– Чтобы расставить точки над «i», доведу до вашего сведения, что ресурсы, направленные на открытие тоннеля и изучение цивилизации, будут переведены на развёртывание червоточины к Тау Кита. Ни грамма не будет потрачено на проблемы, которые вас занимают. Это решение принято Научным Советом давно, я лишь озвучиваю его. Так что если вопрос финансирования – единственный, который вас тревожит, пусть он не влияет на принятое вами решение, – Халльбьёрнсон утомлённо вздохнул, его плечи на мгновение опали. Через секунду его глаза зажглись, он выпрямился и продолжил: – От себя хочу добавить лишь одно. Подумайте о горизонтах нашего знания. Прислушайтесь к ребёнку в каждом из вас, который не может напиться в своей жажде открытий. Вспомните прошлое человечества от мелких племён, добывающих огонь на Африканском континенте Земли, до сегодняшнего дня: многочисленных колоний в космосе, о которых те первые гоминиды и помыслить не могли. Подумайте о будущем, о времени, нам отпущенном, и примите решение не только разумом, но и, как справедливо заметила госпожа Чоудари, сердцем, он перевёл дух. – Что ж, проголосуем?

Когда собрание было окончено, и проекция Совета погасла, Абель вытянулся в кресле, закинув руки за голову, и с облегчением выдохнул. Желудок сообщил ему, что время ужина давно прошло. Он поднялся и направился в столовую.

– Руди, ну что? Как прошло? – раздался мелодичный женский голос, стоило ему выйти из планетария.

– Не делай вид, будто ничего не слышала, – раздражённо бросил он.

– Конечно, я всё слышала, мне интересно, что ты думаешь по этому поводу. Ты доволен?

– Да.

– Я рада! Значит ли это, что мне можно собираться в Солнечную Систему?

– Да.

– Ура! Как давно мы не путешествовали!

– Поумерь восторги, это будет не увеселительная прогулочка.

– Знаю, но я всё равно счастлива полететь к Земле, хоть и знаю, что мы не будем приземляться. Хоть глазком посмотрю на их жизнь на станции.

Абель устало передвигал ноги по длинным, широким коридорам комплекса. Он так надеялся на тишину после утомительных разговоров Совета, но не тут-то было.

«Сам виноват», – подумал он.

– Приготовить тебе пасту или предпочтёшь томатный суп, как всегда после тяжёлых совещаний?

– Суп, – ответил он и свернул в первую попавшуюся дверь.

Это оказалась уборная. Видимо, левый глаз подсознательно привёл его сюда. Зуд уже стал невыносимым. Он подошёл к умывальнику рядом с зеркальной стеной, выдавил из дозатора антисептик и тщательно протёр руки. Глянув в отражение, он поморщился. Зелёный глаз весь покраснел, покрывшись мелкой сеткой полопавшихся сосудов. Рудольф оттянул пальцами нижнее веко и аккуратно извлёк прозрачную линзу. Посмотрев на мерцающий кружок на ладони, с отвращением бросил его в раковину и пустил воду. Каждая такая линза стоила месячного жалования шахтёра в посёлке по соседству. У него был запас, подаренный разработчиками программного обеспечения этих маленьких нейроинтерфейсов. Он терпеть их не мог. Рудольф надевал их настолько редко, да и только по одному, что они раньше устареют, чем закончатся. Он развязал тугой галстук, бросил его на полотенцесушитель и вышел из уборной.

– Я уже всё погрела, подать за стол или к стойке? – задорный голос резал слух, едва привыкший к тишине.

– К стойке. И помолчи хотя бы полчаса! – взмолился он.

– Конечно! Скажи, если понадобятся напитки.

– Давай, как обычно.

Хотя по местному времени было лишь начало четвёртого, день уже выдался тяжёлым, так что можно было немного расслабиться. Рудольф знал, что бокал скотча выведет его из концентрации на пару часов, но решил этим пожертвовать.

На стойке его уже ждал томатный суп, пышущий жаром. В столовой горел приглушённый свет, чуть смягчавший вечные сумерки за пределами стекла купола. Землянин бы решил, что уже вечереет, но рождённый на Роса Абель был привычен к низкой освещённости, и жизнь на Трапписте не стала для него сюрпризом. Возможно, он выбрал эту систему именно из-за сходства с родной. Тот же красный карлик, те же подземные города и недавно появившиеся купольные комплексы. Разве что погода да притяжение различались. На Роса в обитаемом поясе Терминатора были почти тропики: высокая влажность, вечный жар, зато атмосфера была более пригодна для жизни. В периоды низкой активности звезды можно было устраивать вылазки на поверхность – чем он и занимался всё своё детство с родителями. Они исходили в пеших походах почти всю освоенную часть планеты. Колонисты на Трапписте-1 е жили в зиме, сдобренной скверным характером своей звезды, то и дело терроризировавшей поверхность смертельным облучением. Местные редко выходили за пределы защищённых зон, предпочитая передвигаться подземными тоннелями. Рудольф быстро привык к прохладному климату и даже в своём купольном комплексе, никогда не поднимал температуру выше пятнадцати градусов Цельсия. Гравитация там была чуть ниже, чем на родной Роса, но к сниженной силе тяжести на Трапписте-1 е привыкнуть было несложно. Он слышал, что росианам легко даётся переезд на Землю – они чувствуют себя невесомыми, хотя разница составляет всего десятую долю. Рудольф бывал в колыбели человечества всего трижды, и каждое пребывание воспринимал как пытку. Он не признавался себе, как легко там дышалось, и как хороша была природа.

Прикончив суп, он потянулся за стаканом скотча, но рука замерла на полпути. Пить было рано. Поев, Рудольф восполнил силы, и мозг начал перебирать все предстоящие планы. Чтобы всё успеть перед скорым отлётом в Солнечную Систему, нельзя было терять ни минуты.

– Начинай погрузку оборудования в полевую лабораторию, – бросил он в пустое пространство.

– Уже начала, – отозвался довольный женский голос.

– Тогда заодно выгрузи свои последние обновления, мне нужна твоя актуальная копия. Не хочу возиться с версией, забывшей моё расписание.

– Хорошо, инициирую перенос данных.

– И разверни модель сигнала в планетарии, хочу пока кое-что проверить.

– На какое время запланировать вылет?

Абель прикинул, что если он хотел оказаться в Солнечной Системе вовремя, следовало стартовать через пару часов. Конечно, его физическое присутствие не было обязательным, но он хотел первым увидеть, что придёт из червоточины, чем бы оно ни было: стандартным излучением другой системы или кораблём пришельцев, в чём он разумно сомневался. Интересно было даже просто собрать актуальные данные о первой в истории двойной звёздной системе, доступной настолько близко.

– Вылетаем в шесть по местному, – скомандовал он.

– Принято, – отрапортовала нейросеть.

Рудольф вышел из-за стойки, бросив печальный взгляд на нетронутый стакан скотча, и отправился обратно в планетарий.

Там на всех экранах уже бежали строки данных, транслируемых далёким источником у газового гиганта Кеплера-47, а посреди лаборатории сияла голограмма с вариантами интерпретации. В правом, искусственном глазу Абеля был свой интерфейс, но он не любил пользоваться им во время работы – слишком напрягался второй, настоящий глаз.

Его зацепил комментарий Фирсова о квантовых эффектах, обнаруженных при развёртывании тоннеля Эйнштейна-Розена. Он сел у одного из настенных экранов и нашёл отчёт прощелыги об успешном запуске червоточины. Действительно, в докладе было отмечено, что запутанность ЭПР имела нестандартный характер.

– Что, если мы опять наткнулись на Эверетта? – вслух спросил Рудольф.

– Я считала, что последние годы этот подход стал непопулярным, – ответила нейросеть.

– Да, но я-то никогда от мультивёрса не отрекался, – он задумчиво поскрёб подбородок. – Фирсов говорил о пучке на той стороне, как это можно объяснить?

– Ошибка в наведении?

– Сомневаюсь, технология отточена, как лезвие бритвы. И потом, остальные данные подтверждают верность наведения. Жаль, что узнать, что по ту сторону мы сможем только после открытия Мориса-Торна.

– Осталось не так долго.

– Слушай, а если мы применим к модели Эвереттовский подход?

– Принять изменение данных как вариации?

– Да.

Нейросеть замолчала на несколько секунд, а после безрадостно ответила:

– Массив слишком большой даже для меня. Уже на малых количествах не даёт ясной картины.

– Выведи, – Абель развернулся к голограмме.

Перед ним появилось искажённое облако с мерцающими областями – участки то исчезали, то появлялись вновь.

– Чего-то не хватает?

– Будто недостаточно размерностей.

– Либо мы смотрим в неверной плоскости, – он покрутил визуализацию.

– Вероятно.

– Мда, выглядит так, будто не имеет смысла, – вздохнул Абель.

– Согласна. Вариант с координатами в пространстве или времени смотрится более убедительно.

– Нет, он тоже убог. Рассыпается на масштабах.

Рудольф пристально всмотрелся в мерцающую модель. Было в ней что-то интригующее, и на отдельных участках данные потока складывались, как пазлы. Но в других рассыпались, будто недоставало подходящих частей.

– Ладно, думаю, это бред. Вернёмся к прошлому подходу. Ты всё ещё подбираешь ключ?

– Да.

– Успехи?

– Никаких.

– Хм, – Рудольф смахнул облако и вызвал прежнюю интерпретацию, сводившуюся к числовому методу. Теперь перед ним лился поток цифр, на первый взгляд никак не связанных между собой.

Он просидел над дешифровкой всё оставшееся до вылета время. Когда нейросеть позвала его на борт, голова уже гудела от количества тупиков, в которые он упирался. Выйдя из купола на внешнюю площадку, где в вечных сумерках сиял корабль полевой лаборатории, Рудольф привычным похлопыванием по корпусу открыл шлюз и зашёл внутрь.

– Приготовить кресло на мостике? – спросила бортовая нейросеть, усечённая версия лабораторной.

– Нет, пойду к себе.

Абель добрался до каюты и рухнул в постель, обнявшую его ремнями безопасности. Привычный к стартовым перегрузкам, он крепко заснул ещё до выхода на орбиту Трапписта-1 е, а когда полевая лаборатория пересекала червоточину, соединявшую систему красного карлика с Солнечной, видел уже десятый сон. Нейросеть разбудила его за несколько часов до сближения со станцией развёртывания нового тоннеля. Рудольф незаметно проспал двенадцать часов, а когда проснулся, чувствовал себя не выспавшимся. У его кровати уже стояла чашка горячего кофе и тарелка с парой бутербродов, которыми он любил завтракать. Однако, посмотрев на еду, Абель почувствовал рвотный позыв и ограничился кофе. Когда у него шалили нервы, ему была отвратительна сама мысль о пище.

– Вся подготовка к открытию тоннеля проведена, идут последние приготовления, мы вовремя, – радостно пропела нейросеть, когда Рудольф вышел на мостик.

Он кивнул и посмотрел на огромный экран, проецирующий реальный вид космоса за бортом. Где-то далеко была станция и крошечная червоточина ЭР, наведённая на Кеплер-47. Абель не видел её, но нетерпение уже съедало его изнутри. Последние часы перед стыковкой он провёл, перечитывая вновь и вновь доклад Фирсова об эффектах запутанности, и старался как-то связать их с природой сигнала. Когда на экране показалась станция, Рудольф спешно привёл себя в порядок, переоделся, вставил в ухо переводчик и надоедливую линзу в левый глаз. Галстуком решил пренебречь.