Тут же вырываюсь, как ошпаренная, но ректор и не держит. Однако далеко отойти мне не удается, натыкаюсь спиной на стеллаж. Между нами и метра нет, а Редмонда как обычно ничего не смущает.
– Вы что-то хотели? – нервно выпаливаю я.
– Разумеется, хочу, – ухмыляется ректор. – Но сейчас о другом. Не вы потеряли? – Он показывает мне тот самый мешочек, что выпал из декольте.
– Нет, – машу я головой. – Впервые его вижу.
Моя ложь раздражает Редмонда, даже желваки начинают играть.
– А вот ваша реакция говорит совсем иное, – отмечает он. – Вы покраснели.
– Это потому что вы опять стоите слишком близко! – шиплю я.
Ректор почему-то снова усмехается, но все же делает шаг назад, возвращая мне возможность нормально мыслить.
– Значит, не ваше? То бишь вам оно не нужно? – уточняет словно с издевкой.
И что мне делать? Признаться я не могу!
– Нет. Вообще не понимаю, с чего вы взяли, что это мое, – вру напропалую и краснею еще больше.
– С того, что нашел это в коридоре после вашего побега, – отвечает он, глядя холодным надменным взглядом.
– Я ничего не теряла, – заверяю я, и темный взгляд мужчины спускается с лица к моей груди. Так и хочется прикрыться, но вместо этого я кидаю на ректора неодобрительный взгляд.
– Точно? – спрашивает тот, намекая, что недавно я кое-что прятала прямо меж аппетитных грудей.
– Точно. С чем пришла, с тем и ушла. А вам не показывала, потому что это было личное, – заверила я.
– Что ж, ну тогда поздравляю. Вы выкрутились вновь. Наполовину, – сообщает он. – В кабинет алхимии ведь все-таки проникли в неположенное время. Так что считайте, что выданное госпожой Редих наказание продлено на тот же срок. Хотя нет. С новой недели, пожалуй, начните мыть полы в портальном холле.
– Полы? – охаю я.
– Полы, – подтверждает мужчина. – Если не знаете, как это делать, местные уборщицы научат.
Я хлопаю глазами.
– Что, работа не для вас или хотите мне сказать что-то еще? – Он будто издевается надо мной.
– Да, вопрос есть, – признаюсь я. – Что-то не вижу, чтобы еще кто-то из адептов был наказан половой тряпкой.
– А никто, кроме вас, не нарушает мои правила, – произносит ректор, разворачивается на пятке и уходит.
А я, как растопленное маслице, стекаю по стеллажу на пол после пережитого волнения, но отдохнуть не успеваю. Дама велит заканчивать уборку.
После отработки за мной приходит Лейси и просит внести одну остановку в привычный маршрут. Я только за.
Вместо «камина» мы идём к нормальному выходу, от него – к дороге. Кузина машет рукой, и одна из повозок тут же тормозит возле нас.
К слову, эти самые повозки походят на кареты, только без лошадей, но с кучером и с рулем. Мой мозг чуть не ломается, пытаясь логически объяснить, как эта конструкция работает. Где там двигатель, где коленчатый вал? Ах да, магия!
– Я забегу к учителю всего на часок, хорошо? – спрашивает она. – Из-за последних событий совсем запустила занятия музыкой.
– Конечно, – отзываюсь я. – Я могу пока что погулять?
Мне кажется хорошей идея рассмотреть мир, в котором я оказалась. Не все же порталами из здания в здание сигать.
– А ты не заблудишься? – беспокоится Лейси.
– Далеко отходить не буду, – обещаю я ей.
Обнимаю девушку и спешу пройтись по брусчатке, уложенной так искусно, что нашим дорожникам и не снилось. Да тут лезвие не пройдет между одним камнем и вторым.
Город очень красив. Напоминает наш исторический центр, только без машин и столбов. Уютные двух- и трехэтажные цветные домики стоят плотно, плечом к плечу и расступаются лишь в тех местах, куда поворачивает дорога.
Первые этажи занимают коммерческие помещения, среди которых я обнаруживаю кондитерскую, книжный магазин и бутик с одеждой. Непривычно, когда с витрины на тебя смотрят бальные платья и камзолы вместо коллекции какой-нибудь «Глории Джинс».
Прохожусь еще немного и сожалею, что не попросила денег. От зноя хочется пить.
Беру обратный маршрут, как замечаю тетушку. Такую уставшую, изнеможённую, что сердце сжимается.
Хочу помочь, а вот тело Тессы почему-то сопротивляется. Ничего, привыкнет поступать правильно.
Женщина пошатывается от бессилия, и я тут же ее подхватываю.
– Вы в порядке? – беспокоюсь я.
– Д-да, – хрипит она, глядя куда-то в пустоту, но, когда болезненные погасшие глаза доползают до меня, удивлённо распахиваются.
Знакомы? Нет.
Скорее, ей странно, что благородная девица, которую выдавал мой богатый наряд, решила заговорить с оборванкой. Не хочется так ее называть, но по-другому, увы, не получается.
Женщина бедна, это выдают ее потрепанные сумки, заношенный платок, повешенный на плечи, и стертые туфли. Но при всех этих показателях бедной жизни мне почему-то хочется ей восхищаться.
Я будто вижу в ней свет, стержень, с которым она проходит свой нелегкий путь.
– Вы точно в порядке? – волнуюсь я за нее, а незнакомка все так же с недоумением на меня смотрит. – Может, докто… то есть лекаря позвать?
– Ни к чему, – только и шепчет она с печалью в голосе и тянется к своим баулам.
– Давайте, я вам помогу! – спешу я с предложением, пока женщина вновь не перенапряглась.
– Они тяжелые.
– Вот поэтому-то я вам и нужна, – заверяю я госпожу и беру те авоськи, что кажутся наиболее грузными. Не ошиблась. Словно кирпичи внутри. – Куда нести?
Женщина растерянно указывает в конец улицы, берет оставшиеся сумки и плетется.
Мы идем недолго и молча. Я отмечаю про себя яркие здания, чтобы запомнить обратный путь. А женщина глядит под ноги и иногда на меня.
Красивые улицы заканчиваются, мы сворачиваем к частным домам, огороженным самыми разными заборами. Я не ошибаюсь, решив, что самый худенький из них – тот, что нам нужен.
Однако за кривой калиткой стоит весьма симпатичный домик со свежей отделкой, которая явно не по карману женщине.
– Проходи внутрь, – говорит она мне, когда я решаю оставить авоськи на пороге и ретироваться. – Хоть водой тебя напою.
Пить, конечно, хочется, но я не из корыстных целей вызвалась помочь. Думаю отказаться, но, видя, что женщина чуть ли не валится с ног, решаю задержаться ненадолго. Может, действительно, врача нужно будет ей позвать.
– Ставь сюда, – просит она меня, указывая на столик в небольшом, но хорошо обставленном зале.
Часть мебели старая, а часть новая, красивая. Опять-таки, не по карману бедной женщине.
– Садись, – произносит та и уходит на кухню.
Я послушно присаживаюсь, чтобы не вызывать у женщины лишних опасений, а глаза так и ползут по антуражу, цепляясь то за занавески в цветочек, то за старый шкаф, похожий на то, что у нас использовали в советские времена. А затем останавливаются на альбоме.
Он лежит открытым на столике возле меня. Одна за другой идут карточки маленькой девочки на руках у этой самой женщины, только помоложе. Значит, у нее есть дочь.
Интересно, почему она не помогает матери, когда та так изнеможена?
Девчонка взрослела и превратилась в красивую барышню с густыми каштановыми волосами. На одном из снимков она стояла у той самой Академии, где я теперь учусь. Так мы можем быть знакомы?
– Узнала? – спрашивает у меня женщина, и я понимаю, что она уже какое-то время стоит в дверях и наблюдает за мной.
– Это ваша дочь? Очень красивая, – улыбаюсь я.
– Была красивой, – отвечает госпожа с такой болью, что она откликается в моем собственном сердце. – Ее зовут Ларетта. Но вы и так это знаете, да, леди Сьерра?
Меня поражает такой шок, что не могу пошевелиться. Смотрю во все глаза на несчастную женщину и понимаю, что сейчас натворила. Я привела монстра к матери, которая едва не потеряла дочь по вине той, в чьем теле я нахожусь.
Паника колоколом бьет в голове, я не могу из себя выдавить ни слова.
– Я … я… – Только и получается у меня шептать дрожащими губами.
Женщина горько улыбается, а ее взгляд, наполненный болью, скользит с меня на алюминиевую кружку.
– Держи, – говорит она, протягивая мне эту самую кружку. И я, как умалишённая, цепенею на месте.
– Не отравлена, – шепчет женщина то, о чем я даже и не подумала по простоте душевной.
Напротив, я не могу понять, почему женщина дает воду той, кто едва не отнял у нее самое ценное? Она ведь любила дочь. То есть любит до сих пор, и очень сильно.
Так и смотрю в ступоре на женщину, на протянутую воду, пока не раздается звук хлопнувшей двери.
– Матушка. – Звучит этот голос.
Я должна была его узнать, но слишком обескуражена происходящим. Не опомнилась даже тогда, когда господин ректор во весь рост показался в дверях.
А вот он оказывается куда предприимчивей меня.
Ровное, всегда холодное лицо искажается сначала негодованием, а затем такой яростью, что я ощущаю себя пеплом, развеянным после кремации.
«Он сейчас меня убьет!» – кричит мысль в голове.
Не говоря ни слова, этот мужчина влетает в комнату, хватает меня за руку и тащит прочь из дома несчастной женщины. Лишь когда за нашими спинами захлопывается калитка, и мы скрываемся от глаз хозяйки за кустами, он останавливается, но все еще не отпускает меня.
Я вся судорожно сжимаюсь, ожидая мести. Боюсь даже поднять на него взгляд, но знаю, что сейчас пылает в его глазах.
– В вас нет ни капли святого, леди Сьерра?! – В голосе столько гнева, что хочется плакать. Почему-то я не боюсь того, что он сейчас может сделать со мной. Напротив, мне так больно, будто его боль стала моей собственной.
Я отворачиваюсь, чтобы мужчина не увидел моих слез, однако ректор воспринимает это как попытку к бегству и притягивает к себе с такой силой, что я едва ли не ударяюсь в его каменную грудь.
– Пожалуйста, пустите, – шепчу я жалобно, потому что от близости мне только хуже. Словно я антенна, перехватывающая сигнал. И чем ближе, тем больнее.
Но ректор и не думает слушать.
– Как вы могли заявиться в этот дом?! Что вы опять затеяли?! – требует ответа он.
– Ничего! – трясу я головой, как провинившаяся первоклашка перед строгим учителем. – Я не знала, чей это дом. Просто увидела, как госпоже стало плохо, и помогла.
– Вы?! – Голос полон недоверия и усмешки. – Помогли?!
– А что вас удивляет? – не понимаю я и тут же вспоминаю, что я не в своем теле, а под личиной его врага. – Люди меняются!
Крепкие пальцы сжимают мое запястье сильнее, и я ойкаю, не выдерживая натиска.
– Пустите!
– Люди меняются, но не вы, леди Сьерра, – уверенно цедит ректор, однако мою руку все же отпускает.
Я тут же прижимаю горящее огнем запястье к груди, желая унять пламя. Ректор внимательно отслеживает это действие и корчится. Сначала, как мне кажется, он удовлетворен тем, что наказал хоть так, но после я вижу в его глазах разочарование. Во мне?
В самом себе. Взгляд его остается таким же злым и жестоким, однако я замечаю за этой ненавистью нечто большее. Он не злодей. Злодей бы не стал сдерживать гнев, который разъедает его изнутри, и говорить на «вы» с той, кого люто ненавидит.
– Вам отшибло память, но не голову. И то первый факт вызывает сомнения, – теперь он говорит напористо, но спокойно, тихо, а меня кидает в дрожь так, словно тут благим матом орут.
– Не пытайтесь никого одурачить. Что бы вы ни задумали, чтобы вы ни хотели от этой женщины – оставьте это! Не приближайтесь к ней больше. Ибо мое терпение уже на исходе.
Глаза, таящие в себе мглу, больше не хотят смотреть на меня. Ректор кидает порцию презрения и уходит, а я остаюсь одна в тени высоких кусов, судорожно сжимая пальцы.
Так обидно, так больно, что я не могу сдержать слезы. Ненавижу себя за то, что причинила боль той женщине своим появлением. Ненавижу Тессу за то, что она натворила. Но самое худшее – что теперь в этом теле я, но все равно ничего не могу исправить.
Яркая вспышка бьет по глазам. Такая, что сродни свету фар в ночи. Голова гудит, и перед глазами несутся картинки. Сумбурные, непонятные, неразборчивые. Лишь одно виденье останавливается на секунду.
Это Академия. Красавица с каштановыми кудрями стоит в коридоре.
Ларетта. Она держит в руках книги и о чем-то мило беседует с ректором.
Он верен себе, сдержан и неприступен, но тут вдруг тепло улыбается ей.
– Что же она ему сказала? – проносится у меня в голове. И кулаки сжимаются до хруста.
О проекте
О подписке