Глава 2
Привет, психушка…

– Зачем мы сюда приехали? – восклицаю, рассматривая серые стены психиатрической клиники. – Я думала, что ты пошутил!

– Какие шутки! – Виктор глушит двигатель «Мерседеса». – Я решил, что раз ты скоро доведешь себя до дурдома бесконечными переживаниями, то надо привести тебя на экскурсию по будущему дому.

– Видишь руку? – Я замахиваюсь. – Она вот-вот жарко поцелует твое самодовольное лицо.

Шестирко смеется и выходит из машины, галантно открывает передо мной дверь. В лицо бьет ветер, окуная в свежий аромат кленовых листьев.

– Пошли, моя горемычная принцесса. Выберем тебе комнату, пока их не разобрали. Год был тяжелый. Соседей будет много. Надо успеть занять лучшее место, чтобы с интернетом хорошим и без клопов, да? О, у них вообще есть одно ноу-хау для пациентов, подлежащих особому контролю, – комната со стеклянными стенами. Даже в туалете одиноко не будет. Берем?

– Поехали отсюда! На нас охрана смотрит!

– Да ты не переживай, я уже подобрал тебе отличный номер. Закачаешься! С видом на церковь: ну, вдруг поможет от одержимости всякими адвокатами.

– Плевать мне на Лео, повторяю!

Я захлопываю дверь автомобиля, едва не отбив Виктору пальцы.

– Стараюсь, стараюсь… а ты как всегда. – Он стучит в окно. – Ладно, раз тебе плевать, то пусть Лео дальше там сидит, а ты вой по вечерам над его фотографией. Поехали.

– В каком смысле? – спрашиваю и выбираюсь из «Мерседеса». – Лео здесь? Зачем ему быть здесь?

– Тебе же плевать, – фыркает Шестирко, сверкая мистическими золотыми радужками.

Я обиженно щурюсь. Виктор ставит машину на сигнализацию и кивает, чтобы я шла следом. По дороге он нахлобучивает на мою голову свою коричневую шляпу, приговаривая:

– Дополнительный груз. Чтобы тебя ветром не унесло. На вид весишь меньше, чем эта шляпа.

– Иди к черту, – рычу я, возвращая вещь на макушку хозяина.

Хотя приятно, что обо мне заботятся. Виктор будто старший брат. Мы даже похожи. У обоих русые волосы, нос с небольшой горбинкой и страсть попадать в переделки.

– Далеко не убегай. Местный контингент очень разнообразен: от Гитлера до зубной феи, и в это время они гуляют в общем зале, так что присосаться может кто угодно.

– Зубной феи?

– Угу, интересный типок, зубы людям вырывает и жрет их потом.

– Мило, – растерянно протягиваю я, почесывая бровь. – А Лео-то как связан с психушкой?

Я дергаю Виктора за рукав коричневого пальто, но он лишь улыбается и таинственно подмигивает, за что хочется его треснуть.

Мы поднимаемся на крыльцо клиники. К окну прилипает мужчина, похожий на Чебурашку. Он подает нам какие-то знаки, трется носом и ртом о стекло, оставляя влажные пятна.

Жители города не любят это место. В стенах клиники держат не только обычных шизофреников, но и опасных преступников, которые признаны судом невменяемыми и отправлены на лечение. Кто будет рад соседству с убийцами?

На карнизах щебечут птицы.

Фасад здания трудно разглядеть из-за разросшегося плюща. На окнах решетки. Это самое величественное и древнее здание в округе, оно пугает и восхищает своей уникальностью, чарует двумя красивыми башнями, колоннами и барельефами. Подобное едва ли увидишь в наше время. Город с каждым днем все больше превращается в муравейник из однотипных многоэтажек, а местная клиника – произведение искусства из прошлого.

Мы заходим в холл.

Я оттягиваю воротник толстовки. После прохладной улицы в помещении душновато.

Виктор рассказывает, что лечебница делится на два корпуса: платный и бесплатный. Они соединяются общей лестницей, имеют одинаковую планировку, но выглядят как инь и ян. С одной стороны – хламовник, а с другой – белоснежный отель со всеми удобствами.

Шагая по коридору, я разглядываю рисунки пациентов на стенах и слушаю звуки скрипки. Не похоже на запись. Это точно живая музыка.

– Подожди за дверью, – просит Виктор, когда мы доходим до кабинета главного врача.

Я киваю, а сама оглядываюсь в поисках того, кто играет на скрипке. Очень красивая мелодия. В припадке любопытства добираюсь до столовой, где обедают десятки пациентов, но меня они мало интересуют. Я не могу оторвать взгляда от парня на стеклянном балконе.

Это он играет!

Музыкант одет в белый костюм. На шее массивный золотой крест. Я прилипаю к стеклу, как тот псих на входе. Игра парня завораживает! И не одну меня. Пациенты тоже увлеченно наблюдают за скрипачом, некоторые вальсируют. Парень заканчивает мелодию, люди хлопают, и тогда он замечает, что я за ним слежу.

Хочется посмотреть на себя в зеркало, потому что моя внешность парня словно пугает: его серые глаза широко распахиваются, а губы приоткрываются. Кажется, он ошеломлен. Не знаю, чем мое присутствие его удивило, но ради приличия говорю:

– Вы очень красиво играете!

– Спасибо, – нежно улыбается он, поправляя упавшую на лоб челку. – Вы кого-то навещаете? Мы раньше не встречались.

Я еще никогда не видела у парней такого цвета волос. Пепельный блондин. Хорошенький. С аккуратными чертами лица. Из-под его опущенных ресниц разливается особенный свет, сияющий в серебристых глазах, точно луна. Сверхъестественный свет. Не человек, а упавший с неба ангел. И не одна я, кажется, испытываю на себе его чары, все пациенты и врачи следят за парнем, как за чистейшим произведением искусства.

– Наверное, – бормочу я. – А вы… пациент?

Он лучезарно смеется.

– Я священник. Посещаю клинику несколько раз в неделю, чтобы пообщаться с пациентами, чем-то помочь или выслушать исповеди.

Большой золотой крест переливался на солнце сверкающими бликами, как Млечный Путь.

– Церковь теперь еще и на скрипке проповедует?

– Музыка – это то, что способно коснуться души, – вновь улыбается парень и убирает инструмент в футляр. – Я играю на скрипке, гитаре и саксофоне, а еще пою для пациентов. Так между нами образуется связь. И я могу стать ближе с ними, дотронуться до их настоящей личности и понять, как помочь, что за демоны их преследуют.

Я, опешив, заставляю себя улыбнуться в ответ.

Сквозняк гоняет подол длинного пиджака парня и уносит ароматы абрикосового пирога: его неподалеку уплетают пациенты.

– Их душа в тюрьме их же разума, – задумываюсь я.

– А я стараюсь сделать все, чтобы помочь им открыть клетку.

Молодой человек застегивает футляр, с интересом наблюдая за мной и почему-то смущаясь, словно секунду назад я прочла его личный дневник.

– Ты посмотри, – слышу голос Шестирко за спиной. – Она уже и друзей завела.

– Добрый день, Виктор, – приветствует священник. – Вы пришли. Значит ли это, что мою прекрасную собеседницу зовут Эмилией?

– Вы знакомы? – удивляюсь я.

– Адриан Крецу. Сын главного врача, – поясняет Виктор.

Я еще раз окидываю взглядом священника. Кажется, что ему лет двадцать пять или около того, но изъясняется Адриан так возвышенно, словно он намного старше. Видимо, издержки профессии.

Вспомнив, зачем позволила затащить себя в психиатрическую клинику, я толкаю Виктора локтем и бурчу:

– Ты объяснишь, что мы здесь забыли?

Мне до того неуютно среди пациентов, которые разговаривают сами с собой, забираются по трубам к потолку и гладят цветы в горшках, что я сильнее закутываюсь в свой голубой плащ. В груди мерзкая нервозность.

Виктор тот еще манипулятор, и я не сомневаюсь, что о Лео он солгал, чтобы заманить меня в это место и выпросить очередной помощи в расследовании. Он любит делать из меня актрису. Я притворяюсь кем-то или играю роль, и Виктор узнает нужную информацию. Так делают многие оперативники. У них целая сеть крыс. А я и вовсе универсальный солдат для Шестирко.

Боже, к черту этот день!

Хочу в горячую ванну, заказать пиццу с ананасами и свернуться калачиком на диване. Денег на пиццу, правда, нет. Я отстала по учебе, стипендии мне не видать, и я полгода не работала в суде. Не удивлюсь, если судья, которому помогаю и неофициально получаю от него деньги, нашел себе другого помощника.

Короче, я на мели.

Виктор прав: я вернусь, вспомню, сколько проблем на меня свалилось, какая я, черт возьми, бедная и разбитая, и буду рыдать на подоконнике. Так же, как вчера. И завтра будет то же самое.

Сказочная жизнь.

Я больше не могу…

Шестирко замечает, что мои глаза слезятся, берет под локоть и ведет за собой, ничего не объясняя. Священник вслед желает нам прекрасного дня. Чувство, будто каждое его слово тает на языке воздушными сливками, да и сам он – зефирное облако. Удивительный парень. Интересно посмотреть на его отца. Главный врач и священник. Сильная комбинация.

Когда мы оказываемся у широкого окна в коридоре, откуда открывается обзор на одну из палат, я теряю дар речи.

* * *

Ноги подкашиваются. Сердце рухнуло в пятки. И все раны, которые я зашивала целых полгода, раскрылись и сочатся кровью. Я инстинктивно прислоняюсь к стене, хочу врасти в нее, точно сорняк, лишь бы парень – этот демон прошлого – не увидел меня! Я боюсь смотреть на него, господи, боюсь!

Это он.

Он.

Видение, однажды промелькнувшее передо мной и оставившее после себя лишь мрак. Тот, благодаря кому солнце вышло из-за горизонта, а потом утонуло вместе со звездами. Образ того, кого я мечтала увидеть вновь, убедиться, что он настоящий, вспомнить, действительно ли этот образ был до того совершенен, что, исчезнув, разрушил весь мой мир…

Кровь бросается мне в голову. В ушах поднимается звон. Я перестаю видеть и слышать.

Передо мной лишь он.

Он.

Лео…

– Эми, – Виктор берет меня за руку, – совсем плохо? Я не хотел, чтобы…

– Я…

– Уйдем? – с искренней заботой переживает он. – Давай уйдем.

– Что за женщина с ним? – шепчу, теряя голос от шока. – Она пациентка?

– Его мать, – отвечает Шестирко, выдыхая. Радуется, что я очнулась. Он снимает шляпу и нервно поправляет свои взлохмаченные русые волосы. – Элла Чацкая. Она проживает в клинике уже давно. Лео навещает ее каждую неделю.

Я кидаю в Виктора чей-то огрызок груши, а потом кричу:

– Сволочь! Представляешь, что я сначала подумала? Что он пациент!

– Ты же знала, что его мать свихнулась после самоубийства дочери.

– Да, но я никогда не размышляла о том, где она и навещает ли ее Лео, я…

– Конечно, навещает. Он же ее сын.

– Замолчи! – умоляю, закрывая лицо и сползая по стене, будто сломанная кукла. – Пожалуйста, помолчи.

– Эми, я устрою тебе встречу с ним, – тихо говорит Виктор. – Вам обоим это нужно.

– Нет…

Мое сердце бьется как сумасшедшее. Ладони дрожат. Я вся дрожу! Боже, что со мной происходит, почему я ужасно нервничаю?!

«Помни, что я люблю тебя. Умоляю, помни, что бы ни случилось, – эхом звучит в голове. – Обещай мне, Эми».

Лео произнес эти слова, когда я последний раз видела его. Слова, сказанные им до исчезновения. Гад бросил меня! Он только и делает, что пропадает, оставляя меня одну, а я сижу на полу больницы и схожу с ума, боясь даже подойти к нему.

Хватит!

– Я договорился с главным врачом, – настаивает Виктор и садится передо мной на корточки, я чувствую аромат его духов. Грейпфрут и мох. – Лео позовут в соседнюю палату. Там и поговорите, хорошо?

Желтые глаза Шестирко блестят в тусклом свете, он берет меня за руку и помогает подняться. Ноги трясутся, как при землетрясении, – это пол проваливается до преисподней, и я уже предвкушаю новые круги ада, начиная падение в бездну по имени Лео.

Это он…

Я аккуратно выглядываю в окно из-за угла.

Лео сидит на колене перед кроватью, гладит ладонь матери. Элла смотрит на сына пустым взглядом и совсем не шевелится. Восковая фигура. Я слежу за ней минут десять. Все это время она неподвижна, настолько неподвижна, что ее можно принять за предмет интерьера. Длинные каштановые волосы спутаны и закрывают часть лица. Кожа цвета слоновой кости. У глаз темные круги. Лео что-то рассказывает матери, не отпуская ее руку, и в моей памяти всплывает картина из прошлого, запахи лекарств и смерти, когда я сама сидела над бабушкой, не зная, доживет ли она до завтра.

– Что именно с его матерью?

– Шизофрения, – пожимает плечами Виктор. – Я читал выписку из медицинских документов. Там говорится, что большую часть времени Элла находится в оцепенении, отказываясь от еды и общения, а на ее лице сохраняется застывшая мимика скорби.

– Ты ведь тоже шизофреник, – напоминаю я.

– У меня не запущенный случай. Элла потеряла связь с внешним миром, бродит где-то внутри своего сознания.

– Он смотрит на нее с такой надеждой…

Лео поднимается на ноги, целует мать в лоб и собирается уходить. Я рассматриваю его – безбожно красивого демона, в радужках которого шепчет таинственный лес. Я хорошо помню этот взгляд. И запах. Древесно-шоколадный… с нотами кофе, ведь Лео пьет его миллион раз за день.

Проклятие!

Отворачиваюсь от окна и шепчу:

– Не хочу его видеть.

– Врешь.

– Он бросил меня! – кричу я. – Просто взял и исчез, оставив дурацкое письмо. Он гребаный мерзавец!

– Так и скажешь ему, – ухмыляется Виктор. – Я не говорю тебе кидаться Лео в объятия, а хочу, чтобы вы пообщались. Да хоть поругались! Можешь плюнуть в него, если разговаривать не хочешь. Тебе станет легче. Идем.

Шестирко тянет меня следом за запястье.

– Единственное, что я мечтаю сделать – застрелить его, – рычу и хватаюсь за кобуру на поясе Виктора.

Он смеется, пряча оружие под пальто.

Насколько я знаю, пистолет Виктор держит наготове: можно вынуть, нажать на курок и украсить кого-нибудь дыркой во лбу. А вот мой карманный пистолет лежит дома разряженным. Его мне тоже подарил Виктор. Для самообороны. Меня уже пытались убить родственники Лео. Я вынуждена защищаться.

Что может быть прекраснее, чем встречаться с парнем из мафиозной семьи? В любой момент тебя могут пристрелить. Потрясающе!

Мы останавливаемся перед палатой в другом корпусе. Над дверью тикают часы. Я нарочно вслушиваюсь, чтобы остановить бешеный водоворот мыслей в голове, которые верещат, что Лео не заслуживает видеть меня. Возможно, он заботился обо мне, когда ушел, – боялся навредить, испортить мою жизнь, но Лео не имел права решать подобные вещи сам.

Тик… так… тик… так…

Мечтаю разбить часы и остановить время. Оно чересчур жестоко ко мне. Или это я такая эгоистка? Не умею им пользоваться и жду поблажек. Но мне нужно еще подумать… я не готова… видеть Лео: слишком больно!

Дрожащими пальцами обхватываю ручку двери.

– Постучишь, когда закончите, что бы вы там ни делали, – усмехается Виктор.

– В смысле? Ты запрешь дверь?

– Еще как запру, – обещает он, подмигивая бровями. – И повешу цепь. Все будет проделано на высшем уровне, солнышко.

– С тебя станется такое устроить, – вздыхаю я и захожу в палату.

* * *

Лео стоит у окна, упираясь в подоконник и постукивая пальцами.

Когда я закрываю дверь, он медленно поворачивается и раздраженно врезается в меня взглядом малахитовых глаз, ведь адвокат ожидал увидеть совсем другого человека – медсестру, которая пригласила его сюда по важному вопросу и испарилась.

Однако видит он меня.

Хотела бы я сказать, что он обрадовался или хотя бы разозлился, но нет. Лео смотрит безразлично. Его взгляд пронзает насквозь, словно ледяной кинжал, и я сама ошарашенно молчу, чувствую, как меня затягивает в пропасть, откуда нет пути назад.

Лео не изменился.

Все так же прекрасен и понижает людям самооценку одним своим лицом. Красота его кажется устрашающей… он выглядит, как нечто опасное и таинственное. Возможно, из-за того, что всегда равнодушен и молчалив.

Жесткие губы. Острые скулы. Густые брови. Каштановые волосы зачесаны к затылку. Черное пальто распахнуто, и я вижу под ним ониксовый костюм – подобная внешность могла бы принадлежать самой ночи. Лео не носит другие цвета.

У него взгляд пантеры на охоте и легкая щетина, которая никогда его не портит, а подчеркивает точеную линию подбородка.

Пораженная нашей новой встречей, я замираю. Неподвижная. Испуганная. Немая. Маленькая птичка, упавшая в гнездо ястреба и устремившая свои разноцветные глаза в его зеленые, ожидая приговора.

Я помню день, когда мы столкнулись в суде. Случайно. Я подняла голову и была проклята следовать за ним, пока небеса не упадут человечеству на голову. С той секунды мое сердце больше не признавало пустоты. С той секунды я себе не принадлежала. Кричала, что терпеть не могу этого человека, но готова была бежать за ним на край галактики, с каждым днем все больше охваченная его чарами, неспособная бороться с чувствами…

– Лео, – шепчу я.

Он подходит ближе.

Малахитовые глаза наблюдают за мной. Внимательно. Кажется, я вот-вот потеряю сознание. Он ничего не произносит, но впервые за полгода я чувствую, что снова дышу полной грудью и захлебываюсь с непривычки.

– Скажи что-нибудь, – прошу я, и мужчина вздергивает брови. – Не молчи.

– Что сказать?

Он делает шаг навстречу, и я ощущаю его дыхание на лице. Слишком близко. Слишком.

– Я… не знаю, – начинаю лить слезы, горло сжимается. Ненавижу себя за это! – Ты… как ты мог, я не… я…

Язык отсыхает. Лео касается горячими пальцами моей скулы, вытирает слезы, обжигая щеку сильнее, чем раскаленное железо.

– Простите, но я тоже не понимаю, – шепчет он. – Если скажете, что случилось, я вам помогу. Только не плачьте.

– Что? – хриплю я, широко раскрывая глаза. – Почему ты так говоришь?

– Вы, наверное, пациентка, – качает он головой и берет меня за руку, которая кажется слабой и маленькой по сравнению с его ладонью. – Какая у вас палата? Я проведу.

Пациентка?

О чем он?

Я вырываю ладонь и отшатываюсь.

По венам окончательно пускается расплавленное олово.

– Ты издеваешься?!

– Успокойтесь, – низким бархатным голосом просит Лео и слегка встряхивает меня за плечи. – Если не хотите в палату, хорошо. Тогда объясните, что происходит? Я не экстрасенс.

– Подожди… ты… не знаешь меня?

– Никогда не видел, – пожимает он плечами.

– Не смешно! – восклицаю я, вцепляясь в пальто этой ледяной скалы. – Прекрати сейчас же!

– Возможно, мы были знакомы, – настороженно кивает он. – Однако… недавно со мной кое-что случилось, и я забыл часть своей жизни. Наверное, и вас тоже. Напомните, где мы познакомились. Здесь?

Я отступаю, путаясь в собственных ногах. В итоге – спотыкаюсь, падаю.

Лео ловит меня: хватает за талию и притягивает к себе. Я упираюсь в широкую грудь, ощущаю движение крепких мускулов и жар сильного тела. От прикосновений Лео мои щеки вновь вспыхивают. Дыхание мужчины тоже прерывается. Исчезают все звуки, кроме ударов его сердца. Внутри меня трещат электрические волны: они проносятся от макушки до пяток со скоростью света.

Голова кружится.

Я стараюсь не поднимать взгляда на этого человека, он чересчур красив, чтобы спокойно на него смотреть. Вдохнув запах его кожи, я не сдерживаюсь. Наши глаза на секунду встречаются. Осознаю, что во взгляде Лео есть интерес, но он взаправду исследует меня, как человека, которого первый раз в жизни видит. Оценивает. Всматривается в черты лица, детали внешности. Возможно, пытается вспомнить?

Бред!

Какая чушь!

Он не мог потерять память, что за сказки?

– Аккуратнее, – говорит Лео и отстраняется. – Если разобьете голову при падении, ваше убийство повесят на меня.

Он сопровождает слова легким смешком.

– Ты меня не знаешь? – переспрашиваю. – Как ты можешь меня не знать? Такого быть не может!

Лео закатывает глаза, будто ему приходится разговаривать со слабоумной, затем разворачивается и на прощание произносит:

– Повторяю. Я не знаю, кто вы. Во имя вашего же блага: держитесь от меня подальше. Когда на горизонте шторм, корабль нужно разворачивать, иначе есть вероятность затонуть. Будьте благоразумны. Наше общение неуместно.

Зеленые глаза вспыхивают, и до меня доходит смысл выражения «сожрать взглядом».

Я в ужасе осознаю, что это не шутка.

Лео меня не помнит…