СОН, ЧЕМОДАНЧИК, ПЕТРОВИЧ И КИНОКАМЕРА

Пост 3

 
6 июня 2006 г.
Фёдор Юркевич
 

Чёрная туча с седыми, рваными краями, севшая, как на насест, на навигационную башню, медленно накапливала силу, готовая ринуться на раскинувшуюся перед ней взлётную полосу Минского аэропорта.

Казалось, дождь, как разъярённая квочка, вот-вот бросится на беззащитное притихшее здание аэровокзала, жмущиеся друг к другу самолёты «Белавиа» с серыми крестами на фюзеляжах и наш микроавтобус, трусливо ожидающий своей участи.

Наступила тишина, всё замерло. И именно в этот момент на горизонте показался вожделенный лайнер.

Выпущенные шасси, пробежка, остановка винтов, спуск трапа, проверка погранслужбы – и я держу в своих объятиях улыбающегося, чертовски хорошо выбритого и благоухающего солнцем и морем Ниццы своего старинного друга профессора Андрэ Бертье.

Почти двадцать лет мы готовились к этому походу в Полесский радиационный заповедник, но звёзды сошлись только сейчас. Точный расчёт, анализы, подбор участников, оборудование – тело эксперимента. А душа его – это звёзды.

Я доверяю звёздам, они постоянны. Даже если взорвутся, то свет катастрофы дойдёт до нас через сотни лет.

Профессор Бертье со своей рыжеволосой ассистенткой Надеждой, длинный и согнутый, как вопросительный знак, доктор Ву и трое операторов французского телеканала TFС, похожие больше на военных, чем на служителей концерна братьев Люмьер, загрузились в ожидавший их автотранспорт.

Весь путь от Минска до Хойников ваш покорный слуга развлекал французов триллером под названием «Ужасы Чернобыльской зоны» и даже пытался снять напряжение от своих рассказов у гостей, напоив их сбитнем и попотчевав царской ухой.

Разместив всех в гостинице города Хойники с непереводимым фольклорным названием «Журавинка», я упал на кровать в своём номере и провалился в сон.

…Трещина побежала, встав на гусиные лапки, потом раздался стон, громкий, хриплый стон остатков стены замка Ваньковичей в Рудакове.

Коралловые кирпичи с вдавленным клеймом «W» полетели в разные стороны. Стены бальной залы замка сложились за мгновение, за мгновение длиною в чью-то жизнь – из-под груды кирпичей и балок торчали познавшие камни и грязь дорог рыжие берцы с двумя пряжками на голенище и лисий хвост…

Резкий звук, похожий на сирену скорой помощи, вырвал меня из этого ужаса.

Господи, так это был сон! Мой телефон вибрировал и подпрыгивал, как волчок, на тумбочке.

Поднимаю трубку и слышу недоумённый голос Андрэ Бертье:

– Bonjour! Фёдор! Ты где пропал? Восемь утра, мы ждём тебя на завтраке. Или что-то случилось и наши планы меняются?

– Прости, Андрэ, проспал, буду через пятнадцать минут. Всё идёт по плану.

Воздух здесь, как кислородная подушка, сознание проясняется и ты, как будто выходишь из наркоза, возвращаешься словно с того света.

Через четверть часа я уже сидел за столом и наблюдал, как мои французские друзья уплетали драники со сметаной, деревенскую яичницу с салом, задорно хрустели молодой редиской и тёмно-зелёными перьями лука. Плетёная корзинка с утренней выпечкой, вазочки с повидлом и тарелка с сыром сиротливо стояли без всякого внимания.

И всё же рыжие берцы из сна не давали мне покоя.

Я даже нарочно уронил вилку и полез под стол.

Все мужчины были обуты в армейскую обувь, и только у одного были винтажные, коричневые, с пряжками ботинки солдата французского легиона, и они были на ногах Поля Ваньковича.

Всё сходится. Неужели это был сон-предупреждение? Надо поговорить с Андрэ, рассказать про ночной кошмар и, возможно, даже отменить сегодняшнюю поездку в заповедник!

А завтрашнюю, а послезавтрашнюю?.. А может, вообще закрыть эксперимент, так и не начав его?..

Стоп, надо прекратить панику, успокоиться и постараться подготовиться к экстремальной ситуации.

Я сел на стул, налил себе чашку кофе и задумался, наблюдая, как солнечные зайчики играли в салочки в пышной короне золотых волос Надежды Сушкевич, соскальзывая на пузатый кофейник и столовые приборы.

– Mes’ye, я сегодня видела во сне сказочный замок и охоту! Только не совсем поняла, за кем гнались все эти панове – за оленем, рысью или, может быть, огромным рыжим лисом? – отхлёбывая с наслаждением кофе маленькими глотками, проговорила Надин.

– Я думаю, что после вчерашних неожиданных откровений месье Поля каждый из нас видел во сне лиса с герба рода Ваньковичей, – рассмеялся доктор Бертье. – Но надо торопиться, чтобы к девяти успеть на встречу с нашим проводником.

Тишина заложила уши плотным куском ваты, кроны дерев неподвижны, как правда.

Мы загрузились в ЗИЛ МЧС и двинулись через Стрели́чево к контрольно-пропускному пункту «Бабчин»,

где я познакомил всех со своим старинным другом и учителем, егерем Полесского радиационного заповедника Матвеем Остапычем.

Чувство несделанного и непонятого чего-то важного не покидало, и я решил, пока Остапыч развлекает французов байками о заповеднике, метнуться в научный корпус института радиологии за чемоданчиком для неотложной медицинской помощи. Вес небольшой, а мне будет спокойней.

Кратчайший путь к небольшому трёхэтажного корпусу филиала Гомельского института радиологии лежал через лабораторные заросли различных растений и сельскохозяйственных культур для научных и селекционных исследований.

Ещё издали я увидел небольшое стадо оленей, с аппетитом поедающее мощные, сочные перья лука; изумрудные листья и оранжевые цветы огуречных лабораторных грядок; переломанные и вытоптанные разлапистые помидорные кусты и разбросанные, выкопанные клубни бордового редиса размером с куриное яйцо.

А у невысокого поваленного штакетника, когда-то защищавшего огород от мелких грызунов, мирно сидели и наблюдали за этой сценой огромный одноглазый чёрный кот, рыжая лиса и толстая полосатая кошка, больше похожая на карликового тигра.

Напротив стоял небольшого роста кругленький мужчина в голубом халате, с безнадёжно прижатыми к груди руками и грустным лицом. Это и был местный завлаб Николай Григорьевич Дривович, к которому я так спешил. Ошарашено глядя на это безобразие и с трудом сдерживая смех, я подошёл к нему, протянул руку и выдохнул:

– Здравствуй, Николай Григорьевич! А что ты невесёлый такой? Или случилось что?

– И тебе не хворать, Фёдор Стратонович, и не спрашивай, что случилось – сам всё видишь. Был огород – и нет огорода. Прощай моя докторская диссертация, уничтожен мой труд последних пяти лет.

– Как это нет?

– А вот так! Сегодня рано утром стадо из восьми оленей прорвалось через колючку тридцатикилометровой зоны, повалило ограждение вокруг лабораторных посадок, добралось до моих экспериментальных грядок и практически съело – а что не съело, то затоптало – все грядки селекционных помидоров, бобовых, огурцов, лука и редиса. И выгнать их отсюда никто не может. Начальник охраны предлагал начать стрелять в воздух, но я был против этого. Хотя сильнее всего меня ранило больно в сердце предательство Тигры. Да, женщины, что с них взять… всё погубить готовы, всё сжечь, собственницы, – говорил монотонно, смотря в одну точку, несчастный учёный.

– Подожди, Коля, Тигра – это полосатая кошка, которую вместе с четырьмя котятами я принёс тебе из заповедника прошлой осенью? Да, я вижу её, вот она сидит у забора в очень странной компании кота и лисы. А при чём тут женщины?

– Знаешь, Федя, я ведь котят её выходил, кормил, лелеял, отдал всех в хорошие руки, а она привела в апреле этого одноглазого здорового Пирата, который даже в виварии пытался мышей передушить, а потом подружился с лисой и начал с ней охотиться на всё, что движется. Две недели тому назад эта рыжая Патрикевна застряла в дырке, под сараем, куда повесили подсушиться свиной окорок, так Пират вырыл огромную яму, раздвинул доски, расширив дыру, и вытащил её. А Тигре, конечно, неприятно, что у её благоверного есть любовница-лиса.

– Коля, милый, – уже не стесняясь своего смеха и вытирая слёзы, продолжал я эту комедию. – Ну, я, конечно, помню сказку о Буратино и о её героях – лисе Алисе и коте Базилио, но в детстве они мне казались этакими жуликоватыми друзьями, потом, уже во взрослой жизни, их образы затмили другие герои. А ведь ты прав: на любовников они тянут больше, чем на обычных воришек.

– Вот видишь, – с отрешённым лицом Гамлета продолжал диалог Николай Григорьевич, – а ещё специализируешься на зоопсихологии. Тигра в состоянии крайнего аффекта привела через поваленную колючку оленей из заповедника. Сами бы они, без «козла-провокатора» Тигры ни за что бы не пришли на лабораторную делянку! Затем она открыла им калитку в штакетнике – не смотри на меня так, Федя, я сам её этому научил. Ещё всем хвастался, какая она у меня умная! Интересно, что лиса и кот пытались препятствовать проникновению оленей и задали Тигре серьёзную трёпку.

– Подожди, Коля, я сейчас выгоню рогатых с территории твоих экспериментальных посадок, – предложил я, устыдившись своего веселья. Затем повернулся в сторону разграбленного помидорного поля и завыл по-волчьи.

Здоровенный самец олень поднял голову с могучими рогами, повернул её в сторону волчьего воя, шумно втянул

ноздрями воздух и рванул с места, как мотоцикл. За ним побежали четверо пятнистых оленят, с трёх сторон подгоняемых и защищаемых самками.

Невообразимой красоты животные ринулись через поваленный штакетник и скрылись в густом подлеске, тянущемся в сторону заповедника.

Лиса непонятным образом растворилась в воздухе, как улыбка Чеширского кота; одноглазый Пират забрался на дерево, а Тигра подошла ко мне и начала тереться о ноги, ласково урча и вибрируя всем телом.

– Помнишь меня, Тигра? – сказал я кошке и осторожно погладил её по спине. – Что же сейчас будет с котами, Коля? Ведь они ни в чём не виноваты, – попытался я встать на защиту усатых.

– Конечно, не виноваты, это я так шучу, – печально констатировал Николай Григорьевич, – репетирую отчёт перед начальством на публике. Пытаюсь оправдаться и заполучить шанс остаться на должности старшего научного сотрудника без докторской учёной степени. Ты лучше, чем кто-либо знаешь, что сельскохозяйственная деятельность на территории заповедника запрещена, поля не засеваются уже двадцать лет, и поэтому полёвки, мыши и прочие грызуны стали настоящим бедствием для нашего маленького научного анклава на краю леса, они идут сюда толпами за лёгким кормом.

Самой лучшей защитой от грызунов является защита естественная, то есть коты и лисы, а Тигра среди местных кошек – абсолютный чемпионом по ловле мышей. В некоторые дни она ловит до десятка полёвок.

Хитрее кошки зверя нет!

И я вспомнил, что сам стал невольно первопричиной сегодняшнего происшествия. Ведь эту мохнатую злодейку нашёл я в лесу недалеко от отселённой деревни Красноселье. В конце октября прошлого года шёл я проверить одно

волчье логово и заметил дикую кошку, а по её повадкам, по тому, как она меня заманивала, поджидала и уводила куда-то в сторону, я понял, что где-то рядом, по всей видимости, находятся её котята.

Немного осмотревшись, я обнаружил в старом волчьем логове под берёзой пять слепых пушистых комочков. Им, наверное, было несколько дней от роду. И два дня я жил рядом с этими котятами, кормил кошку и старался установить с ней контакт.

Лишь после того, как мы с Тигрой – так я назвал найденную кошку – стали друзьями, я сложил всех котят в картуз, сунул их за пазуху, взял её на руки и принёс в лабораторный корпус.

А буквально через пару дней пошли проливные холодные осенние дожди, и, по всей видимости, полосатое семейство не пережило бы эти рано наступившие холода.

Николай Григорьевич успокоился и припомнил, как из старой коробки сделал кошачий домик, где Тигра спала со своими малышами у лабораторной батареи. При этом кошка, несмотря на обилие домашней пищи и молока, как только заканчивала кормление котят, сразу отправлялась на охоту и притаскивала в лабораторию ежедневно десятки различных грызунов, птичек, молодых кротов, а однажды даже принесла гадюку.

Вот этими потрясающими охотничьими способностями кошка и пленила сердце завлаба Николая Григорьевича, став его единственной любовью, за которую он готов был пойти в огонь и в воду.

Заметив, что я всё время посматриваю на часы, Николай прервал поток своих бесконечных воспоминаний и сетований и спросил:

– А ты чего пришёл, Фёдор? Али надо чего?

И я поведал Николаю Григорьевичу о группе французских кинематографистов, ожидавших меня вместе с Матвей

Остапычем на КПП «Бабчин»; о своём тревожном сне и попросил его одолжить мне до вечера чемоданчик для неотложной врачебной медицинской помощи.

Прижав к груди заветный чемоданчик, я побежал напрямик к желто-зелёному домику контрольно-пропускного пункта.

Успел вовремя. Вся группа уже загрузилась в наш вездеход: Доктор Бертье со своей ассистенткой Надеждой Сушкевич, трое кинооператоров. Матвей Остапыч стоял у подножки машины и махал мне рукой:

– Ты мне, Фёдор, прямо говори, зачем с группой пожаловал, если переводчик с французского из тебя, как из меня Мирей Матье?

– Хотелось бы очень рысь, Матвей Остапыч, увидеть, а ты рассказывал мне, что она в Михалёвке часто бывает, – виновато склонив голову, ответил я ему.

– Знаешь, Фёдор, рысь – барышня капризная: если сама захочет – покажется, а если нет, то уж, извини, на нет и суда нет.

Барашки облаков мирно паслись на небесном пастбище.

Ветерок гладил верхушки деревьев…

ЗИЛ свернул с шоссе на грунтовую дорогу, что вела к развалинам усадьбы Ваньковичей, и остановился недалеко от огромного ясеня, в ветвях которого мелькнули кисточки ушей и два горящих глаза с узкими вертикальными зрачками.

Рысь – существо стремительное, чтобы перебраться из одного места в другое, ей надо времени не больше, чем мне произнести её имя.

Удивительно, но рысь пришла сама. Или кто-то её позвал?

Матвей Остапыч принял неожиданное для меня решение: оставить Поля Ваньковича ностальгировать в родовом замке и меня вместе с ним для подстраховки.

С Остапычем в заповеднике никто не спорил – он здесь командир и знает, что делает.

Все уехали, а Поль посмотрел на меня такими умоляющими глазами, что я сразу почувствовал себя человеком, которого застали врасплох у замочной скважины чужой двери.

И я забыл свой тревожный сон, поставил чемоданчик рядом с кирпичной стеной замка и обрадовался возможности проведать волчье логово, до которого по прямой было не более двух километров.

«Сбегаю туда и обратно, займёт чуть больше часа», – промелькнула у меня мысль. Тем более что я прихватил с собой корм для волчицы, не таскать же его с собой.

Как чувствовал, что удастся вырваться!

Место, в котором молодая волчица обустроила себе логово, было не то чтобы глухим и удалённым – всего несколько километров от КПП «Бабчин», но его обходили стороной не только люди, а и практически всякое живое существо.

На берегу небольшого, но очень глубокого озерца высилась груда валунов. Вода в нём была кристально чистой; рыба не водилась и водоросли не росли, и лишь эскадрильи стрекоз сражались между собой над его гладью.