Когда у меня в очередной раз ничего не вышло, парень явно оживился, даже обрадовался. Убежал в комнату, плюхнулся на диван и принялся чертить на листке. Улыбнувшись сосредоточенной рыжей макушке, я сделала последний глоток виски и отправилась мыть посуду. Зело полезное занятие для филологов, как любила говорить моя несравненная преподавательница по английскому.

Наведение фэншуя подходило к концу, когда на кухню влетел взволнованный маг и, сверкая глазами, потребовал моей крови. Сделав глубокий вдох и сосчитав до десяти, я нашла в себе силы спокойно поинтересоваться.

– Много?

– Нет, – замотал головой юный экспериментатор, – несколько капель, но если вы дадите больше…

– Больше не дам, – твердо заявила я.

Исколов два пальца, протянула магу блюдце с кровушкой.

– Чур, ничего не разрушать, хорошо?

Рин кивнул, схватил добычу и упрыгал в комнату. Врожденное любопытство потянуло за ним. Посуду он водрузил на лист бумаги, расчерченный какими-то символами. Затем выпрямился и начал читать заклинание. Несмотря на свою подростковую неуклюжесть, выглядел Рин в этот момент весьма торжественно. Я почувствовала гордость за нового родственника. Почти как за племянников на детсадовских утренниках. Вот только у них после чтения стихов Деду Морозу не материализовывались в руках букеты.

Кажется, Рин был удивлен результатом не меньше меня. Он переводил ошалевший взгляд с блюдца на цветы, а потом с надеждой уставился на мои исколотые пальцы. Я демонстративно спрятала руки за спину, дождалась, пока он посмотрит мне в глаза, и, одобрительно улыбнувшись, нарушила повисшую в комнате тишину:

– Поздравляю! Вот мы и выяснили, что я не маг, а у тебя с этим все в порядке.

И когда он ответил широкой улыбкой, невинно поинтересовалась:

– А кровь обязательна?

– Да, то есть нет, ну, точнее, не совсем, – парень шумно вдохнул и уже спокойнее продолжил. – Чтобы творить магию, нужна энергия. Маги берут ее из линий силы, но, в принципе, все живые существа накапливают силу в крови. Теперь я уверен. В этом мире есть магическая энергия. Значит, нужно найти источник.

– Вот и чудесно, – бодро произнесла я, чувствуя, как отпускает накатившее после удачного завершения эксперимента беспокойство.

– Это вам, – Рин протянул букет. – Спасибо, что помогаете мне!

Весь такой серьезный и невероятно трогательный.

– Может, перейдем на ты? – предложила я, принимая цветы. – Мы же теперь вроде как родственники. И давай, ты все же переоденешься, а потом я покажу, как пользоваться специальной машиной. Она может ответить на любой вопрос.

– Совсем на любой?

Кажется, он мне не поверил.

– Почти на любой. Во всяком случае, знает она точно больше меня.

Я отлучилась в коридор, вернулась и протянула Рину пакет с вещами.

– Если понадобится помощь, зови.

Суперволшебник покраснел, чего я, собственно, и добивалась. Вот будет знать, как меня всякими чудесами пугать и кровушки требовать!

Без мантии Рин был похож на старшеклассника, хронически прогуливавшего физкультуру. Бледные худые руки расправляли ткань спортивных штанов, из-под которых торчали тонкие, пожалуй, даже изящные щиколотки. С размером я, конечно, промахнулась. Ну и ладно. Для дома в самый раз.

– Тебе очень идет, – похвалила я, водружая на стол букет, – понимаю, что непривычно. Думаю, в платьях, которые носят у вас женщины, я бы тоже чувствовала себя странно.

Похоже, Рин попытался меня представить в таком наряде. Закатил глаза, сосредоточенно поджал губы, а потом расхохотался. Смеялся он долго, от души. Я внимательно следила, чтобы не упустить момент, когда смех перейдет в истерику. Но, похоже, высшие силы решили проявить благосклонность. Вытерев глаза тыльной стороной руки, Рин с предвкушением улыбнулся:

– Ты обещала показать мне машину, которая отвечает на любые вопросы, – и, немного помедлив, добавил, – и рассказать про Мерлина.

– Давай я покажу тебе машину, а про Мерлина ты у нее сам спросишь.

Вытерев руки, пошла включать ноутбук.

У Рина оказалась феноменальная память. Мои объяснения он схватывал на лету и спустя какое-то время уже вовсю ковырялся в Википедии. Эксперимента ради, создала новую учетную запись в Скайпе, запустила приложение на планшете и написала Рину: «Привет». Он пришел в восторг и от программы, и от устройства, и от идеи, что в маленькой коробочке можно хранить тысячи книг. Юный исследователь засыпал меня вопросами, как это все работает, на что я отправила его мучить поисковик, а сама наконец-то позволила себе расслабиться, уткнувшись в книгу. Периодически меня отрывали охами, ахами и просьбами пояснить значение слов, но в принципе вечер завершился куда спокойнее, чем начался. В полночь я выгнала зевающего Рина из-за компьютера и, обняв Клеопатру, которая решила на это раз составить компанию мне, погрузилась в сон.

***

Следующие несколько дней порадовали приятной предсказуемостью и отсутствием серьезных потрясений. Утром мы завтракали, потом я уходила на работу, Рин усаживался за ноутбук, а за ужином рассказывал о своих успехах. Получив обязательную похвалу, парень вновь зарывался в интернет, периодически покрывая листы бумаги странными закорючками.

Он прекратил дергаться и стал похож на подросшего щенка сеттера, увлеченного интересной игрой. Несколько раз пытался сотворить заклинание, используя батарейки, аккумуляторы и даже розетку, но результата не было. Бедняжка так опечалился, что я, пожалев, выдала ему еще крови для опытов. Клеопатра с восторгом ловила разноцветных бабочек, заполнивших комнату, и сильно расстроилась, когда те внезапно пропали. Выразив свое возмущение гневным «мяу», она гордо удалилась в спальню под наш негромкий смех. А Рин попросил отвезти его в лес и мужественно терпел, пока я снимала мерки.

За эти дни я заметила, что тактильных контактов мой новый родственник старательно избегал и охотно прикасался только к Клеопатре. Ел за троих, спал без задних ног, демонстрировал здоровую любознательность, живой ум и неплохой, в общем-то, характер. Успокоившись и обжившись, он даже начал помогать мне по хозяйству, чем покорил окончательно. Похоже, он действительно принял меня как старшую сестру.

Рин охотно рассказывал о своем мире, но, к сожалению, мир за пределами университета интересовал его мало. Он вырос в деревне, откуда его увез магистр Гелен, разглядев в нескладном мальчишке талант мага. Отца своего Рин не помнил, мать обожал и очень переживал, как она там. У него были старшие братья и сестры, о которых он почти не говорил. Как, впрочем, и о друзьях. Рин учился, помогал магистру Гелену, следил за порядком в его комнате и лаборатории, на каникулах навещал мать. Вот, собственно, и все. Кстати, магами становились только мужчины, а женщины в университете встречались разве что на кухне и в прачечной, да и то были солидными матронами или вдовами. Пришлось отказаться на время от маечек на бретельках и вообще перейти на более строгую форму домашней одежды. Хорошо хоть, мои футболки не превращали его в стесняющуюся институтку. Однако за окном буйствовал май, а значит, выход в свет обещал стать интересным.

***

В субботу, погрузив в рюкзак планшет, пару литров воды, термос с кофе, пакет с бутербродами и полкило яблок, мы отправились в лес. В группе фанатов сверхъестественного Рин вычитал о потенциальном месте силы, которое находилось недалеко от города. В джинсах, футболке и кроссовках юный маг стал похож на обычного ботанистого первокурсника, и баба Маня – неотъемлемый атрибут нашего парадного – Рина, несомненно, увидела, просканировала и даже поздоровалась в ответ на его смущенное: «Добрый день». Ура! Визит к психиатру откладывается.

Я затолкала притихшего парня в машину, пристегнула, отрегулировала положение кресла, попросила меня не отвлекать, ничего не трогать, по возможности не шуметь и, ведомая навигатором, порулила к загадочному сосредоточению силы. Настроение было отличное. Да и перспектива провести день на природе радовала. Давно я никуда не выбиралась, а в лес так и вообще в последний раз с… А вот эту дверь сейчас открывать не надо: не время, не место и уж точно не та компания.

Музыка позволила отвлечься и переключиться на дорогу. Периодически я посматривала на Рина, который завороженно таращился в окно. Судя по не покидавшему щек румянцу, наряды местных барышень его впечатлили. Ничего, пусть привыкает. В жизни пригодится, а может, и нет. Кто знает, как там у них, магов, с женским полом. Вдруг целибат.

Размышляя об особенностях постельной жизни волшебников, я дорулила до места, откуда нам предстояло протопать пару километров пешком. Нагруженный рюкзаком, но освобожденный от обета молчания Рин завалил меня вопросами. Память у него была идеальная, поэтому пришлось рассказывать все, что знаю об автомобилях, светофорах, трамваях и автобусах. И почему дома у нас такие высокие, и почему люди носят странные маски на глазах, и еще десять раз по десять почему. Периодически сверяясь с навигатором, мы бодрым шагом углублялись в гущу леса, когда Рин внезапно замолчал и остановился. Я тоже притормозила.

Он вытянул руки перед собой и, бормоча что-то под нос, начал медленно поворачиваться вокруг своей оси. Замер, пошевелил пальцами, сказал еще пару фраз на своем тарабарском и внезапно бросился бежать. Скорость, с которой он скрылся за деревьями, не оставляла сомнений – мне его не догнать. Убедившись, что парень ускакал в запланированном навигатором направлении, я, помянув юное дарованье парой ласковых, последовала за ним. Похоже, он что-то почувствовал.

Я сделала глубокий вдох, приоткрыла один из сундуков памяти и погрузилась в настойчиво барабанившие по крышке воспоминания. Лес. Тоже теплый, весенний. Веселый треск костра и потрясающий запах шашлыка. Старый плед. Под тихий смех самого любимого человека во вселенной облизываю перепачканные жиром пальцы. Где-то должны были остаться фотографии, но за два года я так и не собралась с духом второй раз заглянуть в архив. Хватило первого, когда нужно было выбрать лучшие фото для его мамы. И самое лучшее – на памятник. Нет, эту дверь я открывать не стану. Пусть сегодня будет день светлой грусти. Родной запах, упавшая на глаза челка, сильные руки, тихое «люблю».

Улыбаясь сквозь подступившие слезы, я открыла глаза и в нескольких метрах впереди увидела Сашу. Горло сжалось, не давая сделать вдох. Серая ветровка. Ее мы долго выбирали, а потом обмывали в нашей кофейне. Фотоаппарат, с которым ты почти никогда не расставался. Заношенные, но любимые джинсы. Я несколько раз порывалась их выбросить, а ты не давал. Мы в шутку ссорились. Целовались. Мирились. В них и похоронили. Твоя мама предлагала костюм, но я настояла. Ты ведь ненавидел костюмы, и тогда это казалось безумно важным. Я хотела, чтобы тебе было комфортно. Я так хотела, чтобы тебе было комфортно.

Плачу, глядя на свое потерянное счастье, а оно, родной улыбкой разорвав мне сердце, поворачивается и уходит в лес. Бросаюсь следом, путаясь в траве, спотыкаясь и, кажется, несколько раз упав. Да, я знаю, что тебя больше нет, но я просто хочу еще раз посмотреть на тебя. На секунду заглянуть в самые ясные в мире глаза и сказать, как сильно я тебя люблю. Пожалуйста…

Саша стоит посреди сказочной поляны, но я не вижу ни фантастической красоты деревьев, отгородивших это дивное место, ни волшебных цветов, ни бабочек, не слышу пения птиц. Весь мой мир сосредоточился на одинокой фигуре, кажущейся слишком скучной и чужой на этом празднике красок. Я медленно подхожу, пытаюсь коснуться ладонью щеки, и рука проваливается. Иллюзия…

Ноги не держат. Двери, за которыми хранятся все самые тяжелые и самые счастливые воспоминания, срывает с петель. Я реву, громко, надрывно, совершенно не реагируя на Рина, который наконец-то замечает меня, подбегает и опускается на колени. В ореховых глазах ужас. Краски поблекли, мираж рассеялся, и теперь это совершенно обычная поляна.

Понимание, что Саши больше нет, накатывает с новой силой. Истерика, будто постаревшая прима, волей случая попавшая на подмостки, отрывается по полной. Я не могу вдохнуть. Зубы стучат, тело бьет дрожь, а из горла доносятся лишь сдавленные всхлипывания. Кружится голова. Хорошо, значит, еще чуть-чуть – и пойдет откат. Только бы не потерять сознание. Кажется, Рин что-то говорит. Рин! Цепляюсь за эту мысль, как за якорь. Ты нужна Рину, ты должна прийти в себя. Ты всегда была ответственной. Отличница. Хорошая девочка. Нельзя быть эгоисткой, Лена, нужно думать о других. Чувствую, как внутри расползается знакомое онемение. Заставляю себя дышать, медленно восстанавливая ритм. Постепенно звон в ушах стихает, и я различаю почти срывающийся в крик голос Рина.

– Лена, ты меня слышишь? Лена!

Так громко.

– Да, – мой голос тихий, едва различимый и очень хриплый, – я тебя слышу, не кричи, пожалуйста.

Прикладываю пальцы к вискам, пытаясь раздавить созревающие там виноградины боли.

– Что с тобой?

Он взволнован, но говорит тише.

– Я чувствую, что тебе плохо, но не понимаю, почему.

Растерянность, испуг, вина…

– Я просто кое-что увидела, и это меня расстроило.

Ответственная девочка наконец-то заняла привычное место. Я могу дышать и говорить почти спокойно.

– С тобой это никак не связано, Рин, ты ни в чем не виноват.

Накатывает ожидаемая слабость, и я упираюсь руками в траву, чтобы не упасть. Дама истерика отказывается уступать. Хорошая девочка осуждающе грозит ей пальчиком.

– Честно?

Кажется, мой ответ его успокоил.

– Клянусь ушами Клеопатры.

Я слабо улыбаюсь – маска не позволяет больше, но и сорваться не дает. Держит.

– Мне нужно выпить кофе, Рин. Подай, пожалуйста, рюкзак.

Достаю термос и бутерброды. Рин сам наливает напиток в чашку и протягивает мне. Беру обеими ладонями и выметаю из головы все задачи, кроме одной. Мне нужно выпить кофе. Проговариваю про себя последовательность действий, считаю глотки. На последнем руки уже не трясутся. Я должна помочь Рину. Остальное сейчас неважно.

– Рин, ты нашел что-нибудь?

Поворачиваюсь к нему. От волнения парень умял все бутерброды, но, кажется, все же успокоился.

– Да! Смотри!

Несколько фраз, щелчок пальцами – и над его головой повисает светящийся шарик.

– Красотища какая, – выдыхаю я, – никогда такого не видела.

Я хочу отвлечь взволнованного Рина, поэтому прошу показать мне что-то из его мира. Он задумывается, а потом открытое лицо зажигается летним солнышком. Рин начинает говорить, и мир вокруг нас меняется. Из-под травы проступают мраморные плиты пола. Из них величественно вырастают резные колонны, сплетаясь над нашими головами в стрельчатые арки. В проходах встают высокие шкафы темного дерева, заставленные разномастными фолиантами. Я даже чувствую запахи: книжной пыли, старой кожи, бумаги и волшебства.

Нахожу в себе силы подняться и прикоснуться к корешкам, насладиться приятной шероховатостью переплетов. Меня заполняет совершенно детский восторг, и я спешу зафиксировать это ощущение в памяти. Сохранить его, чтобы потом, когда придется с кровью отдирать проклятую маску, я могла унять боль целительной прохладой этого мгновенья.

– Спасибо, Рин, – благодарю от всего сердца. – Это потрясающе!

Рина словно прорывает, и он начинает говорить. Рассказывает об университетской библиотеке. О книгах и добром магистре Деклане, местном смотрителе, который втихаря разрешает Рину заглядывать в закрытый фонд, ведь Рин всегда аккуратно обращается с бесценными экземплярами. Об их посиделках за чашкой травяного настоя. О своем любимом месте, вот здесь, возле окна. Потому что отсюда хорошо виден центральный неф, и когда солнце садится, дерево золотят угасающие лучи, а тени от колонн кажутся живыми. Мы усаживаемся за тяжелый стол и наблюдаем за их неспешным танцем.

– А тебе не трудно держать вот это все?

– Нет, – счастливо улыбается Рин, – тут очень хорошее место. Богатое.

– Этой энергии хватит тебе, чтобы добраться домой?

Чувствую укол сожаления. Кажется, я начала привыкать к своему названому братцу. Или это просто организм настойчиво сигналит, что одиночества в моей жизни уже достаточно? Ставлю заметку подумать об этом потом.

– Должно хватить, – Рин полон энтузиазма, – осталось только уточнить координаты и составить заклинание. Конечно, если бы я мог использовать магию в той точке, куда пришел, было бы проще.

– А чего-то вроде наших батареек у вас нет?

– И правда, можно сделать накопитель! – встрепенулся парень и тут же погрустнел. – Только для этого кристалл нужен.

– Какой?

– Я не знаю названий ваших камней. Мне нужно поискать, но с накопителем все будет намного проще! Мы можем поехать домой, чтобы я поискал?

Кажется, он готов сорваться и лететь прямо сейчас.

– Можем, – улыбнулась я, вбирая его радость. – Только, пожалуйста, не убегай так больше. У тебя ноги вон какие длинные, я за тобой не успеваю.

– Извини, – смущенно пробормотал он, – я просто обрадовался, когда почувствовал энергию. Вот и не сдержался. И потом тоже. Я не знал, что с тобой такое будет.

Рин был похож на нашкодившего котенка, и я почти машинально погладила его по голове. Удивительно, но он не вздрогнул, не отодвинулся, а спокойно принял эту дружескую ласку.

– Ты не можешь защитить меня от моего прошлого, братец. Но ты подарил мне все это, – я обвела рукой почти погрузившийся в сумрак зал, – спасибо. А хочешь посмотреть магию нашего мира? Хотя она, конечно, не такая впечатляющая…

– Хочу!

Столько энтузиазма в голосе.

– Тогда верни все как было, и поехали в кино.

***

Рин отправился домой через неделю. Кажется, последние несколько дней он оставался, чтобы просто составить мне компанию. Хотя Рин отговаривался необходимостью больше узнать о магии нашего мира, как мы оба в шутку называли достижения технического прогресса. Я отдала ему на растерзание старую электронную книгу, пылившуюся в шкафу, и этот гениальный ребенок возился с аккумулятором, пока не заставил его работать на магии.

С накопителем мы разобрались на следующий же день после памятного посещения лесной поляны: массивный кулон с горным хрусталем, сто лет назад подаренный мне бывшей свекровью, наконец-то на что-то сгодился. Нам пришлось проторчать в лесу почти весь день, пока Рин мастерил накопитель, зато потом Клеопатра всю неделю ловила по дому разноцветных бабочек, птичек и мышек.

Словно боясь что-то пропустить, Рин почти все время проводил за ноутбуком, отбирая и сохраняя в свою читалку книги, картинки, схемы. Я никогда еще не видела человека, настолько увлеченного поиском новых знаний. Мы посетили все технические музеи в городе, а также железнодорожный вокзал и аэропорт. Самолеты привели Рина в восторг. Но меня бесконечно удивляли не его несомненная гениальность, фантастическая работоспособность и неукротимая тяга к новой информации, а тихая трогательная доброта и готовность отвечать на тепло и заботу. И чем ближе был день отъезда, тем яснее я понимала: мне будет не хватать моего странного родича.

Субботу мы провели в парке аттракционов. Последним пунктом программы стало колесо обозрения, с которого открывался чудесный вид на город. Легкие прикосновения теплого ветра – и Рин, крутящийся во все стороны, жадно впитывающий новые впечатления. Я знала, его идеальная память не упустит ни единой детали. Беззаботная болтовня, звонкий смех.

Я заражалась его детской жизнерадостностью, тянулась к ней, как запойный алкоголик, глотала взахлеб, стараясь заполнить сосуды своей души и памяти. Знала ведь, что мне предстоит, и пыталась подготовиться. А когда мы на несколько минут зависли на самом верху, я достала из своих сокровенных запасов самую теплую и добрую улыбку и сказала:

– Спасибо тебе, братец.

– За что? – недоуменно спросил Рин.

– За компанию. Я давно так не веселилась.

– Я тоже, – ответил он и, подумав, добавил. – Никогда. Я никогда так не веселился.

Он внезапно замолчал и отвернулся. Помедлив, я пересела под бок к Рину, взяла его под руку и, легонько толкнув локтем, показала на небо, где, оставляя за собой белую полосу, летел самолет. Рин размял пальцы, и в следующую секунду она засияла всеми цветами радуги, словно за хвостом находилась невидимая призма.