Глава 16
Слыш узнает кое-что очень важное

Как только карета тронулась, пьяное Облако упало на грудь Слыша и разрыдалось.

Слыш сидел, остекленелым взглядом глядя поверх всклокоченной головы Облака. Его камзол, рубашка – все пропиталось вином. Но он продолжал сидеть неподвижно и терпеливо, боясь пошевелиться и спугнуть Облако.

– Давно ли вы залетели в наше королевство? – осторожно осведомился Слыш, скосив глаза на нечесаную голову Облака.

– Два месяца назад. Я и остался тут из-за нее… Из-за этой девчонки… А она… – всхлипнуло Облако.

– А как ее зовут? – прошептал Слыш, наклоняя ухо к Облаку.

– Нет, только ты, мой друг, ты один меня понимаешь! – зарыдало Облако, обвивая шею Слыша своими руками.

– Ах, дорогое Облако! Вы должны были сразу прилететь ко мне! – с мягким укором прошептал Слыш. – Я бы вас прекрасно устроил, со всеми удобствами… – Лицо Слыша стало зловещим, но Облако не заметило этого. – Вы летали тут одно, такое нежное и беззащитное. Вас могли ранить!

– Это она нанесла мне смертельную рану! Она и этот мальчишка!.. – воскликнуло Облако, и слезы полились из его глаз еще обильней.

Руками оно по-прежнему обнимало Слыша за шею. Носовой платок сам выполз из его дырявого кармана, подлетел и вытер слезы, бегущие по щекам.

– Вас могли убить! – Слыш озабоченно покачал головой.

– Меня нельзя убить. Она показалась мне такой одинокой…

– Неужели с вами ничего нельзя сделать? – тихо спросил Слыш, с трудом скрывая свое волнение.

– Можно, только этого никто не знает. Меня можно за… И я тоже был одинок. Никто на небе не понимал меня.

– Вы не договорили. Что «за…»? – Голос Слыша заметно дрогнул: – За-задушить?

– Меня нельзя задушить. Меня можно только за… Ты не знаешь, какие все облака равнодушные. Летят себе, куда ветер дует.

– Может быть, вас можно за-забросить камнями? За-заковать в цепи? За-засадить за решетку? За-заре-зать?

– Я был так счастлив у нее под кроватью. – Облако прикрыло глаза ладонью, предалось воспоминаниям. – На ночь она говорила мне «спокойной ночи»… Никто никогда не говорил мне «спокойной ночи»…

– За-засыпать песком? За-закопать в землю? Я об этом спрашиваю, потому что я ужасно за вас беспокоюсь!

– Она мне говорила: «Ты плохо выглядишь. Ты осунулось. Пей побольше!» О!.. – Облако застонало.

Все подушки в карете пропитались вином. От винных паров у Слыша кружилась голова. Даже кучер начал покачиваться на козлах, а лошади стали сбиваться с шага.

– Может быть, за-засолить в бочке с огурцами? За-зарядить вами пушку и выстрелить? – уже с отчаянием перечислял Слыш. – Как я за-за-за вас беспокоюсь! Как волнуюсь!

Если бы Облако подняло голову, оно увидело бы, каким нетерпением и ненавистью сверкают узкие глаза Слыша.

– Ох, как ты мне надоел! – наконец не выдержало Облако. – Ну так слушай: меня можно заморозить! Понял? Заморозить! Тогда мне конец. Я не смогу летать. Стану обыкновенной ледышкой, и все. Но никто этого не знает. Так перестань беспокоиться и дай мне в тишине оплакать мою разбитую жизнь…

– Заморозить… – прошептал Слыш. Он откинулся на сырые, тяжелые подушки. На мгновение закрыл глаза. – Значит, так…

Карета ехала по улицам странными зигзагами. Ее то заносило на тумбу, то она обдирала кору сухой липы.

Кучер на козлах что-то пел, хотя у него не было ни голоса, ни музыкального слуха. Лошади восторженно ржали.

– Дорогое Облако, – сказал Слыш, стараясь поудобнее устроиться среди мокрых подушек. – Я помогу вам отомстить. Откройте мне имена мальчишки и девчонки. Они у меня просто кувырком полетят в тюрьму, а если вы пожелаете, то и дальше – прямехонько на виселицу.

– Что?! Что ты сказал?! – Облако отстранилось от груди Слыша, посмотрело ему в лицо. – Пусть я простое пьяное Облако, но… девчонку и мальчишку на виселицу? Только за то, что они подружились?.. – Облако сжало ладонью лоб, затрясло нечесаной головой: – Негодяй! Как ты смел мне сказать такое? – Облако поднялось вверх, насколько позволяла теснота кареты. – Нет, я дальше с тобой не поеду! Останови карету, выпусти меня!

– Ну уж нет, – с ехидством прошептал Слыш, – попалась птичка!

– Куда ты везешь меня? – Облако в страхе ударилось об стекло.

По стеклу потекли винные струйки.

– В такую хорошенькую ледяную квартирку, – злорадно прошептал Слыш, наслаждаясь ужасом Облака. – Уложу тебя на ледяную кроватку. Что поделаешь, придется тебе немножко постучать зубами от холода.

– Но за что? Что я сделало плохого?

Облако билось о стекла, о стенки кареты.

– Ты сделало кое-что хорошее и за это поплатишься. У нас в королевстве этого не любят. А что касается твоих друзей, то я до них тоже доберусь, не беспокойся!

– Нет, нет, не трогайте их! – Облако умоляюще сложило руки. – Они ни в чем не виноваты.

– Ты можешь просить меня сколько угодно, – отвратительно усмехнулся Слыш, – для меня твои слова не больше чем жужжание пчелы над ухом…

Тут карету потряс такой удар грома, что стекла задребезжали, а лошади, сделав длинный скачок, понеслись стрелой. В то же мгновение Облако разделилось на тысячу маленьких кусочков.

Карета наполнилась громким жужжанием – Облако превратилось в тысячу пчел. Главный советник Слыш в ужасе замахал руками. Но, как известно, это самый наихудший способ спасения от пчел. Пчелы набросились на него со всех сторон. Пять пчел ужалили его в нос, семь – в лоб и несчетное количество – в щеки и шею. Эти пчелы жалили пребольно.

К тому же, надо добавить, это были не совсем обыкновенные пчелиные укусы. От этих укусов Слыша начало просто подкидывать на подушках. Слыш весь с ног до головы затрясся мельчайшей дрожью.

Дело в том, что у каждой пчелы вместо жала была крошечная молния – Облако разделило свою молнию на тысячу частей.

Пчелы, зловеще жужжа, кружились вокруг Слыша и с особым удовольствием жалили его знаменитые уши. Слыш метался, вскрикивая, подскакивал, хватался руками то за нос, то за ухо…

Наконец, не выдержав, он распахнул дверцу кареты. Пчелиный рой не спеша, с торжественным гудением вылетел наружу.

Слыш от ярости так заскрежетал зубами, что кучер натянул вожжи и обернулся, решив, что произошла какая-то крупная поломка: по крайней мере отскочило колесо или сломалась ось.

Между тем пчелиный рой преспокойно летел над крышами.

– Поворачивай! За ним! Вдогонку! – прошептал Слыш.

Но улица была слишком узкой, и карета, став поперек, застряла – ни взад ни вперед. Слыш в бешенстве кусал себе ногти, пальцы, руки, глядя вслед Облаку.

Теперь это уже не был пчелиный рой – пчелы слились во что-то одно длинное и очень знакомое. Слыш узнал себя. Он узнал свои оттопыренные уши, свои ноги. Ноги были тощие, костлявые, в больших бледно-розовых калошах.

Глава 17
Художник Вермильон знакомится с жабой Розиттой

Облако прилетело домой тихое, присмиревшее. Послушно, без всяких капризов улеглось под кроватью.

«Вот всегда так: нашумит, а потом самому стыдно. Чувствует, что виновато», – подумала Лоскутик, вспоминая, как разозлилось Облако, подслушав ее разговор с Сажей.

Но Лоскутик не знала, Облако мучило совсем не это.

– На кого ты сегодня похоже, что-то не пойму, – спросила она, свесившись с кровати и приподнимая край одеяла. – Где только ты такие уши раздобыло? Не знаю, с кем сегодня ты виделось, но только сразу скажу: с кем-то очень злым и противным.

Облако не ответило, повернулось к Лоскутику спиной, подтянуло коленки к подбородку.

– Ничего не случилось? – забеспокоилась Лоскутик. – Здорово ли ты? Что-то ты очень розовое?

– Нет, нет, спи, – вздохнуло Облако.

Лоскутик стала уже засыпать, как вдруг в открытое окно влетела летучая мышь. Начала летать по комнате, чертить в воздухе острые треугольники. Поискала, за что бы ухватиться, чтобы повиснуть вниз головой, не нашла ничего подходящего и вдруг вцепилась Лоскутику в волосы.

Лоскутик осторожно, чтобы не сделать ей больно, разжала холодные лапки, стащила летучую мышь с головы. Летучая мышь перелетела на шкаф, обиженно пискнула – видимо, ей больше нравилось сидеть, вцепившись девочке в волосы.

Облако нехотя вылезло из-под кровати.

«Ни-пи-пи-ти-ти-ти! – тоненько заскрипела летучая мышь, как маленький ящик, который то выдвигают, то задвигают. – Ти-пи-пи-пи! Ни-ти-ти-ти!..»

Облако с досады даже беззвучно топнуло ногой в большой калоше.

– Тьфу ты! Ну не жаба, а сыщик. Откуда она узнала?

Летучая мышь покачала головой, слетела со шкафа, начертила в воздухе еще один треугольник и скрылась в окне.

– Что, что узнала? – встревожилась Лоскутик. – Ты о чем?

– Вот пристала, как туман к болоту! – огрызнулось Облако. – Собирайся, пойдем к жабе Розитте.

Лоскутик и Облако на цыпочках прошли мимо комнаты Барбацуцы. Барбацуца во сне стонала и вскрикивала: «Вулкан извергается! Спасайтесь! Бегите! Из него течет манная каша! О!.. Сколько манной каши!.. Она зальет весь город, всю землю!..»

Барбацуце и во сне не давала покоя манная каша.

– Знаешь что, – сказало Облако, когда они очутились на улице, – давай зайдем за Вермильоном. Он давно просил познакомить его с жабой Розиттой. – Облако вздохнуло и добавило что-то уже совсем непонятное: – Может, при нем она не будет меня так… Постесняется все-таки…

Лоскутик не стала его расспрашивать. Она и так видела, что Облако чем-то расстроено.

Они подошли к домику Вермильона. Рука Облака начала вытягиваться, удлиняться, без труда дотянулась до окна Вермильона, хотя он жил на самом верхнем этаже, под крышей. Заспанный Вермильон выглянул в окно, увидел Лоскутика и Облако, радостно закивал.

Через минуту он был уже на улице.

Они пошли по пустынным ночным улицам к королевскому парку. Вспугнутая их ногами пыль поднималась столбами, как будто хотела достать до луны.

Бульдоги, сторожившие парк, еще издали заметили Облако. Они низко опустили головы, а задними лапами и хвостами станцевали танец полной покорности. После этого они, скромно глядя в сторону, удалились, делая вид, что ничего не видят и не слышат. Не понадобился даже талантливый носовой платок.

Жаба Розитта, как всегда, сидела на каменной скамейке и тяжело дышала от старости.

«Какая поразительная жаба! – восхитился художник Вермильон. – Какая мудрость, какая сдержанность во всем! Надо обязательно написать ее портрет. Да, да! Я написал бы ее в профиль, освещенную луной. К сожалению, это невозможно. Нет денег, чтобы купить краски…»

Увидев Облако, жаба Розитта сердито затрясла головой и даже выплюнула проглоченного комара. Комар, обрадовавшись неожиданной свободе, запел дрожащую песенку и исчез.

Облако стояло, виновато опустив голову, накручивало платок на палец. Лоскутик к этому времени уже научилась немного понимать жабий язык. Во всяком случае, она разбирала отдельные слова.

Жаба Розитта хрипела, скрипела, каркала и строго стучала сморщенной кривой лапой по каменной скамье:

– Кхи… Кри… Какое… Ква… Ква… Пшш… Легкомысленное… Пуфф… Скрр… Ушш… Напиться пьяным… Кхх… Стыд… Позор… Кхи… Кхи… Кхи!..

Жаба Розитта раскашлялась так сильно, что больше не могла продолжать.

– Подумаешь… – пробурчало Облако. – Один-то раз в жизни. Ну, выпило этой красной воды. Я даже не помню, что со мной потом было…

Но жаба Розитта даже не посмотрела на Облако. Она с важностью, как старая королева, указала лапой художнику Вермильону на место возле себя.

Вермильон почтительно присел на краешек скамьи.

– Кви… Ква… Кхи… Кхи? – любезно проквакала Вермильону жаба Розитта.

Вермильон в растерянности оглянулся на Облако.

– Она спрашивает, как вы поживаете, – неохотно объяснило Облако.

Облако обиженно отвернулось, глядя в темноту. Вид у него был такой, будто оно сейчас улетит куда глаза глядят. Оно уже начало вытягиваться. Это был верный признак, что сейчас оно взлетит кверху. Облако уже протянуло руку к уху.

– Неважно, совсем неважно, дорогая жаба Розитта, – сказал художник, задумчиво гладя ладонями свои колени. – Сижу без денег. Зарабатываю тем, что хожу во дворец и пишу объявления. Правда, бывают очень забавные объявления. Вот вчера, например, я писал такое… – Вермильон наморщил лоб, вспоминая. – Да, да! Очень забавное объявление. Завтра его расклеят по всему городу: «В понедельник, в три часа, во дворце состоится благородное состязание водохлебов. Кто больше всех выпьет воды, получит пять кошельков золота».

– Вот это да!.. – тихо и восхищенно воскликнуло Облако. Глаза у него вспыхнули. – Кто больше всех выпьет воды! Это по мне!

– Не пущу, и не думай, – затрясла головой Лоскутик. – Они тебя поймают!

– Не поймают! Я буду ого каким осторожным!

– Знаю я, какое ты осторожное. Поймают, сунут в кастрюлю – и на огонь. – Лоскутик от ужаса даже зажмурилась.

– Пожалуйста, а я испарюсь и опять стану самим собой.

– А они еще что-нибудь…

– Да не выдумывай ты!