Здесь им предстояло ждать появления свиты герцога. Народу толпилось много. Хелин физически чувствовала – спиной, боками, – как ее обступают, обволакивают со всех сторон, и это вызывало воспоминания, которых она хотела бы избежать. В детстве она потерялась в толпе, на празднике Королевы¹. С тех пор скопление людей вызывало панику, которую она с годами смогла снизить до уровня дискомфорта и легкой тревожности. Как обычно, она принялась мысленно возводить невидимую перегородку между собой и рядами прохожих.

Ученые не стали доходить до церкви и остановились на краю площади, где было посвободнее. С их места проглядывался венок на жерди – символ таверны, – что находился на стене одного из первых постоялых дворов Гааги. По другую сторону площадь украшал позорный столб, сегодня пустующий.

Церемония въезда начиналась у моста за пределами деревни, но к началу шествия допускались только первые лица поселения. Остальные жители распределились по обочинам дороги, свешивались из окон и глазели с крыш.

Больше всего народу собралось на рыночной площади. Совсем скоро ожидали процессию. Все нетерпеливо перешептывались, поглядывая то на церковь, то на окружающие площадь лавки, то на проезд. Хелин пришло в голову, что, вероятно, в следующий раз здесь уже будет стоять группа туристов. И они тоже будут вытягивать шеи в сторону поворота дороги, каждую секунду ожидая действия.

Между тем момент приближался.

Издали послышался нарастающий раскат труб. Плотный сочный звук пробивался сквозь улицы, заполняя собою пространство. Толпа заволновалась. Стражники возникали тут и там, призывая потесниться.

Гул, тяжелый топот копыт, поскрипывание телег. Шум набухал, расширялся. С разных сторон прокатились крики, даже стенания. Гарс жадно наблюдал за происходящим, Хелин закручивала и раскручивала цепочку с медальоном на шее, а Годарт придерживал кошелек на поясе.

В поле видимости показались первые всадники.

Во главе колонны двигался отряд лучников – группа за группой, несколько сотен человек. Они скакали налегке, у каждого зачехленный лук за спиной, под рукой – стрелы.

Мелькали флажки, длинные пестрые знамена со львами колыхались на штандартах.

Народ неистовствовал.

За лучниками держались приближенные герцога, советники и знатные лица. Их лошадей украшали расшитые попоны, свисавшие почти до земли. Животные шумно дышали, ерепенились, пока их не придерживали, натянув поводья.

Оруженосцы были совсем мальчишками. Первый нес герб рода Виттельсбахов, вышитый на бархатном полотне. Второй торжественно держал меч и шлем Иоганна III, которые тот снял перед въездом в город в знак добрых намерений.

…Герцог двигался медленно, не торопясь. Копна светлых кудрявых волос топорщилась в стороны, грубое лицо расплылось в довольной улыбке. Он важно вскинул голову и с видом собственника обводил взглядом владения. В толпе кричали, плакали – как женщины, так и мужчины. С двух сторон к ногам процессии бросали свежие цветы, лепестки вертелись и мельтешили в воздухе, оседая на складках одежды или стираясь в пыль на дороге. Около Иоганна III пешком, спотыкаясь, тащились три оборванные фигуры, вцепившись вмертвую за края его одежды и конскую упряжь. За герцогом звенел кольчугой строй рыцарей. Замыкали жители, приветствовавшие процессию у въезда в деревню.

Все это полчище распределилось по площади, на которой совсем стало нечем дышать. Герцог и трое пеших оказались в центре мизансцены.

Грянул новый залп труб.

Четверо деревенских в праздничных одеждах подошли к платформе напротив Иоганна III, где под полотнищем скрывалось что-то массивное. Они поклонились правителю. Затем стянули ткань, открывая окружающим свой сюрприз. Послышался всеобщий вздох восхищения, а затем – выкрики и аплодисменты.

На постаменте красовался огромный механический лев с красной шерстью и позолоченной гривой. Детали поражали скрупулезностью, а воинственная, но мудрая морда – прорисовкой; каждая шерстинка тончайше подогнана. Реалистичность пробирала до мурашек. Это был роскошный царственный зверь, внезапно очутившийся на переполненной европейской площади. Высотой диковинка превосходила даже коня, которого оседлал виновник торжества. Герцог Иоганн удержал за поводья встрепенувшуюся лошадь, а когда та успокоилась, медленно оторвал руки и, одобрительно кивнув, несколько раз похлопал ладонью о ладонь. Толпа возликовала. И тут лев моргнул и повернул морду в сторону, вызвав еще одну волну изумления.

– Он на… – шепотом пробормотал завороженный Гарс.

– Шарнирах, – закончил Годарт.

Лев поворотил мордой в одну сторону, затем в другую. Шевельнул хвостом. Раскрыл пасть и издал раскатистый мощный рык. Затем четко и внятно продекламировал:

«Наделенный Дарами Святого Духа,

Семью священными добродетелями;

Стяжавший славу и почитанье,

Он сверкает на солнце яко граненый камень,

Заставляя сердце обливаться обильными слезами

От сей услады взора.

Явися к нам, и возрадуемся мы,

Ничтожные – пред твоим величием!»

Под захлебывающиеся вопли толпы зверь встал на задние лапы. В передних у него оказался сияющий начищенный меч, который он высоко поднял над шелковистой гривой. Пасть открылась, лев вытянул синий язык, сроднившись с гербом голландских графов, и замер в торжественной немой позе.

Даже Хелин, видевшая это много раз, не могла сдержаться от аплодисментов. Годарт сбоку залихватски присвистнул. Толпа на площади разразилась длинной овацией, с рыданиями, криками и объятиями. В эту секунду, казалось, все яркие краски жизни, вся значимость, весь смысл – они здесь, в этой деревне посреди времени и пространства, наполненной плачущими от счастья людьми. Ударила музыка.

Спустя несколько минут, не без помощи глашатаев и стражи, на площади воцарился порядок. Герцогу Иоганну помогли спуститься с лошади. В толчее голов несколько человек разошлись, и со стороны церкви выступила группа священнослужителей. Предводитель нес в руках Священное Писание.

– Ди Хагхе² приветствует тебя, Светлейший и могущественный государь! Да озарит Господь своею безграничной милостию дом твой и семью. Воистину благословенна минута, явивша блаженный лик твой – нам, недостойным покорным рабам твоея!

Священники согнулись в почтительных поклонах. На улице воцарилась трепетная атмосфера. Все обратились в слух. Герцог сделал несколько шагов вперед и произнес, обращаясь ко всей площади:

– Сердце мое взвеселилось днесь при сем радушном приеме, а день засиял ярче. В гостеприимный Ди Хагхе явился я… – он подал знак стражникам, и те клинками подтолкнули вперед три фигуры, что шли пешком у ног герцога, – …Божия помощью, не один.

Хелин косила глазами в сторону Гарса: из раза в раз она наслаждалась его реакцией.

– Я знаю, знаю, кто это! – волнуясь, путая слова, делился консул, едва сдерживая себя из-за открытия. – Это же средневековая традиция, скорее немецкая… Хотя разумеется – Иоганн же является представителем баварской фамилии, все логично. Эти странники – их же изгнали? Это преступники, которых прогнали из города, и вернуться они могли только в сопровождении правителя, пешком, держась за его одежды или лошадь! – Вид при этом у него был как у ребенка, получившего рождественский подарок. – Это потрясающе…

– Не исключено, что туристы будут другого мнения, – пробормотал Годарт.

– По дороге мне повстречались Кес Пастух, Таддеус Мельник и Яков Хромоногий, – продолжал тем временем Иоганн III. – Сии запятнанные души раскаялись во своих злодеяниях и врещася³ обет блюсти пред ликом Господним – держать отныне благочестивую жизнь. И привел я их обратно, в родную общину. Узрите! Именем герцога они отныне – свободные люди, иже вольны идти своим путем, трудяся во славу Господа и прославляя имя Его.

Бывшие изгнанники опустились на колени, целуя подол платья и перстни правителя. В первое перемещение Хелин более чем ожидала, что остальные жители деревни будут не в восторге, но они радостно приветствовали заблудших овечек. История знала примеры, когда осужденных изгоняли из городов снова, стоило власти выехать за порог, – но происходило это, скорее, в тех случаях, когда отношения между горожанами и правителем полыхали взаимной неприязнью.

Священник уже открыл рот, чтобы продолжить церемонию в соответствии с программой, когда герцог взял еще слово.

– Сим не исчерпывается моя благодарность. Добрые жители Ди Хагхе – обители, где жили и мой благородный отец, и почтенный брат мой, – проявили верность в тяжкое время и протянули длань помощи. Я сохраню в своем сердце память о всих ваших благих поступках. В знак искренности помышлений и речей своих желаю преподнести еще один дар.

Толпа притихла, затаив дыхание. Трубачи подыграли музыкальную фразу, подчеркивающую торжественность момента.

Иоганн III сделал знак слугам, и те вынесли на подушке ларец, броско украшенный пестрыми драгоценными камнями. Хелин уже видела эту шкатулку вновь и вновь – потому сейчас не вскрикивала от удивления с окружающими людьми, а размышляла о том, какая судьба постигла этот раритет и дожил ли он до ее родного времени, возможно, погребенный где-то под землей или упрятанный в чьей-то частной коллекции. За такую редкость поборолись бы лучшие музеи мира, учитывая ее исторических владельцев и предназначение.

– Зде, внутри сего ларца, преполно свежеотчеканенных златых гульденов, прямиком из Дордрехта, кои вверяю в ваше попеченье, – обратился герцог к делегации, перекрывая голосом восхищенный ропот толпы. – Мое соизволение таково: повелеваю выстроить при церкви башню, полета птиц выше, и почести Отцу нашему воздаяти. С волею Господа да продлится мир и благополучие на сей славной земле, да распространятся ваши достойны семьи, являя назидательный пример потомкам!

В воздухе снова поднялся гам и завывания, народ лихорадило от распирающих эмоций. Гаага чествовала герцога Иоганна III. В этот момент она его обожала. Гарс бормотал:

– Это же не может быть… Это же не…

Хелин разглядывала отдельные лица в средневековой толпе. Священников с бритыми макушками, членов всевозможных гильдий, каждого в одежде цвета своего цеха, бойцовского вида мальчишек, радостно визжащих и раздающих щипки и подзатыльники друг другу. Нескольких женщин с мужьями, отцами или братьями, слуг, военных, музыкантов. Рядом Годарт, как всегда подтянутый и отстраненный, взглядом оценивал обстановку, не позволяя себе терять бдительность. Своей суровостью он органично вписывался. Путешественники вблизи него могли чувствовать себя как за каменной стеной.

Началась последняя часть официального церемониала. Представитель церкви протянул герцогу Иоганну Священное Писание. Правитель положил на него руку и повторил за священниками клятву соблюдать и тщательно оберегать христианские обычаи. По площади разносилось:

– Клянусь защищать Велию Церковь от любой опасности… Во имя Господа нашего… Аминь.

Двери церкви Святого Якова отворились. Герцог и его сопровождающие исчезли внутри под величественный ударный выпад труб, под дождь из живых цветов, полыхавших в воздухе летними красками, под обильные слезы жителей, наэлектризовавшие пространство Средневековья. Упоение достигло всеобъемлющего апогея, опустошая изнутри, сметая все барьеры и преграды. Наступила пора разгулья и празднования.