Глава 10. Айви

Если вы думали, что после того вечера у нас с плейбоем-бариста закрутился сумасшедший роман, как бы не так. У учебы были свои планы, а преподаватели словно задались целью высосать из студентов всю кровь, ну или подвести их к добровольному заключению сделки с сатаной. Если честно, я была в шаге от последнего.

За последние две недели мы с Рэйденом виделись всего три раза. Он тоже был занят учебой, работой, тренировками по волейболу, но все равно регулярно писал мне.

Рэйден:

Доброе утро, Кнопка, одевайся потеплее, сегодня на улице жуткий ветер.

Кнопка, ты досмотрела «Властелина»? Согласна пойти со мной в кино?

Рэйден:

Я досмотрел последнюю часть «Поттера». Признаю, мне понравилось настолько, что я готов выполнить любое твое желание. Можно оно будет пошлым?;)

Постоянно думаю о тебе. Каждую минуту. Признайся, ты сбежала из Хогвартса, чтобы околдовать меня?

– Айви! – мама гаркнула мне в ухо так громко, что я подпрыгнула и уронила на стол вилку с пронзительным звоном. – Ты меня слушаешь?

– Мам, незачем так орать. Я прекрасно тебя слышу, – недовольно пробурчала я и тут же прикусила язык. Понимала, что лучше не злить маму, иначе она начнет читать нотации и я опоздаю на собеседование.

Я сидела на кухне Грега и ела его фирменную пасту со шпинатом в сливочном соусе, пока мама заваливала меня вопросами об учебе, жизни в общежитии, соседке, друзьях и о том, как я провожу свободное время.

– Ты уже пять минут таращишься в телефон и пропускаешь мои слова мимо ушей! Кто тебе там пишет? – мама попыталась заглянуть в экран, но я быстро заблокировала телефон и убрала его в карман.

– Пустяки. Это по учебе, – соврала я, даже не покраснев. Ну, не рассказывать же, что мне до звездочек в глазах понравился очаровательный плейбой-бариста, которому я облизнула щеку.

– Ты покраснела, – констатировала мама, с подозрением приподняв бровь.

– Мариса, детка, прекрати наседать на дочь. Может, она просто влюбилась.

Ох… лучше бы ты молчал, Грег.

Грег был высоким здоровяком с золотистыми кудрявыми волосами и невероятно доброй улыбкой. Когда мама сообщила, что собирается переехать к нему после года отношений на расстоянии, я была шокирована. Конечно, я обрадовалась, что ее личная жизнь налаживается, но в глубине души, как эгоистка, радовалась и за себя. Надеялась, что теперь она ослабит вожжи и предоставит мне чуточку свободы.

– Влюбилась? Она еще слишком молода для серьезных отношений. В ее возрасте вся эта любовь, – мама показала пальцами обеих рук кавычки, – заканчивается разбитым сердцем либо беременностью. Или же и тем и другим.

– Брось, Мари, разве ты в ее возрасте не влюблялась? Это ведь самое беззаботное время, дай Айви немного свободы. – Грег говорил мягким тоном, у него на губах играла теплая улыбка, но во взгляде читалось осуждение.

В глазах мамы вспыхнул опасный блеск.

Я уставилась в тарелку, делая вид, что тщательно пережевываю пасту, хотя мысленно продумывала план побега. Потому что Грег ступил на зыбкую почву.

– Айви – не я! Она наивна, как ребенок, и любой красавчик с мозгом колибри сможет ее обмануть.

Мое лицо заполыхало до кончиков ушей.

– Я наелась, мне пора собираться на собеседование, – быстро пробормотала я, стараясь не выдать дрожи в голосе, а затем схватила телефон и убежала в комнату, которую выделил для меня Грег в своем доме. Она раньше принадлежала его дочери, Нэнси, но та уже вышла замуж и переехала в другой штат.

Грег овдовел шесть лет назад и, по словам Нэнси, очень тяжело переживал смерть любимой жены. Он и правда был замечательным, но в его доме я все равно ощущала себя чужой. Чужие фото в рамках, чужие книги, чужие грамоты за достижения по гимнастике (Нэнси была профессиональной гимнасткой), чужие плакаты на стенах в комнате, которую я заняла. Грег разрешил мне изменить все по своему вкусу, но я не могла злоупотреблять его добротой. К тому же большую часть времени я проводила в кампусе.

Я подготовила белую блузку, юбку-карандаш и черные туфли-лодочки и начала переодеваться, стараясь не прокручивать в голове брошенные матерью слова.

Она наивна, как ребенок, и любой красавчик с мозгом колибри сможет ее обмануть.

Я пыталась оправдать маму, честное слово. В порыве злости она могла и не такое сказать, но каждый раз ее слова причиняли боль, как от удара баскетбольным мячом по носу. Грег просто задел ее самую больную рану. Угадал, что Мариса Харт влюбилась в моем возрасте. Первый и, скорее всего, последний раз. В моего отца, который оказался тем еще подонком.

Знакомство в восемнадцать, дикая страсть, любовь, беременность, свадьба – вот история моего появления на свет.

Сначала между ними все складывалось хорошо. Они любили друг друга, но происходили из совершенно разных миров. В мире отца моя мама всегда была чужой, – и даже я успела это почувствовать на себе, когда стала немного старше. Родители отца терпеть не могли Марису, считая, что она не ровня им и их сыну. Они не жаловали и меня. Поддавшись влиянию собственных родителей, папа все больше отдалялся от мамы, а через десять лет брака она узнала, что Кристиан Колтон – любовь всей ее жизни – изменяет ей на протяжении года.

Именно из-за своего горького опыта мама запретила мне заводить отношения до окончания учебы. А я, как типичный подросток, пыталась идти ей наперекор.

Я уже собиралась сменить черный лифчик на белый в тон блузки, когда за спиной раздался звук открывающейся двери.

– Мам! Ты когда-нибудь научишься стучаться перед тем, как войти в комнату?

– Чего я там не видела? – фыркнула она, бросив небрежный взгляд на мой живот. – Тебе не стоит налегать на сладкое, ты набрала вес.

– Личные. Границы, – отчеканила я, но, быстро опомнившись, прикусила язык. Мама и так была не в духе, а если я доведу ее, то точно опоздаю на собеседование, пока буду слушать тирады о том, какая я неблагодарная дочь.

– Так что за собеседование? – спросила она, проигнорировав мои слова. Она прислонилась плечом к дверному проему и скрестила руки на груди.

Понимая, что мама никуда не уйдет, я оставила попытки сменить лифчик и вместо белой блузки натянула черную водолазку.

– Я уже рассказывала, – начала я, собирая волосы в высокий хвост. – Я нашла объявление в студенческой газете, что пожилой женщине нужна компаньонка. Оплата достойная, рабочий день пять часов, опыт и квалификация не требуются.

– Собираешься устроиться сиделкой? – В голосе мамы слышалось осуждение.

Стараясь сохранять невозмутимое спокойствие, я подошла к круглому зеркалу, висевшему на дверце шкафа, и начала красить тушью ресницы.

– Не сиделкой, а компаньонкой. В объявлении сказано, что женщине нужен интересный собеседник. В обязанности не входит уход за ней, максимум – приготовить чай, загрузить посудомоечную машину, полить цветы или протереть пыль. – Я намеренно не смотрела в сторону мамы, хоть и чувствовала на себе ее тяжелый взгляд, готовый прожечь дыру в виске.

– С кем ты переписывалась за обедом? – она сменила тему так быстро, что я на несколько секунд растерялась и чуть не размазала тушь по веку.

– С соседкой по комнате, – соврала я.

Мама молчала. Но ее молчание казалось таким громким, что я не выдержала и обернулась. Внешне мы были очень похожи: только глаза у мамы были карие, а мне же достался от папы редкий синий цвет. Порой я даже думала, что мама меня за это недолюбливает. Словно я предала ее, унаследовав от отца самую незначительную деталь.

– Айви, ты помнишь? Никаких серьезных отношений до конца учебы, – отчеканила она жестким, не терпящим возражений тоном. – Какой-нибудь недоумок вскружит тебе голову, заделает ребенка, а потом ты останешься на улице без хорошего образования и с пустым кошельком.

– Помню, – выдавила я. Перед глазами всплыл образ Рэйдена, дующего на мое пораненное ухо. Мне вдруг захотелось огрызнуться, поспорить, но разум упорно твердил молчать. Может, мама была права и я действительно слишком доверчива?

На столе завибрировал телефон.

Я уже собиралась подойти посмотреть, кто мне написал, но мама стояла ближе. Тремя шагами она пересекла расстояние от двери до компьютерного стола и заглянула в телефон. Я внутренне сжалась, но то, что последовало дальше, вышибло дух из моих легких.

– Это уведомление из «Фейсбука»^[4]? – угрожающим тоном спросила мама, ткнув в мою сторону телефоном.

У меня мигом пересохло во рту.

Какая же я идиотка! Почему не додумалась отключить уведомления в настройках приложения?

– Мама… не злись, я все объясню, – залепетала я, нервно заламывая пальцы.

Она стремительно приблизилась ко мне, и я машинально вжала голову в плечи, словно ожидая удара, хотя мама никогда не занималась рукоприкладством. Ей хватало обычных слов, чтобы ранить меня.

– Я всю жизнь забочусь о твоей безопасности, а ты хочешь все разрушить? – едва слышно, но очень грозно прошипела она, нависая надо мной. Хотя мы с ней были одинакового роста, в этот момент я чувствовала себя хоббитом, которого собирался испепелить огнедышащий дракон. – Из-за твоей беспросветной глупости он может найти нас!

– Мама, прошу, выслушай меня. Там нет никаких моих данных, кроме имени и фамилии. Даже фотографий нет. Мне нужен был аккаунт, чтобы добавиться в университетские чаты и группы.

– Думаешь, этого недостаточно? Для него? – вспылила мама, потрясая телефоном перед моим носом. – Любой неверный шаг, и нас разлучат! Ты этого хочешь? Хочешь, чтобы я навсегда исчезла из твоей жизни? – У нее на глазах выступили злые слезы, а губы задрожали.

Стены со старомодными обоями в цветочек давили на меня со всех сторон, словно я находилась в крошечном спичечном коробке. Мне не хватало воздуха. Так случалось всегда, когда речь заходила о нем. Вернее, не так… Когда мама начинала говорить о нем. Казалось, я вот-вот услышу грохот опрокидываемого стола и громкий плач мамы.

– Мамочка, пожалуйста, прости меня. Я не хотела. Правда, – начала оправдываться я, но моя речь вышла сбивчивой и неуверенной.

– Удали аккаунт и больше не смей совершать таких глупых ошибок.

Всего секунду назад на лице мамы отражалась боль от незаживающей годами раны, глаза блестели от слез, а теперь передо мной снова стояла властная и контролирующая каждый мой вдох Мариса Харт.

Я тяжело сглотнула:

– Хорошо, мама.

– Удали при мне.

Я понимала ее, честно, но мне надоело жить в страхе, надоело чувствовать себя преступницей и беглянкой. Мне хотелось просто жить. Я надеялась, что когда мне исполнится восемнадцать, то станет легче. Видимо, ошиблась.

Я взяла протянутый телефон. Взгляд мамы пронзал меня так, что я не сразу попала пальцем по иконке приложения. В строке меню висел значок, оповещающий о новом сообщении. Я хотела прочесть его, но мама не собиралась отворачиваться и прочитала бы его вместе со мной.

Перед глазами все расплывалось от подступивших слез. Как обидно и несправедливо! Я не знала, на кого злюсь больше: на маму, на обстоятельства или на себя – за то, что не могу отстоять личные границы и убедить маму в том, что больше нечего бояться. Я уже совершеннолетняя. Никто не сможет разлучить нас против моей воли.

Убедившись, что я удалила аккаунт, мама вышла из комнаты. Она не сказала, что сожалеет, не обняла – абсолютно ничего не сделала.

Я оглянулась на зеркало и в отражении увидела жалкую девчонку с глазами, как у панды из-за размазанной туши. Ну вот, теперь придется все смывать и краситься заново. Я сосредоточилась на этой мысли, стараясь не впускать в голову другие – более болезненные и опасные.

Телефон снова завибрировал.

Рэйден

Кнопка, ты не против увидеться сегодня вечером? Отметим успешно пройденное собеседование (я уверен, ты его пройдешь). Если не против, скажи, что из вкусняшек принести? Как насчет пончиков, отвратительно сладких, как твой любимый латте? Или пиццу, такую же горячую, как я?

Я улыбнулась сквозь слезы, почувствовав на сердце тепло, словно в меня влили тройную порцию латте, приготовленного Рэйденом. Никогда мне так отчаянно не хотелось, чтобы мама ошибалась.