Цитаты из книг автора «Соломон Волков»

Я прекрасно понимала, кто передо мной – эти двое существовали на другой эволюционной ступени развития: я – здесь, они – в истории. В этом смысле дыхание вечности через плечо ощущалось все время.

Бродский, «время, столкнувшись с памятью, узнаёт о своем бесправии».

это мысль об одиночестве… о непривязанности.

Пишешь потому, что ты был где-то счастлив и хочешь поблагодарить за это.

Внимательный читатель заметит, что каждый разговор с Бродским тоже строился как своего рода пьеса – с завязк

Все его стихи можно напечатать не лесенкой, а в столбик, просто катренами, – и все будет на своих местах. И это опыт гораздо более рискованный для Маяковского. Такое, кстати, вообще часто случается – поэту нравится как раз то, чего он сам в жизни никогда делать не станет. Взять хоть отношение Мандельштама к Хлебникову. Не говоря уже о том, что Маяковский вел себя чрезвычайно архетипически. Весь набор: от авангардиста до придворного и жертвы. И всегда гложет вас подозрение: а может, так и надо? Может, ты слишком в себе замкнут, а он вот натура подлинная, экстраверт, все делает по-большому? А если стихи плохие, то и тут оправдание: плохие стихи – это плохие дни поэта. Ужо поправится, ужо опомнится. А плохих дней в жизни Маяка было действительно много. Но когда хуже-то всего и стало, стихи пошли замечательные. Конечно же, он зарапортовался окончательно. Он-то первой крупной жертвой и был: ибо дар у него был крупный. Что он с ним сделал – другое дело. Марине, конечно же, могла нравиться – в ней в самой сидел этот зверь – роль поэта-трибуна. Отсюда – стихи с этим замечательным пастишем а-ля Маяк, но лучше даже самого оригинала: «Архангел-тяжелоступ – / Здорово в веках, Владимир!» Вся его песенка в две строчки и уложена…

Я смотрю на него таким голубым глазом, думаю – «еб твою мать!».

м глазом, думаю – «еб твою мать!».

Бродский: Да, такая светская беседа, хуе-мое.

«Други! Братственный сонм! Вы, чьим взмахом сметен / След обиды земной. / Лес! – Элизиум мой!»