– Сам мир приглушает их магию и не даёт развернуться в полную силу. Они живут, не зная ценности того, благодаря чему живут. Не все, но многие. Есть и те, кто догадываются, кто ценят в себе искру Создателя. Впрочем, даже не имея возможности использовать магию в полную силу, они воздействуют на реальность иначе. Они создают разные предметы, действие которых похоже на магию, но такое воздействие менее естественно для мира.

«А я не увидела этого, – смутилась в глубине души Тарья. – Хотя, может, и разглядела бы, побудь в связи с порталом чуть дольше. Как хочется быть уверенной в том, что я справилась бы со всеми знаниями из портала и без Элиора, сама…»

– Не понимаю, почему их магия не развита, – Элиор задумчиво продолжал рассуждать о том, что увидел в портале. – Если то, что они делают с помощью других творений со своей землей, не нравится миру, почему он предпочел этот вид взаимодействия? Неужели по сравнению с магией то, что есть сейчас – меньшее из зол?

– Значит, вот почему никто из живущих, проходивших мимо портала, не видел его! – вслух сказала ясновидящая. – Из-за этой их неразвитости в магии.

– Да, – подтвердил Элиор.

– Значит, тот, кто настроил портал с той стороны, сделал это неосознанно? – задумчиво спросил Эарлан.

В этот момент из портала донеслись звуки. Все единодушно обернулись к межмирному полотну.

На поляне спиной к порталу стояла девушка с короткими, едва доходящими до плеч рыжими волосами. Слова, прозвучавшие сквозь толщу пространственной энергии, принадлежали ей, но они словно были не сказаны, а написаны в воздухе. Как будто девушка подумала, а её мысль – или даже не мысль, а настроение мысли – вложилось в сознания всех, кто её видел. Именно поэтому существам, находившимся на Тоукси, не нужно было знать чужой язык, чтобы понять её.

– Пожалейте, пожалейте меня! Пожалейте за то, что я вынуждена жить по вашим правилам!.. – вот что было главной темой дум незнакомки.

– Что за странное самоистязание? – удивлённо отпрянул Эарлан, уловив эту угнетающую тоску, распространяющуюся от фигуры девушки.

И тут иномирянка обернулась, как если бы услышала восклицание принца. Её взгляд, плавно скользивший по пейзажу, остановился на месте, где с её стороны должен был быть портал. Остановился, совершенно осознанно выбрав эту точку, и наполнился изумлением.

Без всякого сомнения – она его видела.

***

– Я только допишу один эпизод и приду! – это был мой ответ на вопрос мамы «когда будем обедать». Он отозвался лёгким звоном в тонких окнах веранды, а я окунулась в непривычный после солнца полумрак и прохладу задней комнаты. Из-за растущей у окна яблони она всё время была тенистой.

Как я любила всегда эти прекрасные тенистые комнаты в одноэтажных деревянных домах, которые неразрывно связаны в сознании русского человека с деревней! Моя бабушка жила в таком доме, пока мы не перевезли её в город. И в её комнатах всегда была эта блаженная полутень из-за деревьев перед окнами. Солнечные лучи, которым всё же удавалось пробиться сквозь густую листву, кружевной салфеткой ложились на деревянный стол с массивными ножками, на диван, обитый жёсткой тканью, которая в детстве раздражала меня своей колючестью, и кресла с такими же колючими толстыми покрывалами. Теперь этот диван и эти кресла стояли здесь, в задней комнате нашего дачного домика. Колючее покрывало также было при них.

Экзамены закончились на прошлой неделе, и мы сразу, прихватив кота и бабушку, уехали на дачу – отъедаться малиной и зарабатывать загар под солнцем. Хотя бабушка заявляла, что я скорее загорю под светом монитора, потому что, конечно же, я взяла ноутбук с собой и продолжала писать книгу.

– У всех людей в конце лета будет нормальный загар, а у тебя синий! – Когда бабушка бывала недовольна, она всегда выдумывала что-нибудь настолько абсурдное, что трудно было удержаться от смеха.

– Почему синий, ба?

– А какой от него свет-то, от этого экрана? Синий и есть! – непоколебимо отвечала она, на что я хихикала:

– В таком случае, находясь под солнцем, по твоей логике, я должна пожелтеть.

Не найдя, что ответить, бабушка показывала язык – это всегда был её последний и самый сильный аргумент, когда других уже не оставалось. Диалог на эту тему в разных вариациях повторялся ежедневно.

Но, как и все бабушки в подобных случаях, она преувеличивала. Я гуляла много. Ходила на речку и ещё дальше – в лес, вдоль полей, к холмам. Холмы были здесь не так высоки, как в Сухотино, некуда было забраться, чтобы представить себе: лечу!.. Но и на ровной местности было хорошо и привольно. И тоже закроешь глаза, раскинешь руки и побежишь по полю – так и кажется, что сейчас поднимешься в воздух. А в наушниках – «Полёт» Шнитке! Главное, чтобы коряга какая-нибудь по дороге не попалась…

Поэтому солнцем я всё же освещалась часто. Вот и теперь только что вернулась с прогулки и поспешила пройти в комнату, чтобы записать свежепридуманные идеи.

Ослеплённая радостью жаркого дня, я не сразу разглядела ноутбук, у которого почему-то горел экран. Это насторожило меня – за долгое отсутствие он уже давно должен был погаснуть… Насторожило меня и другое – свет был ровный, яркий. Как от чистого белого листа. Чего не могло быть в моём вордовском документе, я точно помнила, что последняя страница была исписана полностью.

Потом я увидела Гречку, лежащего на клавиатуре.

У меня подкосились ноги, но, вопреки желанию тела осесть на пол, я рванулась к столу. Кот недовольно покосился на меня, муркнул и чуть-чуть изменил положение возлежания, вытянув лапы. И я поняла, что до этого его лапа лежала на backspace – кнопке удаления.

Не решаясь строить предположения, дрожащими руками я сняла кота с клавиатуры и села за стол. Прокрутила колёсико мышки. Вордовский документ был пуст. Очевидно, кот пришел сюда сразу, как только я вышла, и всё это время спал на зажатом backspace.

– Спокойно. Можно же просто не сохранить изменения при закрытии! – воскликнула я и, глубоко вздохнув, нажала крестик.

Документ закрылся.

Система не спросила, хочу ли я сохранить изменения.

У меня потемнело в глазах.

Я зашла в папку, где лежали мои наработки – последний раз документ с книгой сохранили в 15:34.

Сейчас было 15:37.

Значит, три минуты назад кот умудрился сохранить версию документа, в которой удалён весь исходный текст – то есть, просто пустой файл. Вернуть написанное теперь было невозможно.

Затаив дыхание я ощущала, как внутри поднимается цунами.

Тут Гречка вспрыгнул мне на колени и мяукнул. И я машинально провела рукой по его спине. Ещё секунду назад я готова была вскочить и дать выход своей злости, а не вскакивала только потому, что ещё не определилась, как это лучше сделать – швырнуть уже ненужный ноутбук в стену, разбить клавиатуру или опрокинуть стол. Но теперь на коленях лежал кот, и нежелание его тревожить было сильнее всех остальных чувств. Я слишком любила кошек в целом и Гречку в частности, чтобы злиться на него. А ведь ноутбук, клавиатура и стол были виноваты ещё меньше, чем кот. Да и кот сделал это по случайности, ничего не понимая. Ярость схлынула, так и не найдя точки выхода. Вместо неё меня накрыло отчаяние.

«Может быть, это знак?» – подумалось вдруг. Знак, что я занимаюсь ерундой, что мне следует бросить писать и перестать страдать из-за своих фантазий?..

Кот мурлыкал у меня на руках – соскучился, пока я гуляла. С обострившимся вниманием я прислушивалась к ощущениям: как пальцы зарываются в длинную шерсть, как влажен прохладный кошачий нос, как шершавы подушечки лапок. Лишь бы не анализировать произошедшее, так оно было дико и непоправимо. Мурлыканье, однако, успокаивало и примиряло с ситуацией. О том, чтобы начать сесть восстанавливать текст прямо сейчас, не могло быть и речи.

Я закрыла крышку ноутбука, обняла кота, потом опустила его на пол и, сама не поняла, как и зачем, вышла из комнаты.

– Дописала? – не оборачиваясь, спросила мама, услышав шаги.

Я зачем-то покачала головой. Этот вопрос заставил волну отчаяния подняться ещё выше, и мне казалось, что, стоит только заговорить, как она выльется вместе с речью. Поэтому я молчала.

Мама обернулась и даже изменилась в лице при взгляде на меня. Я машинально подняла руки, точно защищаясь. Её выражение, удивлённо-сочувствующее – уже сочувствующее, хотя ещё неизвестно чему! – вдруг показалось отталкивающим, потому что я предвидела, что произойдет дальше – она спросит, что случилось, и что я ей скажу? И главное – зачем что-либо говорить? Что она сможет на это ответить? Чем утешит меня человек, который всецело принадлежит этому миру? Когда вся моя фантазия, всё, что было создано с таким трудом, одномоментно исчезло! Нет, сейчас не хотелось ничьего вторжения, я должна была пережить трагедию наедине с собой. В сочувствии любого человека этого мира мне сейчас виделось в первую очередь жалостное непонимание, этакое пожатие плечами на мои «надуманные страдания», как недавно назвала их Ния.

Внезапно волна отчаяния опала, но не потому, что стала меньше – скорее дно под ней провалилось, стала глубже сама проблема. Я осознала, что на самом деле горюю не из-за потерянного текста о своей волшебной сказке, а о том, что, кроме него, у меня, в сущности, ничего и нет. Всё волшебство существовало только в фантазиях – и пустой вордовский файл лишний раз, снова, напомнил мне о неосуществимости моего дикого желания вырваться из этой обычной жизни.

– Мне надо ещё прогуляться, – смогла выдавить я. – Пожалуйста, ничего не спрашивай!..

…Хлопнула позади калитка ограды, и, точно испугавшись хлопка, я рванула вниз по улице к реке. Я бежала так, словно могла убежать от своего сердца, которое, казалось, с каждым новым биением окатывалось не кровью, а ядом – а иначе почему всё внутри было так невыносимо, безысходно отравлено?

Остановилась только на небольшой полянке в лесу у самых холмов. Слева была берёзовая роща, справа почти отвесно скалистый холм, поднимавшийся на высоту примерно в три человеческих роста. Позади шумела вода – там была небольшая плотина, и потому здесь обычно спокойная Карповка становилась похожа на грозную горную реку.

«А может, это и правда знак? – снова пришла та же мысль. – Знак, что мне правда пора начать жить настоящей жизнью, а не пребывать в мечтах? Пусть мне это не нравится, но ведь иначе невозможно!..»

Ведь не я одна такая. Есть много людей, которым что-то не нравится в их жизни, но они же живут.

И я буду жить. Никому больше никогда не расскажу о своих фантазиях, чтобы не быть высмеянной.

Буду притворяться, что мне хорошо, что я интересуюсь всем тем, что интересно остальным, нормальным людям.

Найду себе парня из своего окружения. Мама успокоится, увидев, что я перестала витать в облаках.

Пускай всё это будет напоказ, а внутри у меня будет дыра, ну, так что ж теперь, раз по-другому невозможно. Я машинально прижала руки к груди, туда, где эта самая дыра ощущалась чуть ли не физически, и нащупала свой месяц-талисман, который, как и всегда, был спрятан под футболкой. В порыве отчаяния захотелось снять его и выбросить прямо сейчас же куда-нибудь в чащу или лучше с обрыва в реку.

– На маэри динно? – в голове вдруг вспыхнул возглас – точно лампочка на кухне в час ночи. И так же, как от включенного света разбежались бы тараканы, от этого возгласа на незнакомом языке порскнули в разные углы мысли. А без них я почувствовала себя совсем осиротевшей и голой.

Я медленно обернулась туда, откуда донёсся до меня этот возглас.

В отвесно поднимавшемся скалистом холме светился большой круглый экран. И в нём виделись… существа – не люди, потому что за спинами некоторых возвышались крылья. У одной девушки они были серыми. А ещё у неё были рыжие волосы. Того оттенка гречишного мёда, пронизанного солнечным светом, которого я добивалась сначала на своих волосах, а потом и на своём портрете. Точнее – на её портрете. «Олоримэ!» – вспыхнуло в мыслях. Рядом с ней стояла блондинка с тёмно-изумрудными крыльями. «Тарья!» – уверенно определила я.

«И портал!» – добавила бы ещё полчаса назад. Но сейчас, когда только что принято решение отказаться от фантазий, как можно сказать такое?..

Однако, чем тогда объяснить мое видение? Шизофренией? Увольте, вариант с порталом казался привлекательнее.

У меня была только одна возможность проверить происходящее как можно скорее, и я, не раздумывая, воспользовалась ею: раскинула руки, закрыла глаза, как делала это обычно, представляя себя летящей, и побежала к светящемуся пространству.

Через несколько секунд меня коснулась странная субстанция – я словно упала в желе, прошла сквозь него и выпала с другого конца. Открыв глаза, завертела головой, как флюгером, стараясь разом охватить всё окружающее меня. Олоримэ, Тарья, Эарлан – все точь-в-точь, как я их представляла. От удивления во рту всё пересохло так, что слова прилипли к гортани. Наконец после нескольких неудачных попыток заговорить из высушенных, скукоженных слов составилась фраза:

– Вы всё-таки существуете?

Никто не ответил, потому что Тарья внезапно обернулась и закричала, указывая рукой на что-то у меня за спиной.

Все повернули головы к сияющему провалу, из которого я выпрыгнула несколько секунд назад, и на лицах волшебных созданий отразился ужас. Я тоже медленно перевела взгляд туда, где должен был быть проход в мой мир, молясь, чтобы оттуда не потянулась какая-то междумирная энергия, которая посчитала моё присутствие здесь недопустимым и сейчас хотела вернуть домой.

Но всё оказалось куда лучше, чем я могла предположить. Портал просто закрылся.