она стала черной? Прежде всего, она основана на ненависти, злости, гневе и нетерпимости. Та святейшая энергия природы, взятая людьми, была загажена их эгоизмом с целью навредить друг другу: отсюда появились проклятья. Люди использовали столь девственную энергию ради своих прихотей, что я считаю, конечно же, большой ошибкой. И такой род магии естественным не назовешь. Он искусственный, раз человек приложил к нему свою руку. Это как химия – один элемент смешивается с другим и на выходе получается третий. Так с магией обращаться нельзя: мы видим, к чему это приводит.

Стоит понимать, что магия – это ничто иное как сила природы, чьи законы способен чувствовать лишь любящий и преданный природе человек, и природа будет полностью предана тому, кто не посмеет испортить ее естества. Именно на этой идее построена магия Ши-Ян: она не смешана ни с одной другой, она является кристально чистой, ее нельзя контролировать каким-то заклинанием, поскольку в ней не заложено человеческого начала – а начало это всегда темное (посему говорят, что любая магия – черная).

В то же время, именно эти факторы делают Ши-Ян самой опасной магией на Земле, ведь человек с ней не в состоянии справиться. Как же это можно сделать без заклинаний, свеч и отваров? От лица всей Академии заявляю, что мы знаем ответ. И были потрачены сотни лет на самую точную и правильную выработку тех правил, с помощью которых человек сумеет найти с Ши-Ян общий язык.

– Не секрет, что позиционируя себя как учебное заведение, обучающее единственным чистым видом магии, вы заполучили столько внимания в глазах других магических школ, колледжей и академий, которые постоянно вас критикуют. Как вы к этому относитесь?

– Честно говоря, мы к ним и не относимся. Мы осведомлены, какие настроения по отношению к нам испытывают заведения, обучающие своих учеников неестественной магии, той, где преобладает тьма и злость, и мы просто идем своим путем. У каждого он свой. Просто наш является более честным по отношению к природе, а посему самым сильным и опасным. Многие заведения нас опасаются, критику мы получаем в основном по слухам.

– Как можно поступить в Академию?

– В настоящий момент в Академии обучается триста восемьдесят шесть учеников, каждый из которых прошел сложнейший путь, чтобы оказаться в этих стенах. Не хочу преувеличивать, но и преуменьшать смысла нет: чтобы стать Ши-Ян, следует пройти немало трудных испытаний и сдать вступительные экзамены, и на это дается три попытки. Список экзаменов и испытаний всегда висит в нашем вестибюле, вы можете с ним ознакомиться. Более того, уже как три года в летнее время в сорока городах Японии от нашей Академии высылаются учителя Ши-Ян, готовые помочь с подготовкой к испытаниям, у них же можно получить необходимую литературу для вступительных экзаменов. Список этих городов также висит в нашем вестибюле. Там также утверждены имена преподавателей, которых мы отправим в тот или иной город. Непосредственно я, например, буду направлена в Нагано.

– Обычный человек в состоянии попасть в стены вашей Академии? Скажем, я, Тара Ямада? Откуда мне можно узнать о вас? Самый обыкновенный японец.

– Как и любое магическое заведение, Академия Ши-Ян скрыта от простого люда. Разумеется, обычный человек не может узнать о нас, ему просто неоткуда черпать информацию. Тем не менее, необязательно иметь в своем роду колдунов или магов для поступления к нам. Ши-Ян – доступная магия в общем понимании, любой человек при правильном подходе и уважению к естеству природы способен управлять ей. Важно понять: Ши-Ян окружает нас везде, это словно воздух, которым мы дышим. Остается только научиться правильно дышать.

– Но как тогда люди узнают о вас?

– Как правило, это дети родителей, которые в свое время у нас обучались. Или друзья детей родителей. По статистике, ежегодно к нам просится около трех тысяч человек, но вступительные сдают в десять раз меньше, а то и в пятнадцать. Статистика не сильно скачет из года в год. Поэтому желающих всегда много.

– Вы упомянули, что для поступления в Академию дается три попытки…

– Совершенно верно. Они даются с огромным временным перерывом: к нам можно поступить в одиннадцать лет, в двадцать два и в тридцать. Сделано это неспроста: магия Ши-Ян, из исследований Академии, открывается только для людей в данных стадиях возраста. В пятнадцать или, скажем, тридцать вы с ней контакта не найдете. Этому есть объяснение, но я бы не хотела вдаваться в подробности, да и не думаю, что это будет интересно вашим читателям.

– Напротив, они бы были очень рады разузнать об этом поподробнее.

– В любом случае, это информация, которую мы освящаем исключительно на наших лекциях, и говорить об этом без разрешения директора я бы не хотела. Дело не в конспирации: тема возраста для поступления является крайне болезненной как для самого поступающего, так и для нас, персонала. Более точное объяснение, как мне кажется, вам может предоставить сам директор. Если, конечно, сочтет это уместным.

– Человек из другой страны к вам поступит? Скажем, испанец?

– Пока к нам не поступил ни один иностранец. Я хочу сказать, некоторые пытались – в этом году шестнадцать ребят из Америки сдавали экзамены, но провалились. Говорить о том, дело ли это плохой подготовки самих ребят или же гипотезы, что магия Ши-Ян особенно расположена лишь к тем, кто проживает в Японии, пока рано. Данный вопрос находится на стадии изучения. С другой стороны, с нами работает один потрясающий коллега, исследующий "Трансляцию Живого Вещания" – науку живой картинки без земной аппаратуры, – господин Готарт Новак. Как вы поняли, поляк. Делайте выводы сами.

Сузуму Такахаши также напомнила, что Академия Ши-Ян была основана раньше всех остальных магических заведений, и в отличие от них, Академия успела пройти через огонь и воду, чтобы не только оставаться наплаву, но и занимать лидирующие позиции. Преподаватель Такахаши намекнула, что в истории Академии имелся самый темный период, который может окутать целый мир в любой момент, если ослабить могущество заведения – именно это пытаются сделать его враги, один из которых давно находится в бегах, но что это за враги – Сузуму Такахаши уточнять вежливо отказалась.

Не секрет, что всякое магическое заведение направлено на свержение зла, которое сама магия и породила, но что-то особенное есть в Академии Ши-Ян, какая-то темная тайна, словно вынуждающая это место никогда не сдавать позиции и стремительно набирать обороты. Но что это за тайна и какие скелеты в шкафу хранит Академия – на настоящий момент остается только гадать.

С вами был Тара Ямада, до скорых встреч!

Глава третья

ИСТОРИИ

– А что, ты разве не любишь отдаленные от сумбурной городской жизни места? – удивилась Мизуки, вытирая губы салфеткой после обеда.

– Не мое, – ответила я, пожав плечами. – Я же родом из Уатэ. Как ты думала? Кстати, бенто очень вкусно получился. Спасибо.

– Да не за что. Ты это, прости, но тебя душой компании не назовешь. Какая-то ты скромная. Вот я и решила, раз тихушница, то отдаленное место проживания тебе будет в самый раз.

Я покачала головой, мягко улыбнувшись.

– Набор стереотипов, Мизуки. Скромный не всегда жаждет отдалиться от людных мест. Есть такая категория людей… Называется наблюдателями, не слышала о таких?

Мизуки захлопала ресницами – значит, нет.

– Наблюдатели, – повторила я и улыбнулась шире. – Они не любят прямого контакта с людьми, общение с ними им доставляет дискомфорт и неудобства, но они в этом и не заинтересованы. Что им больше всего интересно – так это смотреть. Смотреть, наблюдать, анализировать, делать какие-то выводы. Обычно наблюдатели садятся на самые задние места в помещениях, залах, кабинетах – им важно понимать ситуацию, коллектив, сложить об обществе определенное мнение, и неважно, является ли он его частью или нет. По факту, конечно, является. Но эти люди предпочитают полагать иначе. Таким образом, они волей-неволей да частью общества являются. А жить вдали им представляется скучной затеей. За кем смотреть? Кого изучать? Не хочу сказать, что отношусь к данной категории людей, я просто отреагировала на твою фразу. Я вовсе с ней не согласна.

Мизуки выдержала паузу. Опустила голову на пару секунд и, угукнув, поджала губы.

– А ты умнее, чем я думала, – пробурчала она. Выдержала паузу, изучив свои ладони, и спросила: – Так какие у тебя планы по приезде?

Я глянула на нее исподлобья. Знала же, спросит еще раз. А отвечать я не очень хотела.

– По приезде? – уточнила я, пытаясь потянуть время.

– Ну да. Вот представь: вышла ты из поезда со своим рюкзаком на спине. Что дальше? Куда пойдешь?

– В ближайшую кафетерию, – пожала я плечами. – Возможно, в ту, что будет на железнодорожном вокзале.

– Ага, – выжидающе кивнула Мизуки. – Ну, а дальше?

– А дальше я куплю себе чай и что-нибудь сдобное.

– Ну, так а после? – выпытывала та. – После кафетерии?

Маска, которая медленно опускалась на мое лицо, становилась все темнее и темнее. Уже более отстраненно я произнесла:

– Кажется, я уже сказала, что разберусь на месте.

Мизуки удивленно вскинула брови и прижалась спиной к стене купе.

– Нет, ну это-то понятно. Ты, как и я, за свободой едешь. Но слушай… Хоть как-то надо свой план действий составить.

– План? – неохотно сказала я и вздохнула. – План в его отсутствии.

Мизуки вдруг медленно улыбнулась и оценочно взглянула на меня.

– А ты из тех девчонок, что любят рисковать, да? По тебе не скажешь… – (В этот момент я подумала, что по мне много чего, видимо, не скажешь) – Я сама рисковать люблю, но… я бы предусмотрела плана три-четыре на будущее. Конечно, я сторонник позиции жить здесь и сейчас, однако за будущее беспокоиться никто не отменял. Одно другому не мешает. Точно тебе говорю. Есть свобода, а есть безответственность. Вот например: собралась я, значит, из Америки в Японию лететь. Почитала правила, обычаи, – с языком все в порядке, слава богу, – присмотрела городок, хороший для проживания, собрала все нужные вещи, купила билет и прилетела. А если бы не подготовилась? Что б я делала? И к чему был бы неоправданный риск?

– Рисковая позиция? – мотнула я головой – Я же ни чем, по сути, не рискую.

– Ну, как же. А если место для проживания не найдешь?

– Найду, – заверила я. – Что это за город такой, где переночевать негде?

Мизуки мои слова почему-то удивили.

– Ты бы удивилась.

– Удивилась бы? – недоуменно переспросила я.

– А ты не знаешь, в какой город едешь?

– Знаю. И в чем там дело?

Мизуки поджала губы. Словно разочаровалась.

– Ну ты даешь, сестра…

В купе к нам постучалась проводница и поинтересовалась, нуждаемся ли мы в чем-то. Я вежливо поблагодарила и отказалась, а Мизуки попросила принести чай. Проводница улыбнулась, быстро удалилась и пообещала скоро вернуться.

– Ты же только что пила, – тут же посмотрела я на Мизуки.

– Ты что, это же бесплатный чай! И в поезде! У них вкусный чай.

Я покачала головой и невольно рассмеялась.

– Странная ты, Мизуки-сан.

– Не более тебя! Ну да ладно, это мы еще обсудим. По-моему, ты и малейшего понятия не имеешь, куда едешь.

Я промолчала и отвела взгляд к окну. Я всегда так делала. Прекращала зрительный контакт с человеком, владеющим информацией, получение которой сулило бы мне серьезно поплатиться. Своей правдой. А правда у меня – вещь неоднозначная. Не всякий поймет, даже если узнает. Поэтому лучший выход – посмотреть в окно. За ним спокойно появлялись и исчезали зеленые леса, необъятных размеров поля и тянущиеся к небу горы – такие высокие, что из окна вершин не рассмотришь. Тем временем, проводница уже вернулась с белой кружкой чая на подносе. Приятный аромат трав забился в каждый угол купе и одурманил мне голову, пока Мизуки делала маленькие глотки.

– Не хочешь?

– Нет, – улыбнулась я. – Спасибо.

– Да один глоточек!

– Я гермофоб, спасибо.

Я не солгала. Наверное, это не очень-то и важно, гермофоб я или нет, но мной не переносились любые емкости, из которых кто-то пил. Я считала это ужасной антисанитарией для своего рта. Что касалось остального – я не уделяла большого внимания. Скажем, я бы не стала промывать каждую виноградинку влажной салфеткой перед употреблением. Но я хорошо знала людей, следующих этим правилам. Что неудивительно – их ломила самая обыкновенная простуда. Так уж устроен наш организм – не будь он в постоянной борьбе с микробами (что фактически происходит ежесекундно), малейший сквознячок покажется тяжелейшим вирусом. Впрочем, мерами предосторожности пренебрегать не стоит. Просто, как мне казалось, любое дело должно исполняться в меру. Иначе это бы называлось фанатизмом.

– Даже вот как, – многозначно произнесла Мизуки. – Удивительный ты фрукт, Коан-сан.

Раздался вибрирующий звук, доносящийся из моего рюкзачка. Телефон. Из техники я больше ничего брала. Странно. Я ни от кого звонка не ждала. Да и, раз на то пошло, звонить было некому. Я озадаченно наклонилась к рюкзаку, вытащила из маленького кармашка мобильный. Посмотрела на экран. Номер незнакомый.

– Ты ведь не настолько странная, чтоб не знать, как нужно отвечать на звонок? – спросила Мизуки.

– Мизуки-сан, тебе есть, чем записать? Я бы скрин сделала, но ты сама видишь, какой у меня телефон.

А телефон у меня был древний. Модель двухтысячного года. Кнопочный, красного цвета. Экран маленький, функции ограничены.

– А разве…

– Мизуки-сан, вопросы потом, – напористее сказала я.

– Боже, хорошо-хорошо.

Мизуки торопливо полезла в карман своей черной куртки, вынула беленький айфон и дала команду. Пока телефон вибрировал, я быстро продиктовала номер. Вибрация оборвалась – и номер мгновенно исчез. Я проверила во входящих – пусто.

– Записала?

– Ну да, – показала Мизуки экран айфона. – Правда, в любом телефоне можно просмотреть журнал вызовов. Даже в таких допотопных, как у тебя.

Я молча вбила незнакомый номер в телефон, набирая его с экрана Мизуки, и когда сохранила в список контактов, он тут же исчез. Пропал, будто его и не было. Я повторила операцию три раза, но результата ноль. Мизуки ждала хоть какого-то комментария. Для нее, наверно, все выглядело так, словно я от кого-то скрывалась. Или будто я спятившая полоумная девица, мчащая черт знает куда без всякого плана.

Я вежливо улыбнулась Мизуки, на лице которой отражалось слабое недоумение.

– За тобой что, кто-то гонится? – в шутку спросила она.

Во всяком случае, мне думалось, что спросила она в шутку.

– Да нет, – непринужденно махнула я рукой и швырнула телефон обратно в рюкзак. – Это я так. Один номер названивает да названивает. Кошмар. Я раз ответила, сказала, что ошиблись, а они опять звонят.

– Добавь в черный список.

– У этого старичка нет такой функции. Хотелось бы.

– В следующий раз будут звонить, я могу ответить. Я бы им задала по полной! – взбунтовалась Мизуки. – А чего людей бесить, не пойму. Сказали же, не туда попали. Опять досаждают. Люди такие глупые…

– Не то слово, Мизуки-сан. Слушай, ты можешь сохранить номер у себя? Мой телефон что-то глючит. Не факт, что он понадобится, конечно. Но вдруг.

– Да не вопрос. Сохраню.

– Спасибо.

Вечером мы сытно поужинали, и вновь угощала попутчица. Мне становилось страшно неловко от ее любезности, но затем, как я поняла, угощение явилось платой за часовые рассказы Мизуки о своей жизни. Начиная с раннего детства и заканчивая вчерашним днем. Я услышала все: и период взросления, и первая любовь, и проблемы в школе и колледже – Мизуки каждую историю сопроводила мельчайшими подробностями. Мизуки умела ярко и «сытно» их подавать – как самый вкусно приготовленный донбури – хотелось слушать и слушать. Правда, уже к середине историй я начала клевать носом. Слишком много рассказов… Я бы на ее месте делала маленькие перерывы, от такого звонкого голоса уши у любого завянут!

– И я его послала к чертям собачьим! – самоуверенно рассказывала попутчица. – Нет, а на кой черт мне сдался двоюродный брат, который ни разу в жизни не поинтересовался, как у меня дела? У него имелась тысяча возможностей, у этого негодяя! Ну, а когда мы спустя десять лет снова увиделись – встретились семьями – и он деньги у моих родителей украл, все стало ясным: не зря я его невзлюбила с самого начала! Всегда он был таким, знаешь, гадким и мерзким. С ранних лет. Вот не зря я его невзлюбила, – снова повторила Мизуки. – Наши семьи больше не общаются: его родители на стороне сына, уверяют, что он ничего у нас не крал, а мои родители знают правду. Моя мама лично все видела. Тошнотворный, скользкий тип мой братец!

– Вот это д…

– В Фейсбуке я его кинула в «ЧС»! – не давала мне и слова вставить Мизуки. – Пусть катится куда подальше! Это ты не знаешь, как мерзко он вел себя маленьким! Мы тогда у бабушки гостевали. По папиной линии. Дрались как уличные коты!

Да уж: истории Мизуки без преувеличения подавались ярко, но по содержательности выглядели обыкновенными, как у всех нормальных людей. Друзья, родители, школа, любовь, работа, колледж… Ничего сверхъестественного. Не то чтобы я говорила, будто это плохо – жить в нормальной среде и сталкиваться с простыми проблемами. Просто моя жизнь состояла из совершенно других историй, да и сама я принадлежала иной среде… Люди, с которыми я сталкивалась, не стали бы делиться такого рода рассказами. Они бы сочли их непомерно занудными. В конкретно моем случае спасала смелая подача Мизуки. Такой подаче следовало поучиться мне самой. Рассказчиком я слыла довольно слабым.

– Коан-сан, вот так дела! – в один момент удивилась Мизуки и хлопнула руками по коленам. – Мы в пути уже девять часов, а я о тебе ничего толком не знаю!

Она переключила на меня внимание, что меня совсем не обрадовало. Уж лучше бы продолжила свои истории. Я бы перетерпела. Но так или иначе, у любого исхода были бы свои минусы.

– У меня скучная жизнь, – скромно пожала я плечами.

– Ой, заливаешь мне тут! – тряхнула головой Мизуки. – Давай, расскажи хоть что-нибудь! С любым человеком хоть раз в жизни должно приключиться что-то интересное!

Я вздохнула и запрокинула голову кверху. О чем бы рассказать? Нужно отсортировать рассказы. Это прежде всего. Иначе, если пойму, что проговорилась где-то в середине, будет поздно. Мизуки такая – начнет докапываться. А выдумывать я не хотела. Хм.

– Твоя мама, ты упомянула, живет в Америке, – начала Мизуки, увидев мое озадаченное лицо – уж больно долго я пыталась отыскать нормальную историю в своей голове.

И она однозначно шагнула на очень опасную территорию.

– Это неинтересно, – холодно улыбнулась я. – Вот знаешь, ты мне рассказала про своего двоюродного брата, а у меня двоюродная сестренка… Ей всего девять. Я очень люблю ее. Мы жили в одном доме, она во мне души не чаяла. А когда я этим утром собрала все вещи и покинула дом, я ничего ей даже не сказала. И словом не обмолвилась. Просто пропала. Я не собиралась говорить об уезде семье, но… В ее составе есть человек, который всех успокоит. Об этом я не переживаю. А вот об Акико думаю…

– Акико – имя твоей двоюродной сестры?

– Да. Она, наверное, сильно обиделась на меня. Мы были так близки, она любой мелочью делилась, как и я… А тут раз – и исчезла. На ней это как-то даже отразиться может. Психологически, я имею в виду.

Мизуки медленно кивала. Вздохнула и сказала:

– Да, она от любого человека может ожидать предательства. А может и нет… Ты ей совсем-совсем ничего не сказала за день до ухода? Хоть что-нибудь?

– Я оставила ей письмо, – ответила я. – Положила ей под подушку, пока она спала. В нем я извинилась за свой уход и добавила, что однажды мы увидимся.

– Однажды?

– Да. Я не могла ей лгать. Увидимся мы далеко не скоро.

– Ну, сестра, ты, конечно, честная… – пробормотала Мизуки. – Честность не всегда хороший выход. Ты же понимаешь это?