После собрания Годарт выждал необходимое время, чтобы принять поздравления, пожать руки, дать панибратское пять. Поток воодушевленных коллег иссяк. Тогда он отправился на поиски Андрисы, которую нашел в кафетерии, смежном с комнатой отдыха, на верхнем этаже. Деревья в кадках и перегородки из светлой древесины делили пространство на секции тут и там. Среди этого восседала Андриса, улыбаясь и сияя как начищенный чайник. Рядом с ней примостилась не кто иная, как Хелин, зажав ладони между коленями и настойчиво закидывая главную вопросами.

– Объясни мне, что это значит, – без предисловий начал ученый, подсаживаясь на гостеприимный диванчик зеленого цвета, напротив начальницы (Хелин оценила накаленность обстановки, попрощалась и тактично отошла), – Что это значит, Андриса? Почему она?

Улыбка руководительницы поблекла. Она скрестила руки на груди и посмотрела в упор на собеседника.

– Мне жаль, что ты так реагируешь, Годарт, – только и произнесла она.

– А как мне реагировать? – возразил путешественник, – На экспериментальный проект мирового масштаба, не имеющий аналогов в истории, ставят девочку, которая не вчера-сегодня школу закончила. От первой разработки зависит все! Тебе ли не знать? Как отнесутся инвесторы, как отнесется общественность и мировое сообщество. Как это можно взваливать на плечи какой-то практикантки? И главное – почему?

Он давно не произносил такой длинной речи.

– Ну, во-первых, – встала на сторону защиты Андриса, ее глаза яростно полыхнули, – может, для тебя она и молоденькая, но она не без опыта. Хелин, к слову, закончила с отличием один из крупнейших институтов, успела отучиться по обмену в Америке, а после четыре с половиной года проработала помощницей не где-нибудь, а в Историческом музее Гааги, откуда была мне лично рекомендована куратором.

Ого. Годарт не ожидал.

– И, знаешь, – продолжила начальница, – предупреждая твои последующие вопросы, нет, она не состоит ни с кем в родстве из руководства и нет, она ни с кем не встречается – во всяком случае, я об этом не знаю. Аларду рекомендовала ее я. Я с ней общалась, я ее собеседовала, и я верю, что она справится. Девушка приятная, хваткая, и она отлично впишется в нашу семью. А ты ее всему обучишь. Этому делу нужны молодые умы – вот моя позиция.

За их столиком воцарилась тишина.

– Но если что-то пойдет не так во время теста, не кажется ли тебе, что ее кандидатура самая удачная, чтобы стать крайней? – мрачно извлек ученый на свет то, что пришло ему в голову, – И как она тогда будет справляться?

С этим он встал и вышел из кафе, оставив позади Андрису, застывшую среди мякоти дивана.

Он был уверен, что Хелин поймет, что не готова и откажется. Поблагодарит за оказанную честь и не станет проходить через бег с препятствиями, который ее неминуемо поджидал. Однако она этого не сделала.

Не оправдались его опасения и по поводу реакции коллектива. После первых успешных испытаний начались разработки и других «Ячеек», другими группами историков из офиса – и все оказались при делах. Если кто-то и удивился, либо поерничал по поводу неожиданности первого назначения, то вскоре эта новость сошла на нет, а девушку приняли вполне радушно. Как сотрудник, Хелин вела себя безупречно. Она всегда являлась вовремя или с небольшим запасом времени, подготовленная по всем фронтам, по которым она могла подготовиться. Она выдвигала идеи, проявляла инициативу и не отлынивала от трудностей, потихоньку осваиваясь. Но Годарт видел, как она переживает и пропускает все через себя. Ее нескончаемый поток мыслей и страхов был почти осязаемым. Казалось, она зареклась совершить даже малейшую ошибку.

Проблема заключалась в том, что мы все совершаем ошибки, когда находимся на пути к чему-то новому.

– Ааа, черт! – цепочка, притягивающая нос его обуви к лодыжке, лопнула. Длиннющий нос ботинка-пулена некстати вывалился вперед и тут же начал сильно мешаться, задевая поочередно каждый мусор на их пути. Бен с ужасом в глазах воззрился на ругающегося ученого.

– Иду я, иду, – буркнул Годарт, запинаясь в ногах и мысленно проклиная средневековую моду.

– Почти пришли, сударь, – пролепетал слуга, – Вон там уже будет за поворотом…

Путешественник поднял голову от своего ботинка и тут же споткнулся снова. Удержавшись от очередного злословия, он решил выполнять все поочередно – сначала твердо поставил обе ноги на землю, затем, опершись о стену, перевел взгляд в указанном направлении.

От поворота к их двору, в противоположную сторону, спиной к ним, спешно удалялась тучная фигура в накидке. У Годарта от неожиданности встали волосы дыбом. Полы наброшенного плаща развивались, выделяя излишнюю торопливость, не вяжущуюся с массивностью человека.

– Бен, кто это? – вполголоса обронил ученый.

Камердинер чуть прищурился.

– Ханна..? Нет, вроде. Баба какая-то, чужая.

– Неместная? – голос Годарта заиндевел, – Одна? Это не кто-то из жильцов? Монахиня?

– Негли²⁸ и монахиня… – неуверенно промямлил Бен, – Безкрепостен зрением, сударь, не впадайте в немилость.

– Пойдем быстрее, – приказал путешественник и тут же зачерпнул длинным носом ботинка слой земли, – Твою ж… Идем, идем!

У поворота Годарт вновь бросил взгляд на удаляющуюся фигуру. Она так и не обернулась. Случайно или нарочно? Она их заметила или нет?

Все эти совпадения предрекали что-то плохое. Что-то с Хелин.

Зная Аларда, его молчание на протяжении всего пути до дома казалось особо зловещим. Пришлось приглушить дергающее изнутри желание уточнить новости; они уже стояли позади дома. Не мешкая, Годарт рванул к коричнево-красному забору. Калитка была не заперта.

– Вы следите за этой дверью? – затряс он слугу за плечи, но тот как язык проглотил, – Когда она была в последний раз закрытой?

Как свидетель Бен не блистал. Ученый понял, что поднажми он еще немного – и тот, гляди, отдаст Богу душу. Нельзя было терять время.

На задворках у Гарса уместился скромный, но не обделенный чьим-то вниманием сад, с заботливо взращенными клумбами роз, кустами ракитника и молоденькими фруктовыми деревьями. Перейдя на неловкий бег, Годарт всего это даже не заметил. Он прошлепал неудобными пуленами по дорожке и взлетел на крыльцо. Прислушался. В задней части дома никого не было. Путешественник подошел и распахнул дверцу туалета – ничего. На кухне было пусто. Бен, смертельно перепуганный, бежал следом и под копирку повторял все его действия, как будто мог обнаружить что-то новое.

Путешественник вернулся обратно в коридор. И тут в ушах раздалось пищание гарнитуры.

Как у Хелин. Это не могло быть совпадением.

«С Гарсом, в его доме, за кухней», – так она сказала? Значит, его напарница стояла именно здесь.

Годарт замер, приложив всю свою выдержку, чтобы не обращать внимание на противный звук. Вот сейчас важно было не спешить и не наделать глупостей. Проблема не в гарнитуре, не в ней…

Из гостиной раздался взрыв смеха. Боявшийся пошевельнуться Бен подскочил рядом с ним на полметра.

Комната была в направлении главного входа. Хелин не могла не пройти по этому коридору до кухни, а на ее пути до кухни препятствий не возникало. Годарт, не двигаясь, снова повернул голову в сторону небольшой площадки по другую руку, откуда выходили двери в небольшие комнатки для хранения и в замаскированную секретную уборную. Никто и ничто не привлекло его внимания. Тогда, отпустив короткое «Следуй за мной», он собранно, осторожно, внешне весьма спокойно, двинулся по направлению к источнику веселья. Пищащий пронзительный шум в ушах сошел на нет. Путешественник про себя это отметил.

В коридоре почти не было видимости. Слабый луч света проник из передней комнаты, так, тускло мазнул по полу. Дверь в гостиную располагалась в шести шагах, по левую руку. Годарт прильнул к ней. Из комнаты доносился оживленный разговор, несколько мужских голосов.

– …И все величавые господа аки языки поглотали, лише друг дружку к герцогу бочком пинают, кийждо не дерзати начать першим²⁹!

Последовала новая порция хохота, среди которого – ученый мог ручаться – он услышал смех Хелин.

Так.

Выходит, его напарница в полной безопасности, не сломалась, не поранилась, не нажила неприятностей. А он, как болван, подскочил и примчался на сорок минут раньше необходимого. В организации все точно стояли на ушах. По мнению Годарта, чрезмерная опека не являлась образцовой линией поведения – у малой должна быть своя голова на плечах, – но как он должен был поступить? А странную область у черного входа стоило проверить с технической командой из офиса. Мысли об открытой калитке и таинственной фигуре в развивающемся плаще пробуждали в нем самые дурные предположения.

Но, раз что-то прояснилось, можно было немного перевести дыхание и, так сказать, переобуться. Было бы неплохо поговорить с Хелин, а не простаивать без дела, слушая предынфарктное сопение Бена.

Вдруг раздались шаги и дверь чуть не влетела ученому в лоб – Годарт еле успел отпрянуть. На пороге возник слуга с кувшином, содержимое которого он явно собирался пополнять из запасников. Столкновения не ожидала ни одна из сторон. Путешественник больно задел плечом стену, слуга вскрикнул и чуть не выпустил кувшин из рук.

– Паувен, что такое? – встревожился надтреснутый голос в гостиной, тот же, что рассказывал про преважных господ перед герцогом. Послышался скрип отодвигаемых стульев; кто-то вскочил на ноги.

Неловкая выходила ситуация. Будто они с слугой притаились и шпионили (хотя, по сути, так оно и было). Годарт развернулся во весь свой метр девяносто и твердой поступью вошел в комнату. Бен втиснулся и сообщил, не иначе, как радуясь, что может снять с себя обязанность по сопровождению такого дикого господина:

– Менеер Годарт Фелд.

Пестрое общество во все глаза оценивало его. Хелин и консул были здесь, компанию им составляли чахлый старец с чрезвычайно спесивым выражением лица и, в противовес, средневековый щеголь в краснющем тюрбане. Около Гарса сидел его любимый пес Бруно, с вытянутой меланхоличной мордой и длинной, на удивление ухоженной шерстью.

– Приветствую вас, – произнес ученый, отвешивая всем светский глубокий поклон, – Да ниспошлет Господь всемогущий свою великую благодать на вас и ваши семьи.

Старец одобрительно крякнул.

– Приношу искренние извинения за сие происшествие, – продолжил Годарт, имея ввиду столкновение за дверью.

– Главное, что никто не пострадал, друг мой, – радостно пришел ему на помощь Гарс. Консул в этот день прямо лучился от счастья. Было видно, что человек на своем месте и любит свою работу, что Годарт в глубине души горячо одобрял. Ему нравился Гарс, с его энергией, работоспособностью и надежностью. На него можно было положиться вернее, чем на швейцарские часы.

– Мой друг, позволь представить сих благородных мужей из славного города Маасейка, – сказал консул, указывая в направлении своих собеседников, – это достопочтенные представители от гильдии художников, мастер Хуберт и мастер Иоанн ван Эйки. Именно они ответственны за великолепного льва, ким любовались мы во время днешного шествия, – добавил он, предупреждая реакцию путешественника.

Однако на лице ученого не шевельнулся ни мускул. «Неужели он их не узнал?» – изумилась Хелин. Годарт отпустил комплимент недюжему таланту живописцев, привнесшему столько искры и жизни в скромную фигуру на шарнирах.

Иоанн над чем-то задумался. Вдруг он с улыбкой обратился к путешественнику:

– Приношу извинения за мое неколико неуместное многопытство³⁰, но имеет ли зде место некоторая прогреха? Ваш слуга представил вас аки менеера Фелда, но попреж мы имели честь слышать о вас под фамильным именем ван Асперен. Не почтите мое истязание за дерзнутие, мои намерения чисты – и благоволю я не более чем развеять с вашей милостью свое прискорбное неведение.

Вот это наблюдательность и хватка, поразился Годарт, который, конечно, сразу узнал художника. Хелин и Гарс едва заметно переглянулись. Фамилия ван Асперен казалась Годарту странно знакомой, откуда же он ее слышал? Был такой клавесинист, был такой архитектор, проектировавший купол железнодорожного вокзала Антверпена. Интересно, ну и кто его так охарактеризовал?

– Здесь невиннейшее недоразумение, – признал путешественник, даже слегка пропуская на лицо безыскусную улыбку, – Мой слуга имел несчастье слечь с простудой и кузен Гарс только сегодня любезно предоставил своего – мне в услужение. Я не стал поправлять бедолагу при ошибке.

– Со слугами тем паче надлежит быти зазорчивыми, – проворчал Хуберт, хмуро потрясая своими прореженными космами, – Токмо дай им спуску и вот уже они еле тащатся на твой зов, да ощо и прикладываются к твоему пиву. Их требе сразу брать за исподнее и вот кде држати! – для демонстрации он потряс в воздухе хиленьким кулачком.

Консул, поигрываясь бокалом, откинулся на спинку. Хелин тоже заметно расслабилась. Дверь открылась – и Паувен с Беном, ни сном ни духом о том, что по ним и их окружению прошлись с рекомендациями решительных мер, подтащили кресло для новоприбывшего к общему столу.

– Премного благодарен, это лишнее, – возразил на английском Годарт. Четыре пары глаз воззрились на него. Ученый ощутил себя как на сцене в препошлейшей мелодраме. Надо было сворачивать этот балаган с поклонами и экивоками.

– Румм… Хелин, – произнес он немного резче, чем ожидал, – Кхм… Дорогая супруга и любезный кузен Гарс, боюсь, у меня к вам деликатнейшее неотложное дело, которое я хотел бы обсудить наедине в другом месте. Господа, – кивнул он к художникам, – приношу свои извинения… И, да, кузен, могу попросить вас оставить пса в комнате?

– Уповаю, речь идет не о крысе исполинских размеров, – не удержался Гарс, но Годарт видел, что консул с первого раза сделал правильный вывод о серьезности ситуации. Хелин слегка побледнела и чересчур поспешно вскочила на ноги. Затем чуть размереннее повернулась к сотрапезникам, чтобы попрощаться. Меньший Ван Эйк неосознанно чертил пальцами незримые линии по скатерти. При этом он вонзился в девушку, да и всю компанию, таким острым взглядом, что ученый поймал себя на мысли, что он именно что опасается этого смышленного благожелательного дарования. Только Хуберт преспокойно устроился, как ни в чем не бывало: он прикрикнул на Паувена, чтобы тот донес, наконец, треклятый напиток; затем прокашлялся и, безостановочно ерзая на сиденье, ворчливо пустился в одну за другой длинные фразы с одинаковым смыслом, сводящимся к тому, что все будет с Божьей прозорливостью по Божьей воле и никак иначе. Возможно, что, формально попрощавшись, он даже не обратил внимания, когда за ними закрылась дверь.